На чем викинги гадали
Неистовые скандинавы: во что верили и о чём мечтали викинги
Текст предоставлен издательством «Альпина нон-фикшн».
Ясно, что в стремлении стяжать добро, землю и славу викинги охотно шли на отчаянный риск. Идеология этого дерзкого и предприимчивого сообщества всячески порицала уклонение от опасности. Мир, в котором жили древние скандинавы-язычники, не предполагал стремления к какой-либо высокой цели, и если людей и вправду создали боги, они сделали это лишь для собственной выгоды: чтобы было кому приносить им жертвы. Если человеческая жизнь в этом мире могла иметь какой-то смысл, то лишь тот, который ты придашь ей сам, совершив деяния, за которые тебя будут помнить.
Гнев и милость богов
В скандинавских мифах боги никогда не представали образцами добродетели, достойной подражания. Они стояли выше человеческой морали и, если нужно, легко лгали и обманывали, особенно в общении с великанами. Законы в Скандинавии также не были освящены авторитетом богов: за поддержание общественного порядка отвечали люди, и относились они к этому предельно серьёзно, несмотря на те бесчинства, что творили в чужих землях. Среди богов лишь Один, верховный бог, обладал мудростью. Он принёс людям знание рун, поэзию, ярость берсерков (воинов, посвящающих себя Одину) и опасную магию под названием сейд, наделявшую даром предвидения и другими, более зловещими способностями.
Как и все доиндустриальные аграрные общества, скандинавы были беззащитны перед превратностями стихий и в борьбе за выживание уповали на помощь богов. Тех нужно было умилостивить, и в этом помогали только молитва и жертвы. Главной культовой практикой был праздник с жертвоприношениями, называвшийся «блот» («приношение крови»), которые устраивались осенью, в середине зимы и весной.
В скандинавском язычестве не было жрецов, поэтому совершал жертвоприношения местный король или вождь. Чаще всего на алтарь приносили свиней и лошадей. Кровь жертвенных животных, которую разбрызгивали на идолов, на стены святилищ и участников праздника, как считалось, укрепляла и людей, и богов. Мясо животных после этого варили в огромных котлах и съедали на священном пиру, на котором, по верованиям скандинавов, присутствовали и боги. Возносились молитвы и провозглашались тосты за плодородие, здравие и процветание. Иногда практиковались и человеческие жертвоприношения (делались обычно путём удушения), особенно в честь Одина, который пожертвовал собой, провисев девять дней на Иггдрасиле («древе жизни»), чтобы познать тайну рун.
Хладнокровный и расчётливый Один особенно почитался королями, воинами и поэтами, но его скорее боялись, нежели любили. А самым популярным богом был, вероятно, сын Одина, могущественный громовержец Тор. Он был довольно вспыльчив и не особенно сообразителен — в большинстве сюжетов о Торе присутствует ирония по поводу его ограниченности и грубой силы, — но зато дружелюбен по отношению к людям. Тор защитил людей от великанов, желавших хаоса, разбив тем головы волшебным молотом Мьёльниром. Крестьяне и мореходы молили Тора о хорошей погоде. Путешественники носили миниатюрные молоты как защитный амулет, подобно тому как христиане — образки святого Христофора.
Бог плодородия Фрейр управлял солнцем и дождём, и ему молились и приносили жертвы те, кто хотел мира и доброго урожая.
Из женских божеств самыми популярными, вероятно, были Фрейя, богиня секса и любви, и жена Одина Фригг, которую призывали женщины в родах. Жертвы приносили также дисам, безымянным сверхъестественным существам, связанным с плодородием и смертью. Дисы могли содействовать в деторождении, и у каждой семьи была своя диса-защитница. Однако, если их прогневать, дисы становились опасны, так что раз в году им приносили жертвы на празднике, называвшемся «дисаблот», который в Норвегии и Дании устраивали в начале зимы, а в Швеции — в конце. Случалось, кровавыми жертвоприношениями задабривали и эльфов, так как и они могли досадить человеку множеством способов.
Слава как жизнь после смерти
За исключением Вальгаллы, в остальном скандинавские представления о загробной жизни были довольно туманными и мрачными. Распространённая практика погребения вместе с умершим даров и принесённых в жертву животных и даже рабов подсказывает, что скандинавы представляли загробную жизнь похожей на земную, вплоть до сохранения социальных различий, и что умершие для них оставались некими призрачными сущностями, обитающими в могилах.
Наряду с этим бытовало поверье, что умершие от болезни и старости попадают в наполненный ледяным туманом Нифльхейм, где их не ждёт ничего хорошего, например — делёж скудной снеди, раздаваемой разлагающейся богиней Хель. Души незамужних дев забирала Фрейя, которая помещала их в своем дворце Фолькванге: Один разрешил ей забирать туда же часть его воинов, чтобы девы не скучали в одиночестве. Души утопленников собирала Ран и доставляла на остров Хлеси во дворец своего мужа, бога моря Эгира. Попавшим к Эгиру повезло по крайней мере в том, что среди богов он был лучшим пивоваром.
