Скажите что нибудь по монашески
О том, что монашескую одежду нужно подтверждать достойной жизнью, а кто живет не по одежде, тот не монах; и что старцем становятся не годами, а жизнью по Богу
А. Из жития святой Синклитикии
Блаженная Синклитикия говорила, что нужно лечить душу не только внешне, но и украсить ее со всех сторон и особенно не забыть об очищении ее внутренних глубин. Мы остригли волосы? Вместе с ними избавились и от язв в мысленной главе, то есть в душе. Наши волосы означают мирскую жизнь с ее почестями, славой, погоней за деньгами, блестящими нарядами, расслабляющими ваннами, изысканными яствами и прочими роскошествами и наслаждениями мира. От всего этого мы решили избавиться стрижкой волос.
И пусть в нас не останется ничего из этого, чтобы не давать повода и никого не вводить в грех. Пока страсти-паразиты скрывались под покровом мирских вещей, никто их не замечал, теперь же они видны всем. И каждой монахине и монаху заметны даже малейшие прегрешения. Как в чистом доме легко обнаружить любую забравшуюся букашку, даже самую мелкую, так и в нас: даже самое ничтожное прегрешение сразу становится известно всем. У мирян же, как в грязных пещерах, водятся крупные ядовитые гады – только они прячутся под вещами.
Поэтому мы должны очищать храмины наших душ и (все время) проверять, не проник ли какой-нибудь душевредный паразит в ее самые потаенные уголки, и потому будем окуривать наши сердца священным фимиамом молитвы. Как едкие запахи лекарств отпугивают ядовитых паразитов, так и молитва и пост изгоняют нечистый помысел. Мы обрекли себя на изгнание, то есть вышли за пределы тленного мира. А раз уж мы отреклись от всего, то стоит ли возвращаться назад? Там мы были в славе, здесь – в поношении. Там у нас было изобилие, здесь даже хлеба не хватает. В миру преступников сажают в тюрьму против их желания. Мы же за свои грехи по собственному желанию сами себя заточили в неволю, чтобы наше свободное произволение в будущем избавило нас от наказания.
Старца спросили, каким должен быть монах? Тот ответил: «По мне, он должен быть с Ним один на Один и созерцать только Бога».
Его снова спросили, а что должен делать монах. Он ответил: «Всегда работать добру и воздерживаться от всякого зла».
Он же сказал, что для монаха позор, если он от своих пошел на чужбину ради Бога, а потом попал в ад.
В. Из святого Ефрема
Монахом делает не постриг, не облачение, но устремленность к небу и жизнь о Господе. Только по этому и узнается монах. Равно как и мирянин виден не по прическе или одежде, а по дурной жизни и ненасытной жажде мирского и вещественного. У таких людей и душа мерзкая. Если ты отрекся от мира, усердствуй в своем деле, чтобы обрести искомую жемчужину. После отречения от мира некоторые приняли монашество. Одни – после военной службы, другие, – растратив свое богатство. Хуже всех пришлось тем, кто под тяжестью своеволия пал, ибо нет ничего хуже, чем слушаться собственной воли и поступать по своему разумению.
Такие люди через парадные двери удаляются из тленной жизни, а потом возвращаются через окно. Так и сыны Израиля: вырвались из железной печи, то есть из Египта, прошли невредимо через Чермное море, насладились такими щедрыми и великими дарами от Бога и после этого стали поступать по собственной воле и уже на берегу потерпели катастрофу. Из такого великого множества изчисленных – из шести десятков тысяч – в землю обетованную вошли только двое: Халев и Иисус Навин, те, кто не ослушались слова Господа и свято хранили волю Всевышнего. Как невозможно просто купить грамотность или ремесло за деньги, так и нельзя стать монахом без усердия и постоянного терпения.
Поэтому будь начеку, брат, как добрый воин, и не пренебрегай данным тебе даром. Иначе потом будешь наказан вдвойне: за то, что опозорил людей – своих кровных родителей и за то, что не угодил Богу. Подвизайся, чтобы люди, глядя на тебя, прославляли Бога за твою благую жизнь. В Писании сказано: Боящиеся Тебя увидят меня – и возрадуются ( Пс. 118:74 ). И еще: Велик мир у любящих закон Твой, и нет им преткновения ( Пс. 118:165 ). Ведь если ты оставил мир, своих кровных родных, близких, друзей, отчизну, богатства ради Господа, то какая тебе от этого польза, когда, придя сюда спасаться, ты занимаешься совершенно иным? Ты грешишь против Бога и имя монаха носишь напрасно. Твои прежние знакомые хвалят тебя: «Блажен такой-то. Он возненавидел этот мир, его славу и ложь и больше не думает ни о чем земном. Отрекся от мира и стал монахом». А на деле ты живешь совсем не по-монашески.
Подумайте, какой стыд охватит нас, если миряне, прославляющие ныне монахов, раньше нас войдут в Царство
Небесное. Если те, кто сейчас кланяются нам и просят: «Рабы Христовы, помолитесь о нас», обретут избавление, а мы за наши грехи окажемся в большой беде. Ведь нас будут судить не одинаковой мерой с ними. Ибо, как сказал Господь: От всякого, кому дано много, много и потребуется. И кто знал волю господина своего и не делал по воле его, бит будет много ( Лк. 12:47–48 ).
Поэтому прошу тебя, возлюбленный, будь бдителен, пока еще есть время у нас. Поприще для состязаний еще открыто для всех, и Учредитель соревнований говорит через апостола: Бегите, чтобы получить (награду). Все подвижники воздерживаются от тленного (См.: 1Кор. 9:24–25 ). И еще: Никакой воин не связывает себя делами житейскими, чтобы угодить военачальнику. Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться ( 2Тим. 2:4–5 ). Брат, знай: кто хочет стать монахом, но не выносит брань, презрение и обиду, не может стать монахом.
среди людей – один лишь ты, диавол. Монах никого не стесняет и никому не делает зла. Более того, если его обижают, он переносит это с благодарностью и не помнит зла. Он не сходит с ума по накопленному богатству, потому что сам раздал все, что у него было, и добровольно избрал нищету и ею одной хвалится и гордится. Он не торгует, не заботится о доме или как понравиться женщинам, не хлопочет, как устроить своих сыновей или дочь выдать замуж. Он не погряз в (житейских) заботах, но занят лишь своим спасением.
