Бывает слово ненавижу звучит слабей чем не увижу
Константин Михайлович Симонов – цитаты и высказывания
Мне нужны твои письма, как хлеб, как оружье,
Как решимость подняться над страхом своим.
Я такой же, как все. Я не лучше, не хуже.
Только письма твои — мне нужны, а не им. Не тоскуй. Я и так за двоих нас тоскую,
За два тела воюю и за две души.
Эта ноша тяжка. Но я выбрал такую.
Только письма пиши мне. Пиши мне. Пиши.
Много раз нам потом
хорошо еще вместе бывало.
Мы работали рядом
и были довольны судьбой.
Но я помнил всегда,
да едва ли и ты забывала,
Что однажды вдвоем
показалось нам плохо с тобой.
Я, верно, был упрямей всех,
Не слушал клеветы
И не считал по пальцам тех,
Кто звал тебя на «ты». Я, верно, был честней других
Моложе, может быть,
Я не хотел грехов твоих
Прощать или судить.
Я письмо перечту,
я на пальцах еще погадаю:
Отправлять или нет?
И скорее всего не пошлю.
Я на этих листках
подозрительно сильно страдаю
Для такого спокойного слова.
как «я не люблю».
Нас пули с тобою пока еще милуют,
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился.
Ни в одном человеке чувства святого нет.
Сколько б ни придумывал фамилий
Мертвым из моих военных книг,
Все равно их в жизни хоронили.
Кто-то ищет каждого из них. Взял я русское простое имя.
Первое из вспомнившихся мне,
Но оно закопано с другими
Слишком много раз на той войне. На одну фамилию — четыре
Голоса людских отозвалось.
Видно, чтобы люди жили в мире,
Нам дороже всех платить пришлось!
А кто на перекор нам,
Вдруг встанет на дороге,
Пусть, как завистник черный,
Скорей уносит ноги!
Фашизм — это человеконенавистничество.
Фашизм — это презрение к другим народам.
Фашизм — это культ грубой силы.
Фашизм — это уничтожение человеческой личности.
Фашизм — это идеология, при помощи которой один человек хочет поставить ногу на шею другому и сделать этого другого человека рабом.
Я мир такой отвергаю, он в горле стал поперек.
Он злу и добру достойного места не приберег.
В нем благородство тщетно: потворствует подлым рок.
Я правды искал, но правды снова и снова нет.
Все подло, лживо и криво — на свете прямого нет.
Как недолго и просто влюбиться
И как сложно с тобой
с глазу на глаз нам век вековать.
Повсюду царство коварства, и царства другого нет!
Они гордились дружбою своей,
Тем, что они так попросту дружны,
Что друг от друга ни ему ни ей,
Казалось, больше ничего не нужно.
Россия, Родина, тоска.
Ты вся в дыму, как поле боя.
Всякий чего-то ищет, погонею поглощен.
Ищут себе престолов, венцов, диадем, корон.
Шах округляет земли — за ними в погоне он.
Влюбленный бежит за тою, в которую он влюблен.
Ни радости нет на свете, ни прочного крова нет.
Он всплыть хотел, считая, что для этого
Полезно всех других пустить ко дну.
Опять в газетах пишут о войне,
Опять ругают русских и Россию.
Русские — упрямый народ, и, если им однажды пришла в голову хорошая идея, они рано или поздно осуществят её с поистине русским размахом!
Напоминает море — море.
Напоминают горы — горы.
Напоминает горе — горе;
Одно — другое. Чужого горя не бывает,
Кто это подтвердить боится,-
Наверно, или убивает,
Или готовится в убийцы.
Я знаю, здесь мои стихи живут
В прекрасном Вашем переводе.
И будут жить, покуда жены ждут
Тех, кто в походе. Уж четверть века пушки бьют и бьют!
И вдовы на могилы ходят,
И, ждя живых, мои стихи живут
В прекрасном Вашем переводе.
Отчаявшись в спасении
И бредя наяву,
Как при землетрясении.
Я при тебе живу.
В мае, месяце зеленом,
От чужих краев устав,
Я вернулся в них влюбленным,
С добрым словом на устах.
О, труды, что ушли, их плоды, что ушли,
И мечты, что вновь не придут.
Стекло тысячеверстной толщины
Разлука вставила в окно твоей квартиры,
И я смотрю, как из другого мира,
Мне голоса в ней больше не слышны.