Возможно, вследствие христианского влияния в скандинавском язычестве возникла концепция посмертного воздаяния, хотя и в виде судилища без судьи. Души праведных попадали в Гимле — дворец с золотой крышей в Асгарде, или в другой гостеприимный чертог Синдри на горе Нидафьёль в подземном царстве. Клятвопреступники и убийцы принимали заслуженные страдания в Настрандире, страшном дворце в Нифльхейме, построенном из переплетающихся ядовитых змей. Самые чёрные души низвергались в Хвергельмир, колодец в подземном царстве, где их пожирал дракон Нидхёгг.
Для большинства варианты посмертного жребия не обещали ничего такого, что было бы лучше их земного существования: даже самым славным воинам предстояло сгинуть в битве, которой им не суждено было выиграть, так что разумнее всего было жить сегодняшним днём.
Викинги верили в конечность всего, даже богов и посмертной жизни, это формировало у них фаталистический взгляд на жизнь и безразличие к смерти. Считалось, что воин должен встречать её пожатием плеч и мрачной усмешкой, чтобы показать, что он сохранил самообладание и не поддаётся страху. Жизнь не стоила того, чтобы за неё особенно цепляться, и если выпало погибнуть, ты всё равно не мог ничего с этим поделать.
Язычники-скандинавы считали, что при рождении каждого человека присутствуют норны — женские божества, определяющие его судьбу. Предсказание судьбы выглядело как сучение пряжи или нанесение зарубок на дерево, и раз указанную судьбу изменить было невозможно. Норны были высшей силой во Вселенной, и даже боги не смели оспаривать их приговор. В иных культурах подобные воззрения могут воспитывать апатию. В Скандинавии, однако, они питали дух авантюризма и предприимчивости, без которых никогда не случилось бы эпохи викингов. Добрую или злую, норны предписывали судьбу человека, но они не могли предписать, как он примет свою участь. Человек мог осторожничать и избегать малейшей опасности, но это не уберегало от рока: в назначенный час он умирал, в уютной ли постели или в гуще сражения.
Человек без чести становился «нидингом», в буквальном смысле никем, его забывали — и поделом — даже родные. Тот, кто не рисковал ничем, достигал меньше, чем ничего. Лучше было проявлять храбрость и стяжать славу, богатство и почести дальними опасными походами и подвигами на поле брани. Тогда можно было умереть спокойно, зная, что и в следующих поколениях скальды (придворные поэты) будут петь тебе хвалу за пиршественным столом: вот единственная несомненная посмертная жизнь, на какую стоило надеяться.
Как викинги — мастера пыток и казней — добирались до Константинополя через Русь
Каждый школьник по учебнику истории знает: «путь из варяг в греки» — это маршрут «экспансии» викингов из Балтийского моря в Чёрное, к Царьграду (Константинополю). Проходил он, согласно летописям, из Финского залива по реке Неве через Ладожское озеро в реку Волхов, а затем через озеро Ильмень по рекам Ловать и Днепр уходил в Чёрное море. Но были и другие пути, например из Днепра через волок в Западную Двину или из Чёрного моря в Меот (Азовское море), а оттуда по реке Дон на север.
Казалось бы, о чём тут гадать? Всё и так ясно: ходили викинги по Русской земле то на север, то на юг, словно у себя дома. А обитатели Русской равнины — славянские племена — то ли были не в курсе, то ли по лесам сидели. Но так ли всё было на самом деле?
Путь открыли задолго до викингов
Путь открыли задолго до викингов. Древний грек Диодор Сицилийский так писал в мифе об аргонавтах, события которого происходили задолго до Троянской войны, начавшейся в 1193 году до нашей эры: когда Эит с кораблями закрыл устье Понта (Чёрного моря), аргонавты ушли от него вверх по Танаиду (Дону) до истока. Затем они перетащили корабль в другую реку, спустились по ней «в океан» и проплыли от севера на запад, «имея сушу по левую руку», и рядом с Гадиром (испанским Кадисом) снова «вступили в наше море».
Ещё один грек, Антоний Диоген, писал о путешествии некоего Диния, который вместе с сыном поехал посмотреть мир и совершил ещё более грандиозное путешествие, побывал на Каспии, на Урале, добрался по Танаиду до океана и вернулся домой на остров Фулу через «внешнее море».
То есть начиная со II тысячелетия до нашей эры жившие на Русской равнине народы прекрасно знали все речные торговые пути и широко использовали не только их, но и систему волоков между ними.
Ни один враг или путешественник, передвигавшийся по Руси без проводника, не мог знать, в каком именно месте нужно перетаскивать корабли в другой водоём. А это означает одно: люди, открывшие путь «из варяг в греки», были местными жителями — протославянами, той частью ариев, которая 4800 лет назад осталась жить на Русской равнине. Ни о каких викингах тогда никто не знал, а в Скандинавии в это время жили. тоже славяне!