Монах не ищет славы у людей, не превозносится, но, напротив, смиренномудрствует. Он добр и кроток со всеми, поет псалмы и не унывает. Вместо флейт, тимпанов и музыки, у него псалмопение и молитва. Вместо смеха, он плачет и скорбит в сокровенных тайниках своей души, умоляя простить ему грехи. И молится он не только за себя, но и за весь мир. Образцом ему и примером служат не бесплодные учения, а святые мужи. Он простирает руки не к игральным костям, разоряющим дом и души игроков, но к богоугодному труду и чтению Священного Писания. Он постоянно думает о грядущем Суде и обетовании Спасителя, и память об этом вдохновляет его и прогоняет скуку и лень. А придет телесная болезнь, он радуется, что близок его венец.
Монах борется со всякими телесными наслаждениями, потому что помнит, как горьки вечные муки, ожидающие сладострастников. Когда его бранят, он благословляет; проклинают – утешает; на него клевещут – молчит; мучают – он терпит, памятуя о страданиях Спасителя. Такова и даже еще выше вершина подвига настоящего монаха. И после всего этого как же ты, враг всего доброго и человеческого, еще смеешь сравнивать монашескую жизнь с мирской? Сгинь от меня, лукавый! Так повелевает тебе Господь через меня, грешного. А я обращусь к изучению заповедей Бога моего». Так, возлюбленный, противостань тому, кто нашептывает тебе, и Божией благодатью он сгинет от тебя.
Горе нам, ибо христолюбивые люди кланяются нам и чтят нас, погрязших в телесной нечистоте. Мы гробы повапленные, смердящие грехом и смертью. Горе нам, ибо мы, настолько неразумны и невежественны, что любим и стремимся к славе святых, но не к их подвигам! Мы постоянно оскверняем свои души нечистыми помыслами, а еще хотим удостоиться славы и почестей святых.
Знай, брат, если с благоразумным смирением и уничижением полностью не предать себя кресту и не отдть себя на растерзание, презрение, издевательства, глумление, насмешки, если все это не претерпеть с радостью ради Господа и не отказаться от всего человеческого: славы, почестей, похвал, услаждения яствами, питьем и одеждой, то истинным монахом стать невозможно.
Раз уж нас ожидает такая борьба, подвиги и венцы, то до каких пор мы будем обманывать себя притворным благочестием и лицемерно работать Господу, чтоб люди думали о нас одно, другое же ведал Тот, от Кого не сокрыты даже самое потаенное? Многие считают нас святыми, на деле же мы просто святоши, при том дикие. У нас одна видимость истинного благочестия, однако силы его мы не стяжали пред лицом Божиим. Мы думаем утвердиться внешней человеческой праведностью, хотим нравится людям своими напускными достоинствами, ждем от них почестей и похвал, и у нас нет ни малейшего представления о жизни по совести. Многие считают нас девственниками и целомудренными, но перед Тем, кому ведомо тайное, (открыто, что) внутри мы оскверняемся, сочетаясь с блудными помыслами и грязными страстями, а наши притворные подвиги, да еще и людская лесть отбрасывают нас назад и помрачают наш ум.
Конечно же, придет Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения ( 1Кор. 4:5 ), нелицеприятный Судия, Который снимет верхний покров со спрятанной внутри истины, и живущих лицемерно обличит перед Церковью святых, и все небесное воинство восторжествует. И Он с превеликим позором отправит лицемеров во тьму внешнюю, как неразумных дев, которые только внешне хранили телесное девство. (Впрочем, в этом они не погрешили. У них даже было немного масла в светильниках, то есть внешне они не были лишены добродетелей и благочестия, поэтому их светильники могли бы гореть еще какое-то время). Но по своему небрежению, неведению и лени они не позаботились, чтобы очиститься от роя страстей изнутри, и действия врага растлили их разум, и они приняли внушенные им помыслы. Отсюда и такой конец: радость Жениха обошла их – брачный чертог на небесах закрылся перед ними.
Итак, обо всем нам нужно подумать, поразмыслить, взвесить и понять, какие мы на самом деле, чтобы исправиться, пока у нас еще осталось время для покаяния. И если станем совершать наши благие дела в чистоте и без всяких плотских помыслов, то небесный архиерей Христос примет наше раскаяние и не отвергнет как неугодную Ему жертву.
Е. Из Аввы Кассиана (Из наставлений преподобного Пинуфрия новоначальному монаху)
Известно ли тебе, брат, сколько времени ты ждал у ворот до сего дня, когда тебя приняли в монастырь? Так знай, для чего мы не спешили с решением о тебе. Вовсе не потому что не хотели всей нашей душой спасения твоего и тех, кто обращается ко Христу, но чтобы не принимать тебя кое-как, наспех. Мы поступили бы перед Богом несерьезно и легкомысленно и получили бы за то тяжелейшее наказание, если бы взяли тебя сразу, необдуманно, когда ты еще не научился нести тяготы и строго соблюдать обеты монашества и потом оказался бы ленивым и никчемным. Как работающим Владыке с верой уготованы в будущем честь и слава, так и ведущих монашескую жизнь легкомысленно и лениво ожидает суровая кара. Как говорится в Писании, лучше тебе не обещать, нежели обещать и не исполнить ( Еккл. 5:4 ). И еще сказано: Проклят, кто дело Господне делает небрежно ( Иер. 48:10 ). Вот почему тебе прежде всего следует знать, для чего нужно отречение, и если поймешь это, сможешь постичь и то, что тебе потом должно делать.
Отречение от мира – это не что иное, как обетование распятия и смерти. Знай, что с этого дня ты умер и распят для мира, а мир – для тебя, по слову апостола ( Гал. 6:14 ). Помни и то, в чем смысл распятия. А он в том, что живешь не ты, но живет в тебе Тот, Кто был распят за тебя. По образу и примеру того, как наш Владыка был распят за нас, и мы должны строить нашу бренную жизнь. Вот и блаженный Давид в своей молитве просит от страха Божия пригвоздить его плоть (См: Пс. 118:120 ).
Как пригвожденное к древу тело не в состоянии двигаться, как ему хочется. Так и тот, кто хранит свой ум в страхе Божием, неподатлив для плотского вожделения. Кто пригвожден к кресту, тот не думает о настоящем, и ему не до собственных намерений. Его не мучают страсти, не терзает жажда наживы. Он не раздувается от высокомерия, не страдает любопрением, не сгорает от зависти, не скорбит от бесчестия и не думает о прежних унижениях (ведь еще немного, и он на Кресте расстанется с жизнью). Вот так и тот, кто на самом деле отрекся от мира и пригвоздил себя страху Божию, как на Кресте, в любой миг готов оставить эту жизнь, в нем затихают и гаснут всякие желания и плотские устремления.