Когда пушки мои говорили с врагами как судьи,
Когда мир содрогался в хрустящих объятьях войны,
Догадайся, о чем я мечтал у лафета орудья?
О цветах полевых. Об улыбке жены.
А стук колес уходит в прошлое,
Напоминая мне без жалости
О том, как много мною прожито,
И об оставшейся мне малости.
Того, кем путь наш честно прожит,
Согнуть труднее, чем сломать.
Чем, в самом деле, жизнь нас может.
Нас, все видавших, испугать?
Снова сбросила холод седой земля,
В теплом воздухе ветками шевеля,
Зеленее зеленого тополя.
А мы с тобой — седеем.
Мы — мастера угля, железа, хлеба,
Решают дело наши голоса.
Мы выйдем в блузах голубых, как небо,
И у людей откроются глаза.
Наверно, в космосе есть тоже
Непрекращаемость атак.
Все остальное — непохоже,
А это — так.
Наверно, так.
Преуменьшающий беду,
Чью тяжесть сам он понимает,
По чуть схватившемуся льду —
Бегущего напоминает. Скользит, подыскивая слово,
Чтоб не сказать — ни «нет», ни «да»,
А там, внизу, течет сурово
Истории
тяжелая
вода.
А теперь привыкать надо к слову: «Он был».
Привыкать говорить про него: «Говорил»,
Говорил, приходил, помогал, выручал,
Чтобы я не грустил — долго жить обещал,
Еще в памяти все твои живы черты,
А уже не могу я сказать тебе «ты».
Константин Михайлович Симонов – цитаты и высказывания
Мне нужны твои письма, как хлеб, как оружье,
Как решимость подняться над страхом своим.
Я такой же, как все. Я не лучше, не хуже.
Только письма твои — мне нужны, а не им. Не тоскуй. Я и так за двоих нас тоскую,
За два тела воюю и за две души.
Эта ноша тяжка. Но я выбрал такую.
Только письма пиши мне. Пиши мне. Пиши.
Много раз нам потом
хорошо еще вместе бывало.
Мы работали рядом
и были довольны судьбой.
Но я помнил всегда,
да едва ли и ты забывала,
Что однажды вдвоем
показалось нам плохо с тобой.
Я, верно, был упрямей всех,
Не слушал клеветы
И не считал по пальцам тех,
Кто звал тебя на «ты». Я, верно, был честней других
Моложе, может быть,
Я не хотел грехов твоих
Прощать или судить.
Я письмо перечту,
я на пальцах еще погадаю:
Отправлять или нет?
И скорее всего не пошлю.
Я на этих листках
подозрительно сильно страдаю
Для такого спокойного слова.
как «я не люблю».
Нас пули с тобою пока еще милуют,
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился.
Ни в одном человеке чувства святого нет.
Сколько б ни придумывал фамилий
Мертвым из моих военных книг,
Все равно их в жизни хоронили.
Кто-то ищет каждого из них. Взял я русское простое имя.
Первое из вспомнившихся мне,
Но оно закопано с другими
Слишком много раз на той войне. На одну фамилию — четыре
Голоса людских отозвалось.
Видно, чтобы люди жили в мире,
Нам дороже всех платить пришлось!
А кто на перекор нам,
Вдруг встанет на дороге,
Пусть, как завистник черный,
Скорей уносит ноги!
Фашизм — это человеконенавистничество.
Фашизм — это презрение к другим народам.
Фашизм — это культ грубой силы.
Фашизм — это уничтожение человеческой личности.
Фашизм — это идеология, при помощи которой один человек хочет поставить ногу на шею другому и сделать этого другого человека рабом.
Я мир такой отвергаю, он в горле стал поперек.
Он злу и добру достойного места не приберег.
В нем благородство тщетно: потворствует подлым рок.
Я правды искал, но правды снова и снова нет.
Все подло, лживо и криво — на свете прямого нет.
Как недолго и просто влюбиться
И как сложно с тобой
с глазу на глаз нам век вековать.
Повсюду царство коварства, и царства другого нет!
Они гордились дружбою своей,
Тем, что они так попросту дружны,
Что друг от друга ни ему ни ей,
Казалось, больше ничего не нужно.
Россия, Родина, тоска.
Ты вся в дыму, как поле боя.
Всякий чего-то ищет, погонею поглощен.
Ищут себе престолов, венцов, диадем, корон.
Шах округляет земли — за ними в погоне он.