Об этом говорит исследование шведских учёных, которые изучили останки 11 древних жителей полуострова и обнаружили, что все они переселились на полуостров из Причерноморья и Прикаспия. А в могильнике Вергсгрейвен в 170 километрах от Стокгольма был найден мужчина с вполне современным русским субкладом R1a1 Z283, который жил в Скандинавии 2620 лет назад.
Справедливости ради стоит сказать, что древние славяне не всегда были такими радушными к грекам, и уже в начале нашей эры торговый путь был поставлен под строгий контроль — мир и тогда не был особенно рад славянам.
Ходить было не на чем!
Но вернёмся к викингам. Чтобы ходить по рекам из Балтики в Чёрное море, нужны были не только знание местности или проводники — требовались особые суда. Норвежские драккары для этого не подходили. У них была глубокая осадка (до 0,9 м) и киль, выступавший на 0,5 м, — всё это делало невозможным проход по каменистым порогам рек. К такому выводу пришёл научный руководитель проекта «Подводное наследство России» кандидат технических наук Андрей Лукошков, изучивший все археологические находки, относящиеся к кораблям.
Ещё более невероятной ему показалась возможность волока. Драккары имели слишком массивные киль и штевни, а обшивочные доски корабля достигали толщины 30 мм, причём они крепились внахлёст на 20–30% от ширины.
Фото © Getty Images
Судно викингов 850 года, найденное археологами в Гокстаде, должно было весить не менее девяти тонн, а вместе с грузом и экипажем — не менее 18 тонн. При экипаже в 70 человек на долю каждого приходилось по 130 кг веса. Поднять такой корабль на крутой берег Днепра или обнести его вокруг порогов по пересечённой местности было физически невозможно.
Чтобы плавать по рекам, викингам нужны были достаточно широкие суда большой вместимости и малой осадки, которых у них не было. Им оставалось или платить славянам за перевозку, или фрахтовать у местных особые речные суда — струги, дно которых вытёсывалось из цельного бревна, а широкие борта наращивались досками. Останки подобных судов во множестве найдены археологами в Великом Новгороде.
Переноска лодки- струга русскими промысловиками (слева). Струг, 1696 год, картина голландского художника того времени Абрахама Сторка (справа). Фото © Википедия, Shutterstock
С таким выводом согласны и шведские археологи, например, Рюне Эдберг прямо пишет, что доказательств того, что викинги путешествовали по Руси на клинкерных судах, нет.
Некоторые учёные пытались связать походы шведов на восток с погребальной ладьёй, найденной в одном из вендельских могильников, но ничего не вышло. Выяснилось, что ладья принадлежит переселенцам из Европы, оттуда же — с Рейна и из Британии — ведут происхождение и другие богатые вещи в захоронении. Нет и никаких письменных источников, которые бы говорили о том, что викинги самостоятельно бороздили русские реки.
В том, что викинги на самом деле ходили по Руси пешком, археолог Рюне Эдберг был вынужден признаться под напором обстоятельств. Он считает, что викинги по воде добирались только до Старой Ладоги или до Великого Новгорода, а оттуда шли на юг пешком или передвигались верхом, причём часто старались посещать Русь зимой, когда реки замерзали и можно было ехать в санях. Лишь достигнув широких водных артерий на юге, они снова садились на корабли — скорее всего, на струги местных жителей, платили им за перевоз и таким образом добирались до Константинополя.
О том, что викинги ходили по Руси пешком, свидетельствует и сага о Харальде III Суровом. Напомню, во времена Ярослава Мудрого будущий король Норвегии нанялся к князю Ярославу-Ярицлейву в дружину, посватался к его дочери Елизавете, а потом уехал в Константинополь, чтобы разбогатеть. Зимой 1043–1044 года он вернулся к князю, женился на его дочери и увёз молодую жену в ледяную Норвегию.
Согласно тексту саги, он вернулся из Константинополя в Хольмгард, а оттуда весной пешком ушёл в Альдейгьюборг, где сел на корабль и отплыл в Швецию. Осталось выяснить, где же находится Хольмгард и какой город скрывается под названием Альдейгьюборг.
Согласно представлениям норманистов, под Хольмгардом понимается Великий Новгород, но это идёт вразрез с фактами. В 1043–1044 годах Ярослав Мудрый уже 27 лет был великим князем Киевским, а в Новгороде с 1020 года княжил его сын Владимир.
Согласно тексту саги, именно к Ярославу «в Хольмгард» Харальд отсылал золото, которое ему платили за службу в Константинополе, и именно к Ярославу и своей невесте Елизавете он направился, оставив службу. Ярослав Мудрый лично встретил Харальда.