Вот почему будь осторожен! Никогда не желай вернуть себе то, что ты оставил. Так учит и наш Владыка, никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия ( Лк. 9:62 ). Кто оставляет горнее и спускается к земному и тленному этого мира, тот поступает против заповеди Христа: и кто на кровле, тот да не сходит взять что-нибудь из дома своего ( Мф. 23:17 ).
Постарайся приумножить свое терпение, проявленное тобой в самом начале, чтобы тебя взяли в монастырь. Ведь ты много дней провел у ворот обители и со слезами просил об этом. Воистину и теперь тебе следует с каждым разом укреплять свое первоначальное рвение и не отступать от него, чтобы постоянно восходить к совершенству и не сорваться обратно вниз. Блажен не тот, кто положил начало благому деланию, но тот, кто выстоит в нем до конца. Змей, пресмыкающийся по земле, все время подкарауливает нас, чтобы ужалить в пяту ( Быт. 3:15 ). То есть он постоянно следит за нашим исходом и до последнего нашего издыхания старается низвергнуть нас. Поэтому ни благое начало, ни отречение от мира, ни рвение сами по себе не принесут спасения, если и кончина не будет такой же благой. Обет смирения Христова, который ты ныне дал Ему, исполнишь лишь, когда выдержишь его до конца.
Если же ты, следуя Писанию, пришел работать Богу, уготовь сердце свое не к покою и удовольствиям, а к искушениям и скорбям ( Сир. 2:1 ). Ибо многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие ( Деян. 14:22 ) и тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их ( Мф. 7:14 ). Так что, смотри на таких немногих праведников и по их примеру строй свою жизнь, а на ленивых и легкомысленных, даже если их много, внимания не обращай, ибо, как сказано, много званных, а мало избранных ( Мф. 22:14 ). Мало стадо, которому Отец благоволил дать Царство ( Лк. 12: 32 ). И учти, что это немалый грех дать обет совершенства, а следовать за равнодушными и ленивыми.
Монах тот, кто живет вне мира сего и все время просит у Бога будущих благ. Его богатство – в утешении от молитвенного плача в церкви и в радости от веры, освящающей его до самой глубины души. Он сама скорбь и все дни своей жизни алчет и жаждет в надежде на предстоящие блага. Ибо алчущего ради Бога Всевышний окормляет Своим утешением, а того, кто сделал себя нагим ради Него, одевает в бессмертие и славу.
Всеми своими делами, видом и подвигами монах должен служить назиданием для окружающих. Он должен прежде всего презирать все тленное, тщательно придерживаться нестяжательности, совершенно пренебрегать плотью, строго и неукоснительно держать пост и целомудрие во всем. Ему следует проявлять исключительное благоразумие, пребывать в безмолвии, следить за своими чувствами и хранить их, избегать всяких ссор и гнева, говорить кратко, не помнить зла, вести себя просто, но рассудительно. Ему должно презирать настоящую жизнь и стремиться к будущей, бежать от мира, всего мирского и от гостей монастыря, не знакомиться с ними и не связывать себя дружбой или товариществом ни с кем из них, не распрашивать их и даже ничего не слушать о мире. Монах не должен любить почести и радоваться всяким приношениям, то есть подаркам, но селиться в уединенном, никому не известном месте, безпрестанно усердно молиться и постоянно созерцать истинное и блаженное отечество. От того лицо его всегда сурово и изборождено морщинами от слез, которые он проливает день и ночь.
Таковы, если сказать вкратце, монашеские добродетели. Они говорят о том, что он совершенно умер для мира и приблизился к Богу. Кто заботится о своей духовной жизни, пусть тщательно проверит, всеми ли перечисленными добродетелями он обладает. Если же окажется, что ему не хватает хотя бы одной из них, то пусть знает, что он еще не совсем достоин звания монаха. Когда же он достигнет этого, тогда и знание остального, о чем он не позаботился, будет дано ему. Тогда и другие люди, глядя на него, станут прославлять Бога. Такой монах еще до ухода из этой жизни приготовит для своей души место упокоения.
З. Из святого Максима
Писание называет материальные вещи миром, а миряне – это люди, чей ум занят такими вещами. Вот их-то и предупреждает Писание: Не любите мира, ни того, что в мире. Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего ( 1Ин. 2:15–16 ) и проч.
Монах тот, кто отвратил свой ум от материальных вещей и воздержанием, любовью, псалмопением и молитвой предался Богу.
Да не обманет тебя никто, монах! Рабы наслаждений и тщеславия не спасутся.
То, что для мирян успех, для монахов – падение, а монашеские падения – успех для мирян. Ибо успехи для мирянина – это богатство, слава, власть, наслаждение, телесное здоровье, дети и тому подобное. Если такое случится с монахом, он погиб. Монашеские же успехи – это нестяжание, поношение, немощь, воздержание, злострадание и так далее. Если такое постигнет любящего мир человека, он сочтет это великой катастрофой. В таких случаях люди порой доходят до петли (некоторые так и поступили).
Кто отрекся от земного: жены, денег и прочего – тот лишь своего внешнего человека сделал монахом, но не внутреннего. А кто отрекся от страстных помыслов, тот стал монахом и внутренне. Сделать своего внешнего человека монахом легко, только пожелай, а вот сделать своего внутреннего человека монахом требует немалой борьбы.
Найдется ли среди нашего поколения хоть один человек, полностью свободный от страстных помыслов и удостоившийся во всех отношениях чистой созерцательной молитвы? А ведь все это признаки внутреннего монашества.
Много страстей скрывается в наших душах, но проявляются они лишь при обстоятельствах, которые возбуждают эти страсти.
Игумен Раифского монастыря авва Иоанн Киликс говорил своей братии: «Чада, как мы бежали от мира, так убежим и от плотских страстей. Ибо кто убежал от них, тот настоящий монах. Вспомните наших отцов. Какую суровую подвижническую жизнь они вели здесь. Давайте подражать им, чтобы не осквернить это место, которое они очистили от бесов и освятили. Будем знать, что это место подвигов, а не торговли, и потому постараемся жить здесь подобающе.
Знайте и то, что, если вы захотите пойти по стопам отцов и сохранить Божии заповеди, то Он ниспошлет вам Свою благодать и сохранит это место. А если вы не сохраните заповеди, то вас тут не будет. Ведь мы остались здесь, потому что соблюдаем Божии заповеди и заветы отцов, уповая, что отцы и после кончины пребывают вместе с нами и помогают нам в наших делах. Так и вы поступайте и спасетесь от всякого зла».