Влюбленный бежит за тою, в которую он влюблен.
Ни радости нет на свете, ни прочного крова нет.
Он всплыть хотел, считая, что для этого
Полезно всех других пустить ко дну.
Опять в газетах пишут о войне,
Опять ругают русских и Россию.
Русские — упрямый народ, и, если им однажды пришла в голову хорошая идея, они рано или поздно осуществят её с поистине русским размахом!
Напоминает море — море.
Напоминают горы — горы.
Напоминает горе — горе;
Одно — другое. Чужого горя не бывает,
Кто это подтвердить боится,-
Наверно, или убивает,
Или готовится в убийцы.
Я знаю, здесь мои стихи живут
В прекрасном Вашем переводе.
И будут жить, покуда жены ждут
Тех, кто в походе. Уж четверть века пушки бьют и бьют!
И вдовы на могилы ходят,
И, ждя живых, мои стихи живут
В прекрасном Вашем переводе.
Отчаявшись в спасении
И бредя наяву,
Как при землетрясении.
Я при тебе живу.
В мае, месяце зеленом,
От чужих краев устав,
Я вернулся в них влюбленным,
С добрым словом на устах.
О, труды, что ушли, их плоды, что ушли,
И мечты, что вновь не придут.
Стекло тысячеверстной толщины
Разлука вставила в окно твоей квартиры,
И я смотрю, как из другого мира,
Мне голоса в ней больше не слышны.
Когда пушки мои говорили с врагами как судьи,
Когда мир содрогался в хрустящих объятьях войны,
Догадайся, о чем я мечтал у лафета орудья?
О цветах полевых. Об улыбке жены.
А стук колес уходит в прошлое,
Напоминая мне без жалости
О том, как много мною прожито,
И об оставшейся мне малости.
Того, кем путь наш честно прожит,
Согнуть труднее, чем сломать.
Чем, в самом деле, жизнь нас может.
Нас, все видавших, испугать?
Снова сбросила холод седой земля,
В теплом воздухе ветками шевеля,
Зеленее зеленого тополя.
А мы с тобой — седеем.
Мы — мастера угля, железа, хлеба,
Решают дело наши голоса.
Мы выйдем в блузах голубых, как небо,
И у людей откроются глаза.
Наверно, в космосе есть тоже
Непрекращаемость атак.
Все остальное — непохоже,
А это — так.
Наверно, так.
Преуменьшающий беду,
Чью тяжесть сам он понимает,
По чуть схватившемуся льду —
Бегущего напоминает. Скользит, подыскивая слово,
Чтоб не сказать — ни «нет», ни «да»,
А там, внизу, течет сурово
Истории
тяжелая
вода.
А теперь привыкать надо к слову: «Он был».
Привыкать говорить про него: «Говорил»,
Говорил, приходил, помогал, выручал,
Чтобы я не грустил — долго жить обещал,
Еще в памяти все твои живы черты,
А уже не могу я сказать тебе «ты».
Константин Михайлович Симонов – цитаты и высказывания
Мне нужны твои письма, как хлеб, как оружье,
Как решимость подняться над страхом своим.
Я такой же, как все. Я не лучше, не хуже.
Только письма твои — мне нужны, а не им. Не тоскуй. Я и так за двоих нас тоскую,
За два тела воюю и за две души.
Эта ноша тяжка. Но я выбрал такую.
Только письма пиши мне. Пиши мне. Пиши.
Много раз нам потом
хорошо еще вместе бывало.
Мы работали рядом
и были довольны судьбой.
Но я помнил всегда,
да едва ли и ты забывала,
Что однажды вдвоем
показалось нам плохо с тобой.
Я, верно, был упрямей всех,
Не слушал клеветы
И не считал по пальцам тех,
Кто звал тебя на «ты». Я, верно, был честней других
Моложе, может быть,
Я не хотел грехов твоих
Прощать или судить.
Я письмо перечту,
я на пальцах еще погадаю:
Отправлять или нет?
И скорее всего не пошлю.
Я на этих листках
подозрительно сильно страдаю
Для такого спокойного слова.
как «я не люблю».
Нас пули с тобою пока еще милуют,
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился.
Ни в одном человеке чувства святого нет.
Сколько б ни придумывал фамилий
Мертвым из моих военных книг,
Все равно их в жизни хоронили.
Кто-то ищет каждого из них. Взял я русское простое имя.