«И когда Харальд прибыл в Хольмгард, конунг Ярицлейв превосходно встретил его. Провёл он там зиму, взял тогда в своё распоряжение всё то золото, которое он раньше посылал туда из Миклагарда, и всякого рода драгоценности», — говорится в саге.
Согласитесь, вряд ли Ярослав Мудрый поедет аж в Новгород встречать будущего зятя, тем более что географически путь Харальда из Константинополя на север лежит через Киев. А значит, под Хольмгардом в данном случае может пониматься именно Киев.
Женившись на «дочери конунга», Харальд засобирался домой. «А весной собрался он в путь свой из Хольмгарда и отправился в Альдейгьюборг, взял себе там корабль и поплыл летом с востока, повернул сначала в Свитьод и направился в Сигтуну». Как видите, ни о каком корабле из Хольмгарда речь не идёт. В лучшем случае Харальд поехал верхом или в какой-нибудь телеге.
Куда же он направлялся? Норвежцы, как и норманисты, считают, что Альдейгьюборгом в XI веке называлась Старая Ладога. То есть, согласно их мнению, весь путь «из греков в варяги» суровый викинг проделал пешком или верхом. Согласитесь, это не то же самое, что рассекать озёра и реки на драккаре.
Есть и другая версия: под Альдейгьюборгом подразумевается Стариград в Вагрии, который сейчас называют Ольденбургом, а ранее звали Алденгабургом, Ильдеюбургом или Алдеборгом, что в переводе с германских языков означало «старый город».
Удивительно, но в скандинавских сагах вообще не упоминаются названия русских рек и озёр, а из 400 городов, которые были на Руси к XI веку, упоминаются только самые крупные: Палтескья (Полоцк), Смалескья (Смоленск), Морамар (Муром), Ростова (Ростов) и Сурдалар (Суздаль).
Поэтому ответ на вопрос, ходили ли викинги по Руси, должен звучать так: ходили. Верхом, пешком и в санях. Иногда и в стругах. Но было их немного, а путешествовали они с позволения местных князей, предварительно заплатив за право проезда в Великом Новгороде или Киеве.
Викинги. Ликбез для чайников. Часть 3.
Оригинал взят у 
mihalchuk_1974 в Викинги. Ликбез для чайников. Часть 3.
Корабли. Города. Торговля
«Корабль – жилище скандинава». Это выражение франкского поэта очень верно передает самую суть отношения древних норвежцев и датчан к своим кораблям. Необычайное богатство морской терминологии и выражений, которые они употребляли, называя свои суда, бесчисленные изображения кораблей, погребения в ладьях – все свидетельствует о том, какое большое место в сознании скандинава они занимали, об огромной роли мореплавания в его жизни.
В VIII-XI вв. викинги не знали себе равных на море. Мореплавание было известно жителям Скандинавского полуострова с очень древних времен. Среди наскальных изображений, относящихся к неолиту и к бронзовому веку, много раз встречаются рисунки ладей. В бронзовый век корабль становится самым распространенным, излюбленным сюжетом скандинавских мастеров наскального рисунка. Корабль играл, по-видимому, видную роль среди религиозных представлений тогдашнего населения Скандинавии (11). Изображения кораблей сохранились и от раннего железного века. Судя по картинам того периода, у скандинавов существовали большие весельные ладьи, поднимавшие значительное число воинов; носовая и кормовая части украшались высоко вздымающимися резными головами животных. С течением времени формы изображаемых древними художниками судов совершенствуются, что могло отражать прогресс как в технике живописи, так и в кораблестроении. Затем появляются погребения, над которыми устанавливались ряды камней, имитировавшие контуры корабля. Задолго до эпохи викингов (как и в течение ее), наряду с такими погребениями, знатных людей стали хоронить в ладьях, которые помешались в курганах. Наиболее ранние могилы с людьми датируются примерно 500 г. н. э., т. е. относятся к эпохе «Великих переселений народов». По мнению некоторых археологов, подобная практика восходила к еще более раннему времени.
Из найденных ладей самая древняя – корабль из Нидама (Шлезвиг) – относится к рубежу III и IV вв. У этого гребного судна не было мачты, киль был развит слабо (12). Однако слава моряков Северной Европы намного древнее. Еще Тацит писал о племенах свионов. древних жителей Швеции: «Они сильны не только пехотой и вообще войском, но и флотом. Форма их кораблей отличается тем, что с обеих сторон у них находится нос, что дает им возможность когда угодно приставать к берегу; они не употребляют парусов, а весла не прикрепляют к бортам одно за другим; они свободны, как это бывает на некоторых реках, и подвижны, так что грести ими можно и в ту и в другую сторону, смотря по надобности» (13). Это описание соответствует как наскальным рисункам, так и найденным остаткам кораблей. Первыми из германцев, кто стал применять мачту с парусом, были, очевидно, фризы, у которых в более позднее время ее переняли скандинавы. В VI-VIII вв. ладья у скандинавов сменяется кораблем с острым и длинным килем и мачтой, несущей большой четырехугольный полосатый, красный или синий шерстяной парус.