Один из фивейских старцев рассказывал: «Мой отец был языческим жрецом. В детстве я видел, как он входил в капище и по обычаю приносил жертву идолу. Как-то я вошел вслед за ним и увидел сатану, восседающего на престоле в окружении всего своего воинства. Тут один из бесовских князей вышел вперед и поклонился сатане, и тот, обратившись к нему, спросил:
– Я был в такой-то земле, – ответил тот, – разжег войну, пролил море крови и явился доложить тебе.
– Сколько времени ушло на это?
– Тридцать дней, – был ответ.
– Только и всего-то ты совершил за такое время? – возмутился сатана и приказал бить его плетьми.
Другой князь вышел вперед и поклонился ему. Сатана спросил его:
– Я был на море, поднял бурю, топил корабли, погубил много людей и пришел доложить тебе.
– Сколько времени ты потратил?
– Почему ты так долго возился с этим? – воскликнул сатана и тоже приказал бичевать его.
Вышел третий бесовский князь и поклонился. Сатана спросил:
– Я был на свадьбе в таком-то городе и устроил ссору, пролил много крови, были убиты жених и невеста, и вот пришел доложить тебе.
– Сколько времени ты потратил?
Сатана повелел бичевать и его за напрасную трату времени.
Тут вышел вперед еще один князь, поклонился сатане, и гот спросил:
– Я был в пустыне, где уже сорок лет воюю с одним монахом, и этой ночью, наконец, вверг его в блуд.
Услышав это, сатана встал, облобызал князя, снял с себя корону и надел ее на княжескую голову, усадил на престол рядом с собой и воскликнул:
– Ты совершил великое дело!
Когда я увидел это, – сказал старец, – то подумал: поистине велик монашеский чин и как он страшен для демонов. И по Божиему благоволению мне посчастливилось стать монахом».
К. Из святого Ефрема
Братья, мы с превеликой гордостью считаем время жизни в монастыре, но те моменты, когда впадали в нерадение, учитывать не станем. Ибо муж удостаивается похвал совсем не за (потраченное) время, а за преуспеяние в Боге. Преуспеяние же определяется не сединами, а достижением добродетельной жизни.
Стяжи, монах, вечную жизнь, к которой ты призван, и исповедуйся благим исповеданием перед лицом множества свидетелей, т. е. перед всякой горней и земной тварью. Ибо еще немного, и Грядущий придет и не замедлит.
Кто же такой монах и с кем сравнить его? Монах подобен мужу, который, падая с высоты, увидел в воздухе веревку, ухватился за нее и повис, непрестанно вопия к Господу, потому что знает, как только он ослабеет и разожмет пальцы, то полетит вниз и разобьется досмерти.
Возлюбленные братья! Вы приняли ангельский образ – не общайтесь с дьяволом, но стремитесь к ангельской жизни, насколько хватит сил. Ибо внешний облик требует подобающей жизни и дел. Без дел же он ничто. Разве ангелы на небесах проводят жизнь в раздорах и распрях, как это бывает среди наших монахов?
Старайтесь, братья, дабы не стать нам камнем преткновения, ни соблазном для посторонних и дабы честной образ (монаха) из-за нас не хулили, а, напротив, хвалили. Иначе, чем мы оправдаемся перед Судией в страшный час испытания (Суда), если пренебрегаем своим спасением? Что еще Он должен был сделать для нас, но не сделал? Разве мы не видели Бога Слова смиренным в образе раба, чтобы и самим стать смиренными? Неужели мы не видели оплеванным Его пречистый лик? Тогда почему же нас так бесит грубость и оскорбления? Разве мы не видели, как он предал Свою святую спину бичеванию, но сами так не стали во всем послушны нашим игуменам и всем монахам? А разве мы не видели, как били по лицу Того, Кто призирает на землю, и она трясется ( Пс. 103:32 ), и несмотря на это, мы не в состоянии без злобы перенести уничижения? Разве нам не достаточно слов, которые Он сказал: Я ничего не могу творить Сам от Себя, – и дальше: – Я не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца ( Ин. 5:30 ), чтобы и нам раз и навсегда оставить дерзость и самоволие? Да неужели же мы не слышали, как Он говорил: Я не воспротивился и не отступил назад ( Ис. 50:5 ). Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем ( Мф. 11:29 ) и еще: Сын человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих ( Мф. 20:28 ).
Не говорил ли он и многое другое, чтобы и мы постарались быть такими же? Ведь нельзя же добиться преуспеяния и спасения, не подражая во всем Господу. Вот почему я призываю вас, братья, избранное стадо Христово, будем начеку, пока еще есть время, и станем жить в соответствии с нашим образом, чтобы потом сподобиться ангельского достоинства.
Тогда в монастырях существовало правило: новоначальный обязан был в течение года выучить наизусть Псалтирь и Евангелие. И не только монахи, но и многие миряне обычно знали наизусть Псалтирь, Евангелие и церковную службу.
Источник: Монах Павел Евергетинос. Благолюбие в 2 кн. (4 тома), Святая Гора Афон, Келья во имя рождества Иоанна Предтечи Хиландарского монастыря, Свято-Троицкое издательство, 2010. Том 1. ISBN: 978-5-904878-01-6, 978-5-904878-03-0
Поделиться ссылкой на выделенное
Нажмите правой клавишей мыши и выберите «Копировать ссылку»
Разучишься радоваться – монашество закончится
Беседа с монахиней Кассианой (Купаленко)
Монахиня Кассиана (Купаленко) С белорусской монахиней Кассианой (Купаленко) мы познакомились в социальной сети, что с нашей стороны не оригинально, но это тот случай, когда странички Фейсбука стали площадкой для самого серьезного разговора. Потому и возникла у меня идея беседы с матушкой Кассианой… о монашестве? Да, но не только. И не столько даже о монашестве, сколько о выборе, об определении человеком своего духовного пути. Монашество, монастырь – это один из вариантов; и для каждого из нас, монаха ли, мирянина, важно бывает иногда увидеть, как выбирал другой человек.