Первое из вспомнившихся мне,
Но оно закопано с другими
Слишком много раз на той войне. На одну фамилию — четыре
Голоса людских отозвалось.
Видно, чтобы люди жили в мире,
Нам дороже всех платить пришлось!
А кто на перекор нам,
Вдруг встанет на дороге,
Пусть, как завистник черный,
Скорей уносит ноги!
Фашизм — это человеконенавистничество.
Фашизм — это презрение к другим народам.
Фашизм — это культ грубой силы.
Фашизм — это уничтожение человеческой личности.
Фашизм — это идеология, при помощи которой один человек хочет поставить ногу на шею другому и сделать этого другого человека рабом.
Я мир такой отвергаю, он в горле стал поперек.
Он злу и добру достойного места не приберег.
В нем благородство тщетно: потворствует подлым рок.
Я правды искал, но правды снова и снова нет.
Все подло, лживо и криво — на свете прямого нет.
Как недолго и просто влюбиться
И как сложно с тобой
с глазу на глаз нам век вековать.
Повсюду царство коварства, и царства другого нет!
Они гордились дружбою своей,
Тем, что они так попросту дружны,
Что друг от друга ни ему ни ей,
Казалось, больше ничего не нужно.
Россия, Родина, тоска.
Ты вся в дыму, как поле боя.
Всякий чего-то ищет, погонею поглощен.
Ищут себе престолов, венцов, диадем, корон.
Шах округляет земли — за ними в погоне он.
Влюбленный бежит за тою, в которую он влюблен.
Ни радости нет на свете, ни прочного крова нет.
Он всплыть хотел, считая, что для этого
Полезно всех других пустить ко дну.
Опять в газетах пишут о войне,
Опять ругают русских и Россию.
Русские — упрямый народ, и, если им однажды пришла в голову хорошая идея, они рано или поздно осуществят её с поистине русским размахом!
Напоминает море — море.
Напоминают горы — горы.
Напоминает горе — горе;
Одно — другое. Чужого горя не бывает,
Кто это подтвердить боится,-
Наверно, или убивает,
Или готовится в убийцы.
Я знаю, здесь мои стихи живут
В прекрасном Вашем переводе.
И будут жить, покуда жены ждут
Тех, кто в походе. Уж четверть века пушки бьют и бьют!
И вдовы на могилы ходят,
И, ждя живых, мои стихи живут
В прекрасном Вашем переводе.
Отчаявшись в спасении
И бредя наяву,
Как при землетрясении.
Я при тебе живу.
В мае, месяце зеленом,
От чужих краев устав,
Я вернулся в них влюбленным,
С добрым словом на устах.
О, труды, что ушли, их плоды, что ушли,
И мечты, что вновь не придут.
Стекло тысячеверстной толщины
Разлука вставила в окно твоей квартиры,
И я смотрю, как из другого мира,
Мне голоса в ней больше не слышны.
Когда пушки мои говорили с врагами как судьи,
Когда мир содрогался в хрустящих объятьях войны,
Догадайся, о чем я мечтал у лафета орудья?
О цветах полевых. Об улыбке жены.
А стук колес уходит в прошлое,
Напоминая мне без жалости
О том, как много мною прожито,
И об оставшейся мне малости.
Того, кем путь наш честно прожит,
Согнуть труднее, чем сломать.
Чем, в самом деле, жизнь нас может.
Нас, все видавших, испугать?
Снова сбросила холод седой земля,
В теплом воздухе ветками шевеля,
Зеленее зеленого тополя.
А мы с тобой — седеем.
Мы — мастера угля, железа, хлеба,
Решают дело наши голоса.
Мы выйдем в блузах голубых, как небо,
И у людей откроются глаза.
Наверно, в космосе есть тоже
Непрекращаемость атак.
Все остальное — непохоже,
А это — так.
Наверно, так.
Преуменьшающий беду,
Чью тяжесть сам он понимает,
По чуть схватившемуся льду —
Бегущего напоминает. Скользит, подыскивая слово,
Чтоб не сказать — ни «нет», ни «да»,
А там, внизу, течет сурово
Истории
тяжелая
вода.
А теперь привыкать надо к слову: «Он был».
Привыкать говорить про него: «Говорил»,
Говорил, приходил, помогал, выручал,
Чтобы я не грустил — долго жить обещал,
Еще в памяти все твои живы черты,
А уже не могу я сказать тебе «ты».