Когда начались походы в другие страны, морское превосходство скандинавов обнаружилось полностью. Они безраздельно господствовали на Балтийском и Северном морях, бороздили Средиземное море, смело курсировали в бурных водах Северной Атлантики и даже достигали берегов Северной Америки. Суда викингов поднимались по течениям рек в глубь континента Европы, плавали по Днепру и Волге вплоть до Черного и Каспийского морей. Каковы были их корабли?
Раскопки курганов в Вестфолле, в Юго-Восточной Норвегии, дали поразительные результаты. Два корабля викингов в Туне и Гокстаде были обнаружены еще в конце XIX в. Но самое интересное открытие было сделано в 1904 г., когда из так называемого княжеского кургана в Усеберге (Озеберге) извлекли корабль, сделавшийся объектом пристального внимания и изучения археологов и историков, специалистов морского дела и искусствоведов (14). Только тогда стало ясно, на какой большой высоте стояло кораблестроение у скандинавов в конце IX и начале X в.
Длина кораблей приблизительно одинаковая – от 20 до 23 м, при ширине в средней части от 4 до 5 м. От скандинавских судов, относящихся к более ранней эпохе, корабли викингов отличались тремя основными чертами. Во-первых, более совершенным управлением: наряду с длинными, пяти-, шестиметровыми веслами (на корабле, найденном в Туне, было 11 пар весел, у гокстадского – 16 пар, а у усебергского – 15 пар) и большим рулем у них имелась мачта для паруса (на Севере ее называли «старухой»), тогда как их предшественники управлялись только при помощи весел. Парус на Севере появился незадолго перед эпохой викингов. Таким образом, маневренность корабля резко возросла. Норманнский корабль мог плавать не только по ветру, но и против него. Во-вторых, кили этих кораблей (из стволов деревьев) были сильно развиты, создавая судну большую устойчивость. Кроме того, эти корабли имели небольшую осадку, могли приставать к берегу даже в мелководье и подниматься по течению рек. Наконец, борта их оказались сшитыми из узких гибких планок, связанных со шпангоутами, вследствие чего они были очень эластичны; такому кораблю не были страшны удары океанских волн. Высокое мастерство строителей этих кораблей и их великолепные мореходные качества могли быть только результатом длительного развития кораблестроения в века, предшествовавшие началу походов викингов. На кораблях, относящихся к VII и VIII вв., скандинавы плавали в относительно спокойных водах Балтики. Смело выйти на просторы Северного моря и Атлантики они впервые смогли лишь тогда, когда были достигнуты серьезные новые успехи в кораблестроении, засвидетельствованные находками в курганах Южной Норвегии и других погребениях.
Драккар из музея кораблей викингов в Осло
На обнаруженных археологами кораблях эпохи викингов отсутствовали скамьи для гребцов. Очевидно, когда корабль шел на веслах, команда сидела на своих сундучках. Что касается мореходных качеств этих судов, то их проверили на практике. В 1893 г. была построена точная копия корабля из Гокстада, и на нем норвежская команда менее чем за месяц, в штормовую погоду, переплыла Атлантический океан. По окончании плавания капитан корабля дал ему высокую оценку. При этом он отметил большую легкость управления; даже в бурю с рулем мог справиться один человек (15).
Высоко вздымая над волнами штевень, играя красками желтых и синих щитов, повешенных вдоль бортов, быстро и гордо несся такой корабль под четырехугольным парусом навстречу бурям и неизведанным землям, повинуясь руке опытного штурмана. Казалось, по морю несся сказочный зверь. Резное деревянное изображение головы дракона или змея на штевне давало, по тогдашним верованиям, магическую силу кораблю, защищало его от злых духов и устрашало врагов. Когда викинги приставали к берегу и вытаскивали корабль на сушу, голова зверя снималась, дабы не разгневать местных богов. «Дракон», «Большой змей» – так называли викинги свои корабли.
Корабль играл в жизни скандинава огромную роль. Нередко, наряду с гребцами и воинами, на кораблях находились и их домочадцы со своим имуществом. Жители Севера дорожили своими судами, берегли их. Когда корабль не находился в плавании, его укрывали от непогоды в специальном сарае.
Скандинавы в эпоху викингов строили корабли разных типов. Одни из них предназначались для плавания вдоль побережья и в устьях рек и имели более скромный киль. Таков корабль, найденный в 1935 г. в Ладбю, на датском острове Фюн (16). Другие суда, отличавшиеся большей маневренностью и устойчивостью, смело уходили в Атлантику. Со временем корабли викингов приобрели значительные размеры. В отличие от судов, зарытых в курганах, они имели большую грузоподъемность, на них было до 20 и более пар гребцов, и они могли принять на борт изрядное количество воинов. На рубеже X и XI вв. норвежские конунги иногда строили корабли с 30 и более парами весел (такой корабль должен был достигать в длину почти 50 м). Но это был предел конструктивных возможностей: длина корабля зависела от размеров киля, а он сооружался из ствола одного дерева.