Но, прежде чем перейти к вопросам и ответам, сообщу, что матушка Кассиана – настоятельница Архиерейского подворья, строящегося монастыря во имя Преподобного Паисия Святогорца в деревне Ольжево Лидской епархии. Родом она из-под Витебска, иноческий постриг приняла в Полоцком Спасо-Евфросиниевском женском монастыре, а монашеский – уже на подворье. Жила в Греции, изучая теологию в Афинском университете. Монастырь во имя Преподобного Паисия – первый, единственный не только в Белоруссии, но и на всем пространстве Московского Патриархата – настоятельница с небольшой общиной сестер строит с нуля. И, благодаря Фейсбуку, мы всегда в курсе этого многотрудного строительства. На фотографиях матушка – то в фартуке, с малярным валиком, то в респираторе над штабелем досок – обрабатывает их огнезащитным составом; а еще нередко – в окружении друзей и гостей монастыря (благо их много!) или с монастырскими собаками – своими любимцами Ипой и Найдом. Сестрам и паломникам рождающейся на наших глазах обители приходится пока жить в спартанских условиях… зато в настоящей любви.
– Матушка Кассиана, все-таки – почему именно монастырь? Разве нельзя жить с Богом в миру? А может быть, это совершенно иррационально приходит и ни в каких аргументах не нуждается?
– Решение пойти по монашескому пути я принимала, будучи совсем юной годами. Но это было абсолютно мое решение, осмысленное и осознанное, насколько это возможно в таком возрасте, принятое не под влиянием чьих-то мнений. Сравнивать мои тогдашние взгляды на многие вещи с сегодняшними мне бывает очень забавно и даже весело. Это нормально, никто из нас не стоит на месте, мы все куда-то движемся. Но для меня самой остается загадкой и тайной, как так случилось, что в 17 лет я приняла жизненно важное решение, о котором ни разу впоследствии не пожалела.
Как и у всех, у меня были свои искушения в монастыре, были периоды очень тяжелые. Наши монастыри в 1990-х – это были далеко не места безмятежного монастырского жития. В нашей жизни было много противоречий и совершенно непонятных для меня – той, юной, пылкой – вещей. И тем не менее, по каким бы граблям я ни ходила, чем бы ни обжигалась, каких бы горьких разочарований ни испытывала, в одном я оставалась непоколебимой: несмотря ни на что, я хотела быть монахиней. Я всегда чувствовала красоту этой жизни, она меня вдохновляла, я понимала, что это абсолютно мой путь, что передо мной только одна дверь, ничего другого мне не надо, и ни в чем другом я себя не найду так, как в монашестве. Это сложно понять при помощи разума, да, но это так. Я полагаю, так выглядит призвание. Думаю, что это рука Божия конкретно в моей жизни, Промысл Божий, ответ на те поиски, молитвы, попытки осмысления своего места в жизни, которые у меня начались очень рано.
Я была не из тех молодых людей, которые, уходя в монахи, резко меняют образ жизни – с очень светского на очень подвижнический
Я была не из тех молодых людей, которые, уходя в монахи, резко, коренным образом меняют образ жизни – с очень светского на очень подвижнический. Я росла в воцерковленной семье, с детства на каникулы ездила в Полоцкий монастырь, все это было довольно последовательно, хотя не скажу, что вполне предсказуемо, если исходить из моего очень живого характера. Мне нравилась эта среда, эти люди, я хорошо понимала, что они живут по другим законам и правилам… Стараются, во всяком случае, несмотря на все свои недостатки и несовершенства.
– Были ли у вас сомнения, колебания, моменты нерешительности, даже слабости. Где та черта, за которой они кончаются? Один епископ мне, помню, говорил: «После пострига сразу – как отрезало». А бывает так, что не отрезает и после пострига тоже. что приходят мысли: полно, в свои ли сани я села?
– По милости Божией, вышло так, что я оказалась абсолютно в своих санях. Я слишком люблю монашескую жизнь, чтобы колебаться всерьез. А минуты слабости, малодушия, усталости – они бывают у всех, и это не только абсолютно нормальные, но и невероятно полезные периоды в духовной жизни. Я понимаю, что нам всем очень хочется радости, внутренней гармонии и непоколебимого душевного мира. Мне тоже хочется. Но если человек ищет этого не при помощи каких-то веществ, замедляющих все процессы в организме и придающих ложное ощущение уверенности в себе, а при помощи тех средств, которые предлагает Евангелие, то это всегда очень серьезная работа над собой. И сомнения, колебания, моменты нерешительности, слабости – очень важная ее часть; они помогают нам трезво смотреть на вещи. В моменты слабости очень хорошо видишь себя: без самолюбования, без всякой пены вроде какого-то статуса, положения, мнений о тебе других… Видишь, что ты просто нищ и убог.
Минуты слабости, малодушия, усталости бывают у всех, и это невероятно полезные периоды в духовной жизни
– Мне запомнилась работа епископа Илариона (Троицкого) «Единство идеала Христова». Автор настаивает на том, что требование к личности у христианства одно, единое, нет никакой градации: вот сколько требуется от мирянина, а вот, гораздо больше, – от монаха. Подлинная любовь ко Христу, утверждал епископ Иларион, не знает градаций, Бог ждет человека к Себе целиком – как монаха, так и мирянина, здесь разницы нет. Монашество же принимает тот, кто не надеется на себя самого и ищет сугубой помощи и защиты на духовном пути. Согласны ли вы с владыкой Иларионом?
– Разница между монахом и не монахом – не в том, кто лучше или духовнее. Это не два разных пути, а один, поскольку Христос один, и Он есть Путь, Истина и Жизнь. Нет двух разных христианств. Христианство одно, но мы все разные, и Бог любит всех нас, вместе и по отдельности, каждого. Кто-то в монашестве ничего не достиг, а кто-то в миру достиг многого, и наоборот.
Но нужна огромная осторожность во всех этих вещах, чтобы никому не навредить. Святые отцы говорят, что рассуждение – царица всех добродетелей. Потому что если мы действуем без рассуждения, впадая в крайности, то очень многие наши намерения, даже самые благие, не просто обнуляются, но могут причинить вред – как нам самим, так и другим. У каждого человека свой потенциал, свой запас сил и своя мера подвига.
Меня, например, настораживает такая тенденция, наметившаяся еще в 1990-х, когда Церковь начала возрождаться: был нормальный человек, творческий, живой, с ним было интересно общаться, находиться в его обществе. И вот, он «обратился к вере», как говорят, и всё – потеряли человека. Нелюдим, неразговорчив, совершенно безрадостен, ничего и никого не любит, весь ушел в «спасение души». Вроде и не монах, но и не живущий в миру, он везде чужой, зацикленный на себе, такой вот странник и пустынник при живой жене и малолетних детях, которым как воздух нужен вменяемый и внимательный отец и муж. И это он называет «спасением души». Если это плоды «подлинной» духовной жизни, то это меня пугает. Убеждена, что христианство – оно все-таки не об этом. И нужно помнить, что у мирских людей одни обязанности перед Богом и друг другом, у монахов они все-таки несколько другие.