В норвежских кораблях, спрятанных в курганах, имелись погребальные камеры, в которых лежали останки их хозяев. В двух кораблях были похоронены мужчины, в усебергском корабле – женщина. По мнению норвежских историков, то была «королева» Аса – бабка объединителя Норвегии Харальда Прекрасноволосого. Она умерла молодой. Судя по останкам, ей было немногим более 30 лет. Рядом нашли труп старой женщины, очевидно, ее рабыни, последовавшей за нею в могилу, чтобы продолжать служить ей в загробном мире (17). Вместе со своей хозяйкой в царство богов на усебергском корабле отправилось более дюжины коней и собаки. Кровати и кухонная утварь, сундуки и кадки, украшения и продовольствие, постели и ручной ткацкий станок – короче, все, чем пользовалась эта знатная женщина в своей земной жизни, было уложено при погребении в ее корабль. Особенно интересны сани и повозка. Они украшены богатым резным орнаментом, выполненным несколькими искусными мастерами в разных стилях.
Известен и хозяин корабля из Гокстада. Курган, в котором находился этот корабль, расположен неподалеку от усадьбы Гьекстад; ею в конце IX в. владел конунг Олаф Гейрстадальф – родственник Асы, Снорри Стурлусон рассказывает, что Олаф был исключительно сильным и рослым человеком и умер от болезни ноги. Анатомическое исследование костей человека, погребенного в Гокстадском корабле, обнаружило, что его рост достигал 178 см (по тем временам – это высокий мужчина) и что он страдал хроническим суставным ревматизмом!
Северные мореплаватели в походе ориентировались главным образом по солнцу и звездам. При плавании вдоль побережья на ночь обычно приставали к берегу, но в открытом море приходилось полагаться преимущественно на свое искусство и мужество, да еще на счастье, в которое викинги непоколебимо верили. До последнего времени считалось, что викинг-штурман не имел ни компаса, ни других инструментов. Однако во время раскопок 1948 г. древнего поселения в Гренландии был найден обломок прибора, который считают примитивным пеленгатором: деревянный диск, как полагают, с 32 делениями, расположенными на равных расстояниях по краю, вращался на ручке, продетой через отверстие в центре, и по диску ходила игла, указывавшая курс (18). Скандинавские мореплаватели эпохи викингов обладали и некоторыми астрономическими познаниями. В исландских сагах упоминаются «солнечные камни» и «камни-водители» – возможно, это какие-то предки компаса. Во всяком случае, викинги не блуждали в бурных водах Северной Атлантики совершенно вслепую.
Неизвестно, сколько кораблей викингов, ушедших в океан, исчезло в его пучине. Лишь в отдельных случаях мы узнаем о судьбе этих мореплавателей. Так, на камне, воздвигнутом в XI в. в Западной Норвегии в память о погибших моряках, сохранилась руническая надпись, повествующая об экипаже корабля, затертого во льдах близ Гренландии; люди покинули судно и по движущемуся льду пошли к берегу острова, страдая от мороза и голода. «Жестокая судьба погибнуть так рано, – гласит надпись, – ибо удача их оставила» (19). Руническая надпись из Дании говорит о человеке, который «утонул в море вместе со всеми своими спутниками».
В «Саге об Эйрике Рыжем» рассказывается о гибели Бьярни, сына Гримольфа, который плавал к берегам Америки. Его корабль стал тонуть, и Бьярни приказал своим людям перейти в лодку. Но она могла вместить только половину экипажа, и Бьярни предложил тянуть жребий. Все согласились, а один юноша, не вытянувший счастливого жребия, воскликнул:
» – Ты намерен меня здесь оставить, Бьярни?
– Выходит, так, – отвечал Бьярни.
– Не то обещал ты мне, – сказал парень, – когда я последовал за тобой из отцовского дома в Исландии.
– Ничего не могу поделать, – сказал Бьярни. – Но скажи, что ты можешь предложить?
– Я предлагаю поменяться местами, чтобы ты перешел сюда, а я пошел бы туда.
– Пусть будет так, – ответил Бьярни. – Ты, я вижу, очень жаден до жизни и думаешь, что трудная вещь – умереть.
Тогда они поменялись местами. Тот человек перешел в лодку, а Бьярни взошел на корабль. « (20).
Сага гласит далее, что Бьярни и его друзья на тонувшем корабле погибли, лодка же добралась до Ирландии. Имени человека, которого спас Бьярни, сага не упоминает: он не заслуживает того. А о бесстрашном Бьярни, мужественно принявшем свою судьбу, рассказывали исландцы из поколения в поколение.