– Вы приняли постриг очень молодым человеком, ваша жизнь только начиналась. Молодость и монашество – хорошее, радостное сочетание? Когда у тебя вся жизнь впереди, и вся эта жизнь пройдет в монастыре, – это счастье? Как вы сейчас вспоминаете свою монашескую юность?
– Молодость и монашество – очень хорошее сочетание, в том плане, что активно работать над собой в плане духовном, приобретать навыки монастырской жизни, как, впрочем, и семейной, – в молодом возрасте всегда легче. В некоторые греческие монастыри принимают послушниц только до 30 лет: считается, что позже этого возраста человек как личность уже сложился, и что-то кардинально менять в своей жизни будет для него очень болезненно. А зачем ставить перед человеком какие-то непреодолимые препятствия? Уйти в монастырь – это все-таки не то же, что переехать в другой город или сменить место работы. Это означает – в корне изменить свою жизнь, даже если ты до вступления в монастырь был вполне воцерковленным человеком.
В плане счастья и радости… Мне не хотелось бы, чтобы у ваших читателей сложилось ложное впечатление, что монашество – это сплошные счастье и радость, хотя я знаю многих монашествующих, которые именно такой стороной хотят показать монашескую жизнь. Мне это не близко. Я склонна трезво смотреть на вещи и пытаюсь так же трезво показывать их другим, если меня об этом спрашивают. Ведь странно было бы прожить жизнь в сплошной эйфории и не попробовать, что такое настоящие скорби и печали. Мне кажется, что таких людей нет нигде: ни в монашестве, ни в миру. Да нам ведь и не обещал никто такой жизни: «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» (Ин. 16, 33)
Очень много мужества нужно в монастыре. Как говорит одна весьма уважаемая мной игуменья:
«Когда к нам приходят новоначальные, мы рассказываем им не только о радостях монашеской жизни, но и о ее трудностях».
В монастыре есть свои монашеские утешения и свои трудности. Монашеская жизнь – это жизнь над естеством, это серьезная борьба, серьезный труд, потому что мы все люди, мы обременены недостатками, особенностями характера, и шлифовать все это совсем непросто, а без Божией помощи почти невозможно. Вступившего на этот путь ждет многообразие самых разных состояний, понятных монастырскому человеку, но рассказать об этом в объеме одного ответа на вопрос – невозможно, да и нужно ли.
В монастыре есть свои монашеские утешения и свои трудности
Как я вспоминаю свою монашескую юность? – Она была непростой и не такой по-монашески безоблачной, как об этом пишут в некоторых книгах. Я стала инокиней в 1990-х, тогда было много у всех энтузиазма, но устраивать свою духовную жизнь в монастыре ты должен был сам – целиком и полностью. Я к этому была не готова, я почему-то думала, что кто-то обо мне позаботится, кто-то будет интересоваться моим внутренним миром, кому-то это будет интересно и важно. Но тогда всем было не до того, и никто в этом не виноват, просто такое было время. Наверное, и сейчас есть еще монастыри, где никто особо никем не интересуется, и люди живут параллельно друг другу. Я надеюсь, что мы это когда-то изживем.
Два года я поварилась в собственном соку, но потом поняла, что так дальше нельзя и надо что-то делать. Неисповедимыми путями я попала к отцу Кириллу (Павлову), и он благословил мне обращаться к одному игумену в лавре; он очень ответственно отнесся к этому благословению и в плане духовного руководства делал для меня очень много на протяжении многих лет, до своей смерти.
Но, несмотря на все трудности, меня переполняет чувство глубокой благодарности – Богу за все Его благодеяния и людям, которые встречаются на моем пути, и каждый меня чему-то учит. Меня вдохновляет эта совсем непростая и нелегкая монашеская жизнь. Так бывает, да, что тебя вдохновляют не только радости и восторги, но и трудности, которые ты преодолеваешь, испытания, проверки на прочность. Это все очень интересная школа жизни. А все интересное мне очень нравится.
– В каком плане монаху труднее, чем мирскому, а в каком – легче?
– Я не знаю. У меня нет достаточного опыта жизни в миру, я не разбираюсь в семейной жизни, потому что я не была замужем, и мне сложно сравнивать. Мне кажется, что хорошо и глубоко человек может понять только то, что проходит своим опытом. Где угодно может быть невероятно сложно человеку, просто катастрофически: и в миру, и в монастыре. И там, и там может сложиться ситуация, когда человек, по тем или иным причинам, не справляется с трудностями, запутывается, надламывается. Есть люди, которые, имея восемь детей, умеют построить свою жизнь так, что в доме будет очень много радости и любви; а кто-то не может справиться и с одним ребенком, и распадается семья. Есть и в монастыре такие, которые всем и всеми недовольны, а есть другие, которые радостны и благостны. Все зависит он настроя человека, от его понятий, от внутреннего ресурса и многого-многого другого. Хорошо, когда каждый на своем месте занимается своим делом, но не все так просто в жизни.
– Существует ли для современного монаха или мирянина, стремящегося к подлинной духовной жизни, проблема духовного руководства? «Оскуде преподобный», «Не стало старцев», «нет настоящих учителей», «все в прошлом» – обоснованы ли эти сетования?
– О том, что «все в прошлом»: я не эмигрант в настоящем, у меня здесь постоянное место жительства – на срок, который отведет мне Господь. И мне это место очень нравится. Меня все устраивает: наши современные преподобные и грешники, старцы и учителя, возможности духовного руководства, и вообще все совершенно уникальные возможности, которые мы сегодня имеем, а наши родители могли о них только мечтать. Мне все очень нравится, я вижу очень много возможностей и очень люблю жизнь.
Да, духовное руководство для монаха очень важно. И я считаю, что сегодня в нашей Церкви достаточно духовников, которые своим опытом прошли очень многое и могут помогать другим. Они не воскрешают мертвых, как кто-то ждет, не претворяют воду в вино и не умножают рыбу. Да и зачем? Сегодня хорошо развита медицина, люди довольно долго живут, все необходимое можно купить в супермаркетах. Но они достаточно рассудительны и опытны для того, чтобы дать нам совет, как не сбиться с пути.