Торговля, также как и мореплавание, получила развитие у скандинавов в очень отдаленные времена. Меха с Севера высоко ценились и в Римской империи, а ютландский янтарь вывозили в различные части Европы, в том числе и в страны Средиземноморья, еще в бронзовый век. Повсеместно в Скандинавии находят римские монеты эпохи республики и империи, но особенно часто их встречают на острове Готланд. Среди обнаруженных кладов римских монет наиболее крупный содержит 1500 денариев.
В раннее средневековье торговые связи между странами, омываемыми Северным и Балтийским морями, были довольно оживленными. Ведущую роль в качестве торговых посредников играли фризы, их торговый пункт – Дорестад, расположенный в устье Рейна, был широко известен в Скандинавии. Среди торговых пунктов, существовавших в тот период в Швеции и Норвегии, добрый десяток носил одно и то же название – Бирка. Так назывались: торговый центр в Швеции на озере Меларен, неподалеку от выхода в Балтийское море (Birkö), и пункт на Аландских островах, в горловине Ботнического залива (Birko), и поселение, на месте которого впоследствии был основан норвежский город Берген (Berkerøøn), и остров у берегов Северной Норвегии (Biarkøy) и другие пункты. Известно, что древнее скандинавское торговое право называлось Biarkøyiarrettr. По мнению шведского ученого Э.Вадстейна, эти пункты получили свои имена вследствие того, что на их территории действовало торговое право, общее для всех них. Он полагал, что между всеми этими Бирками издавна существовали торговые связи по морю и что их посещали фризские купцы и моряки, а также торговый люд с Севера (22). Однако археологических подтверждений мнение Вадстейна не нашло.
Появление в Северной Европе важных торговых пунктов – первых скандинавских городов относится ко времени развития здесь большого судоходства. До недавних пор историкам, интересующимся жизнью и бытом этих городов, приходилось довольствоваться немногочисленными, скудными и не во всем достоверными сведениями, которые содержатся в западноевропейских хрониках и рассказах арабских путешественников. Последние раскопки до некоторой степени восстановили облик древнейших торговых центров Дании, Швеции и Норвегии – Хедебю (в юго-восточной части Ютландского полуострова, южнее г. Шлезвиг), Бирки (на озере Меларен), Скирингссаль (в Южной Норвегии, на западном берегу Осло-фьорда). На месте этих пунктов, существовавших в эпоху викингов, впоследствии не возникли новые поселки. Это значительно облегчило восстановление их облика.
Хедебю (Хайтабу) – буквально: «город язычников» (23) – был наиболее крупным из этих первых городов-эмпорий и самым важным в торговом отношении. Как установили археологи, в период своего расцвета – в X в. – Хедебю занимал площадь около 24 га (в IX в. она была вдвое меньшей). Расположенный на берегу озера в верховьях реки Шлей, впадающей в Балтийское море, город обладал удобной для судов гаванью. Он был обнесен полукруглым валом, который защищал его со стороны суши. Вал из земли и дерева, длиной около 1300 м, хорошо сохранился, На холме севернее города находилось еще одно укрепление, по-видимому, более раннего времени, чем вал. Внутри городской черты найдены остатки небольших домов, обнесенных оградой и образовавших узкие улочки. Раскопки на территории города и многочисленных погребений (общее их число ориентировочно составляет 3-5 тыс.) свидетельствуют о наличии в Хедебю ремесленников, занимавшихся гончарным делом, обработкой железа из болотной руды, ввозившейся из Швеции, ткачеством, работой по кости и рогу, производством стекла, чеканкой монеты, изготовлением бронзовых украшений и филиграни. Археологи установили местонахождение отдельного ремесленного квартала.
Реконструкция Хедебю
Хедебю играл огромную роль в торговле Северной Европы. В первую очередь – из-за своего чрезвычайно удобного месторасположения: город находился в крайней восточной точке пути, связывавшего балтийское побережье Ютландии с западным ее побережьем, омываемым Северным морем. Вместо того чтобы совершать длительное и опасное путешествие через проливы Скаггерак и Каттегат, где торговые суда подстерегали пираты и где частыми были бури (24), купцы предпочитали двигаться из Балтийского моря по судоходной Шлей до Хедебю. Оттуда по суше на расстояние примерно 17-18 км они волоком или на повозках продвигались к реке Трене и по ней до вод Северного моря. Этот путь пересекал южную оконечность Ютландского полуострова несколько севернее нынешнего Кильского канала. Большие и тяжело груженые суда идти таким путем не могли. Поэтому, надо полагать, купцы переправляли здесь относительно легкие и портативные, но ценные товары. Наряду с продукцией местного производства в Хедебю найдены изделия, привезенные из других стран. Судя по всему, с Севера везли рабов, меха, моржовые бивни, из стран Запада – ткани, вино, соль, изделия из благородных металлов и стекла, керамику. Таким образом, Хедебю представлял собой очень важный торговый узел. Недаром за право владеть этим пунктом на протяжении всего времени его существования шла упорная борьба.
Город, очевидно, возник в начале IX в., во всяком случае предметы более раннего времени в нем не обнаружены. Именно в то время, как гласят «Анналы франкских королей» (808 г.), датский конунг Годфред, который вел войны против Карла Великого, приказал своим «герцогам» (duces) возвести вал вдоль южной границы своих владений, от Восточного (Балтийского) моря вплоть до Западного океана (Северного моря), оставив для проезда лишь одни ворота. До сих пор в южной части Ютландии можно видеть остатки мощного оборонительного вала в 3 м высотой, укрепленного камнями. Перед ним был вырыт ров. Толщина вала варьирует от 3 до 20 м. Эта оборонительная линия, строительство которой растянулось на три с половиной столетия (с начала IX в. до 60-х годов XII в., когда часть ее дополнили кирпичной стеной), известна под названием «Датского вала» (Danevirke – буквально «дело датчан») (25).
Вероятно, преимущества, которые давала эта оборонительная стена, привлекали население в Хедебю и благоприятствовали расцвету его торговли. Во франкских анналах одновременно с рассказом о постройке защитного вала в Южной Дании сообщается, что конунг Годфред, напав на город славян – Рерик, силой заставил его купцов переселиться в порт Sliasthorp («усадьба на Шлей»). Под этим названием, как полагают историки, скрывался Хедебю. В жизнеописании католического миссионера Ансгара, составленном в середине IX в. его преемником на архиепископском престоле Гамбурга – Бремена Римбертом, упоминается торговый пункт Sliaswich. Римберт писал, что в этот город, расположенный на Шлей, прибывали купцы из всех стран, Но имел ли в виду автор жития действительно Хедебю, неизвестно. Около 900 г. Хедебю захватили шведы. Стремясь удержать этот пункт в своих руках, шведы обнесли его полукруглой стеной, соединявшейся с Датским валом. Хедебю был включен в единую оборонительную систему. В 934 г. Хедебю захватил германский король Генрих I Птицелов, обложивший город данью. При Оттоне I здесь было основано епископство. Чеканить монету в Хедебю стали еще с середины IX в. (по образцу каролингских денариев из Дорестада). Но окончательно денежный обмен восторжествовал здесь лишь в середине X в. с притоком арабских монет. В это время, по свидетельству археологов, перестали использовать литейные формы из талькового камня, в которых отливали серебряные бруски, употребляемые в качестве средств платежа и ценившиеся по весу.
Как раз в середине Х в. город посетил арабский путешественник Ат-Тартуши. Жители Хедебю, рассказывает он, за исключением немногих христиан, – язычники, устраивающие во время праздников жертвоприношения животных. Выходцу из процветавшей арабской Испании этот город на севере Европы не показался богатым. Население так нуждается, говорит он, что новорожденных детей топят в море, чтобы сберечь продукты. Ат-Тартуши пришел в ужас, когда услышал пение жителей Хедебю: никогда не слыхивал он ничего столь же уродливого; ему казалось, что лают собаки или раздается еще более страшный звериный вой.
С 80-х годов X в. город вновь перешел под власть датских конунгов, которые продолжали его укреплять. Но около 1050 г. Хедебю разграбил и разорил норвежский конунг Харальд Хардрода. Однако, как рассказывают исландские саги, спасаясь от преследования датского конунга Свейна, Харальд бросил в море все сокровища, увезенные из Хедебю. Город был сожжен. Норвежский скальд, служивший в дружине Харальда, воспел это событие:
Из конца в конец пылал весь Хедебю, –
смелый подвиг, на мой взгляд, дорого обойдется Свейну.
Высоко вздымалось пламя над домами, когда я всю ночь до рассвета
стоял на городском валу (27).
Раскопки установили следы пожара, уничтожившего Хедебю. Выше этого слоя признаков продолжения жизни в городе не обнаружено. Правда, немецкий хронист Адам Бременский сообщает, что в 1066 г. венды – соседние с датчанами славянские племена – разграбили Хедебю. Но, по-видимому, тогда существовали только жалкие остатки уже разрушенного города. Веши, найденные в Хедебю, относятся самое позднее к середине XI в., последние по времени монеты – к правлению английского короля Эдуарда Исповедника (1042-1066 гг.). На дне гавани обнаружены части корабля с трупами людей, вероятно, затонувшего в момент уничтожения города. Оставшиеся жители переселились на другую сторону морского залива, и вскоре там возник город Шлезвиг, куда могли подходить более тяжелые корабли. Однако, судя по раскопкам, Хедебю стал утрачивать былое значение задолго до своего разрушения.
Источник: А. Я. Гуревич. Избранные труды. Т. 1. Древние германцы. Викинги. – М.-СПб.: «Университетская книга», 1999.