И давайте будем честными – на какие вопросы чаще всего мы ищем ответы, сетуя о том, как же «оскуде преподобный»? «Унываю», «поругалась с соседкой», «не вычитала вечерние молитвы», «сплю в храме», «она сказала, что я сказала…». Какой преподобный нам нужен для решения таких «высокодуховных» вопросов? Если они где-то есть, пусть они отдыхают от этой бесконечной болтовни и лучше молятся за нас, а если мы будем их беспокоить, то по вопросам действительно важным. Коэффициент полезного действия будет, таким образом, гораздо выше.
Мы должны, наконец, стать взрослее
Надо просто самим нам немножко включить голову, приглушить эмоции, взять себя в руки и не делать проблемы из ничего, и не утомлять этим бедных батюшек, многие из которых и так чудовищно перегружены. Мы должны, наконец, стать взрослее. Расставили правильно приоритеты, решили с духовником ключевые вопросы своей духовной жизни – и всё, пошли работать. Самое тяжелое – это ведь работать: воплощать в жизнь то, что нам сказал духовник, то, что мы прочитали в умных книжках, уметь слышать и стараться делать. То есть – быть практиками.
Я убеждена, что учиться при желании мы можем у каждого человека. Как только человек будет готов к уроку, найдется обязательно и учитель. Было бы желание учиться. А тот, кто не стремится особо чему-то учиться, остается таковым, потому что проходит мимо возможностей. Екклесиаст говорит нам: «по какой бы дороге ни шел глупый, у него [всегда] недостает смысла» (Еккл. 10, 3). Ни в коем случае не хочу выставить себя тут как слишком умную, просто хочу сказать о том, что не помешает нам всем иногда оглядываться: не упускаем ли мы своей возможности чему-то научиться.
У меня есть очень хороший друг, священник, человек редкого душевного склада, который искал себе старца, учителя, но не сложилось. Однако он совершено потрясающий и интересный человек, который умеет учиться и брать что-то для себя у любого и каждого. Он не стесняется сказать любому, и даже мне: «Я у вас тоже учусь». Хотя чему у меня он может поучиться? И, поверьте, его духовная жизнь очень насыщенна и интересна. И мне, человеку монастырскому, очень интересно и назидательно обсуждать с ним многие темы – даже монашеской жизни, хотя он из белого духовенства. Все зависит от человека, от качества его души, его открытости этому миру, его желания и способности учиться. Мне кажется, что у нас проблема больше не с тем, что «оскуде преподобный», а тем, что «оскуде» серьезное отношение к своей жизни, своим поступкам, и ответственность за эти поступки. Мы не так часто думаем о том, насколько по-евангельски мы поступаем. Мы все очень любим умные и духовные разговоры, но мало у кого доходит до реального дела, и потому мы не работаем на результат.
Частенько общение с духовником сводится к желанию поговорить «по душам» с кем-нибудь добрым и светлым. Церковь – это кинония и общение, это очень важная часть жизни Церкви, но мне кажется, что есть опасность в некоем забалтывании сути, каком-то самообмане. Я думаю, что многие из нас сегодня испытывают дефицит живого, интересного и содержательного общения именно на духовные темы. Надо искать какой-то выход, создавать площадки для такого общения. Кстати, для мирян есть хорошие площадки этого плана в социальных сетях. Но пытаться удовлетворить эту свою потребность только в общении с духовником, мне кажется, не совсем правильно.
Вообще, надо сказать, что я не сторонник зацикливания на себе, постоянного самоанализа, детального самоконтроля, я считаю, что есть такие бездны в душе каждого, которые лучше закрыть и не ворошить без нужды. Где-то я прочитала, что смирение – это не когда ты думаешь о себе хуже, а когда ты думаешь о себе меньше. Надо концентрировать свое внимание на чем-то действительно созидательном, заниматься полезным и интересным для тебя делом, где бы ты ни был. Надо идти к свету, и он вытеснит в нашей душе тьму, а погружаться во тьму, чтобы увидеть свет, – так не бывает.
Смирение – это не когда ты думаешь о себе хуже, а когда ты думаешь о себе меньше
– Что поддерживало вас в самые трудные минуты, а может быть, дни или даже годы – молитва? Духовник? Тепло и любовь сестер? Пример святых подвижников?
– Все зависит от того, по какой причине в моей жизни наступили трудные минуты. В каких-то случаях мне очень важно просто побыть одной в келлии, помолчать, почитать (в том числе и о святых подвижниках), помолиться. В других ситуациях помогает поддержка близких людей. Мне посчастливилось: у меня есть нескольких таких «коллег по цеху». Они умнее, опытнее, сильнее, рассудительнее меня. И я знаю, что я всегда, в любое время дня и ночи, если потребуется, могу на них опереться, получить разумный совет, исходящий из их любящих сердец, помощь и простую человеческую поддержку, в которой все мы нуждаемся. Это невероятная удача в жизни. Конечно же, любовь сестер и всех этих людей, любовь, которой я не заслуживаю, но которой со мной очень щедро делятся, очень укрепляет и поддерживает.
Я благодарна каждому человеку, которого встречаю на своем жизненном пути – за его внимание, за помощь, поддержку. Сейчас я – настоятельница строящейся обители в довольно непростом регионе. Я вынуждена обращаться за помощью к людям, совершенно мне незнакомым, и они откликаются. Они подставили плечо в самый непростой момент моей жизни, и продолжают стоять рядом со мною и как бы говорить: опирайся, когда надо, мы здесь. Это очень трогательно.
Надо сказать, что меня вдохновляют порой очень неожиданные для многих вещи, и я благодарна всем этим людям, которые, сами того не зная, прошлись по краешку моей жизни и чему-то меня научили.
Меня может вдохновить молодая женщина с ярким макияжем и броским маникюром, «неправильно» одетая, стоящая у иконы Спасителя и разговаривающая с Ним так, как будто она, а не я полжизни уже прожила в монастыре, серьезно изучала богословие, постигла опытом многие свойства Бога и знает о Нем что-то самое важное.
Маленький мальчик, сладко спящий на лавочке в храме – как в объятьях Бога, – говорит со мной очень сильно и убедительно. Сдержанный взрослый мужчина, которому сложно заплакать даже от большой душевной боли, даже на похоронах матери, рыдает как ребенок у ног Небесного Отца на первой своей Исповеди. Совсем немолодая женщина на воскресной службе – в ярком, далеко не по возрасту, казалось бы, наряде… на самом деле одела для встречи с Богом лучшее, что у нее есть.
Мне нравится смотреть, как человек общается с Богом на волне своей души и своего сердца, в соответствии со своими запросами, а не протокольно, не по памятке «Как вести себя в храме», хотя я понимаю, что памятки тоже нужны, но вот они меня почему-то не вдохновляют. Священник, стоящий у аналоя и исповедующий людей. Вы замечали когда-нибудь, как преображаются, какими красивыми делаются их лица под этой тяжестью человеческих несовершенств? Они настоящие наводчики, призывающие на нас всех Божественную благодать и соединяющие нас с небом. Они прекрасны!
А священник, стоящий у престола с воздетыми к небу руками? Несколько десятков лет я вижу это на каждой литургии – и не могу смотреть равнодушно, без подступающего кома к горлу.
Нежная весенняя зелень говорит о Творце не менее убедительно, чем Евангелие от Иоанна
Я очень люблю природу. Нежная весенняя зелень вдохновляет меня и говорит о Творце не менее убедительно, чем Евангелие от Иоанна. Это все в нашей жизни – мелодии того самого Неба, к которому тянется каждая душа, уверена – даже атеиста. Просто кто-то старается эту тягу в себе скрыть, и иногда это даже получается.
Я люблю жизнь, людей, хочется верить, что люблю и Бога, во всяком случае, пытаюсь. И чувствую потребность в том, чтобы быть благодарной Богу и людям за все, что у меня есть в этой жизни. Мы все связаны между собой, и все друг другу должны любовь, взаимопомощь, поддержку.
– Как вы понимаете – или как вы пропускаете через свой опыт – слова «Сила Господня совершается в немощи» (2 Кор. 12, 9)? Духовный путь – не только монашеский – это ведь всегда путь познания своей немощи; как же она познается?
– Упал, лежишь. Попробовал встать, не получается. Ну, тогда хотя бы разворачиваешься и лежишь по направлению к цели, пока помощь Божия не придет. Вот так и познается. Сурово, жестко, промозгло, одиноко. Но многому учит. В следующий раз будешь аккуратнее. Так и уменьшается в нас вера в себя любимых, так отступают всякие обманы с приставкой «само».
– Вы радостный человек, в этом не усомнится никто из знающих вас людей; вы всегда были такой или вам пришлось дорастать до радости? Можете ли вы сказать, что ваше монашество – это дорога к радости именно?
– Я стала очень сильно любить и ценить жизнь, пережив череду испытаний и потерь. Странно, правда? Кто-то становиться угрюмым и замкнутым, кто-то озлобляется на весь мир, а у меня получился вот такой эффект. Трава стала зеленее, запахи ярче, звуки – громче, каждый день, каждая встреча стала невероятной ценностью. Но и до этого я была всегда довольно позитивным человеком, видимо, мне достался в наследство мамин оптимизм: я совершенно не могу находиться в депрессивных состояниях. И если кто-то в таких состояниях может творить, писать книги, создавать какие-то в шедевры, то меня такие состояния просто разрушают. Я оптимист по жизни. И если я даже по очень объективным причинам соскальзываю в уныние и печаль, то моя психика сразу начинает искать выход из этого состояния: молитва, правильная мысль, которая вытащит, правильная книга, поддержка близких людей и т.д.
Дорога ли к радости мое монашество. Знаете, чего больше всего я боюсь? – Я боюсь разучиться радоваться. Мне кажется, что если это случится, то как монахиня я закончусь сразу же. Закончится мое монашество, внутренне, во всяком случае. Радость – это то, что делает меня живой. Я каменею, сталкиваясь с людьми, которые не могут больше радоваться – вот просто зеленой траве, пению птиц, весеннему дождю, тому, что тебе помахал с мимо проходящего поезда незнакомый человек, – у которых потухший взгляд и очень уставшее, старческое сердце. Мне кажется, что это страшно, и это не должно происходить с человеком. Я совсем не хочу разбрасываться какими-то громкими словами. Но я скажу то, что поняла за многие годы своей, пусть и очень посредственной, монашеской жизни: Христос – это радость. Скорби, трудности – все это есть, и без этого никак, но Он здесь, с нами, Он рядом, и ничто не может испугать и сломать человека, который это чувствует и понимает, который открыл для себя Христа.
Ничто не может испугать и сломать человека, который открыл для себя Христа
– Все же попрошу вас рассказать немного конкретного о себе: в какой среде, в какой семье вы выросли, как обрели веру, как пришли к монашеству? Ведь и брат ваш также избрал этот путь?
– Я родилась в обычной советской семье. Папа по образованию учитель, мама какое-то время тоже работала в школе. Родители находились в активном поиске веры и в 1980-х открыли для себя Православие.
Православную веру я получила от своих родителей вместе с даром жизни и понятиями, что такое хорошо, а что такое плохо – вместе с системой христианских ценностей. Ведущая роль во всем этом принадлежит отцу, человеку со сложным характером и сложной судьбой, но очень сильно уцепившемуся за Христа. С детства я была очень самостоятельной и независимой в своих взглядах. И далеко не всегда мои взгляды, в том числе и взгляды на духовную жизнь, на те или иные церковные события, совпадали с тем, как видели это родители. На меня невозможно было оказывать давление, такие методы не работали. Я даже полушутя спрашивала родителей: не подкидыш ли я в нашей семье? Мы до сих пор с отцом много спорим, и наши точки зрения зачастую оказываются полярными, но в главном мы едины – Православная Церковь для нас мать, Христос – центр нашей жизни.
Чаепитие после богослужения
С детства все каникулы я проводила в Полоцком Спасо-Евфросиниевском женском монастыре. Мне там очень нравилось. Когда я достигла совершеннолетия, мне стало понятно, что все мои идеалы, интересы и стремления лежат в области именно монастырской жизни. Вне этой жизни я ощущала себя в безвоздушном пространстве. Это та сфера, та область жизни, в которую я, как мне кажется, довольно гармонично вписываюсь и которая наполняет мое бытие смыслом и содержанием до самого края. Центром этой жизни является Христос. Я в этом была убеждена тогда, как и теперь. Тогда я как-то вдруг осознала, что нахожусь в том возрасте и в том статусе, когда могу позволить себе немыслимую для многих роскошь – всю свою жизнь, без остатка, посвятить Богу. Глупо находиться в поиске, если ты уже нашел то, что искал.
Для тех, кто любит преподобного Паисия и желает помочь строительству Паисиевского монастыря в Белоруссии, – карта Сбербанка 67628038 9088913210 Анна С.