Так им и надо евтушенко

Так им и надо евтушенко

Евгений Александрович Евтушенко

Собрание сочинений. Том 9

© Евтушенко Е. А., наследник, 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Самое главное сейчас – остановить кровь. Все идеологии, вместе взятые, не стоят и одной человеческой жизни[1]

Много лет назад после дня рождения Роберта Кеннеди один из его гостей предложил мне свою машину, чтобы добраться до Вашингтона. Было уже за полночь, и я спешил на свидание в ночной ресторан. Собеседник представился секретарем Макнамара. В английском языке нет склонений, и я решил, что передо мной секретарь министра обороны США. Шел 1966 год, в полном разгаре война во Вьетнаме, но она была настолько непопулярна в мире, что когда венецианские гондольеры приняли меня за американца, то отказались брать на борт не только меня, но и мою спутницу. Я напел им несколько куплетов из любимой итальянскими антифашистами-партизанами песни «Выходила на берег Катюша», и они, поняв, что я русский, посадили нас в гондолу бесплатно, еще и вином угостили.

В то время 27 университетов Америки пригласили меня для поэтического турне. Президент Линдон Джонсон, узнав, что я в США, через своего помощника позвал меня в Белый дом. Мне было бы, безусловно, интересно поговорить с американским президентом, да еще и с глазу на глаз, но я ответил ему честно в своем письме, что Союз американских студентов, который составлял мое расписание и всячески поддерживал антивоенные демонстрации, неправильно бы это понял, и выразил президенту вежливое сожаление. Посол СССР Анатолий Добрынин очень хотел, чтобы я встретился с Джонсоном, но я стоял на своем: не сейчас. Это было время эскалации конфликта и усиления бомбежек во Вьетнаме.

Сколько же времени понадобится, чтобы остановить войну? Чем дальше, тем труднее это сделать. Я не хочу обращаться к тем, кто получает удовольствие и заработок мясников от многих войн, которые идут сейчас на планете, в том числе от одной из самых нелепейших и непростительнейших войн за всю историю человечества: народа Шевченко с народом Пушкина. Я заклинаю этими двумя именами всех тех, кто все-таки понимает, что неизбежно настанет день, когда нам всем придется покаяться в том, что сейчас происходит. Не надо только торговаться, кто первый начал, кто больше наубивал.

Неужели вы хотите, чтобы украинско-русская вражда превратилась в то, во что превратились бесконечные израильско-арабские взаимоубийства? А в моих классах поэзии и киноклассе молодые арабы и молодые американские евреи братались после взрывов двух небоскребов-близнецов и стояли в очереди, чтобы сдать донорскую кровь жертвам этого чудовищного теракта.

В одной стране третьего мира мое имя без моего разрешения поставили под письмом в защиту детей Газы, и я сказал твердо и ясно: «Подпишу такое письмо только тогда, когда рядом вы мне дадите подписать письмо в защиту и еврейских детей». Слава богу, они, кажется, поняли это и извинились передо мной. Это не беспринципность – это должно стать общим принципом человечества. Иного спасения нет и не будет.

Священник Михаил Моргулис, много делающий для того, чтобы остановить кровь, где бы она ни текла, рассказал мне, как убили Людмилу Прохорову, врача детского интерната, где воспитываются жертвы врожденного ВИЧ мал мала меньше. Она шла после работы домой, еле держась на ногах. Мимо летел джип, из него полоснула автоматная очередь. Миша рассказывал о ней как о святой женщине. Наповал, ни за что ни про что. Я спрашиваю его: «Кто?» Он: «Такая скорость была, что разобрать нельзя, да и маска». – «За что? Зачем?» – спросил я. «Да чтоб другим было страшно, Женя…»

Это пьянство, так называемое пьянство крови, когда люди начинают сходить с ума, может быть, от чувства мщения, а потом и от озверения… Даже когда-то хорошие люди теряют разум.

Чем я могу еще помочь? Только молиться Богу, что я и делаю. Но я молюсь стихами, обращаясь и к людям. Ведь я могу давать оценку событиям только как человек, но каждый политик прежде всего тоже должен быть человеком. Я написал тетраптих, посвященный событиям в Украине. Я и к государству обратился в первой части: Государство, будь человеком[2]. Две другие называются «Почти сон» и «Оплакиваемый самолет». Этими произведениями я сделал то, чего не делал ни один человек, близкий к Украине. Я призвал своих друзей-писателей тоже высказаться, потому что в моих стихах написано все, что думаю. Не люблю хвалить свою поэзию, но фабула прозрачная совершенно. Был такой случай, когда украинцы в Крыму шли на свою базу и встретили вот этих, так сказать, людей в зеленой форме. И ведь они как-то нашли друг с другом общий язык. «Почти сон» – об этом. И мое новое стихотворение «Медсестра из Макеевки». В нем полностью соблюдена презумпция невиновности – я не обвиняю ни одну из сторон отдельно, ведь главный преступник – сама война. Поэт Иван Елагин, мой друг-киевлянин, был мужем поэтессы – автора первого стихотворения «Бабий Яр», сочиненного в 1941-м, Ольги Анстей. Он написал великие предупреждающие строки: «Кто не убьет войну, того убьет война». Если мы не убьем эту войну в наших сердцах, она убьет всех нас.

Подписание договора о перемирии – единственный правильный шаг сегодня. Самое главное сейчас – остановить кровь. Все идеологии, вместе взятые, не стоят и одной человеческой жизни.

Любящий Россию и Украину

Сейчас появилась какая-то эпидемиальная боязнь красоты в искусстве.

Очевидно, это подсознательно скептическое отношение к выражению Достоевского, что якобы красота спасет мир, и ко всяческим восклицаниям типа «мы еще увидим небо а алмазах» или «человек – это звучит гордо». Конечно, нелегко все это принимать за чистую монету после Холокоста и Архипелага Гулага и после вопиющей пропасти неравенства, когда безвкусное хвастовство виллами, брульянтами, яхтами унижает честных людей, когда они, чтобы выжить, бьются, как рыбы об лед, а престиж зазнавшейся политики катастрофически обвалился после повальной двустандартности и параноидального взаимоподслушивания. Тем не менее красота поведения людей, ухитряющихся не пачкаться, существует, и их больше, чем нам иногда кажется. Они и есть настоящие герои, но кажутся неудачниками-чудаками на фоне преуспеяния тех, чья кажущаяся смелость предприимчивости основывается лишь на беззастенчивости, с которой они переступают через других. Вообще духовная красота сейчас Золушка. Повторяю – даже в искусстве.

Известный российский поэт Евгений Евтушенко по инициативе издания «ГОРДОН» написал колонку со своим видением и путями выхода из сегодняшней ситуации в Украине, а также передал для украинских читателей свой новый поэтический тетраптих. Приводим текст автора без изменений. – Примеч. ред. издания «ГОРДОН».

См. стихотворение «Государство, будь человеком!» на стр. 422.

Источник

kikimoya

May 2011

так им и надо, евтушенко

Снова от крови на рельсах мокро.
Мир, как открытая рана.
Станции лондонского метро —
родственницы Беслана.

Рельсы на станции детства Зима
с бабочками узорными,
странно, что в мире, сходящем с ума,
вы еще кем-то не взорваны.

Каждый автобус, вагон, магазин —
завтра, быть может, могильники,
где по хозяевам из руин
плачут щенками мобильники.

Как же звонили бесстыднейше вы,
наши сограждане злобные,
в радиостанцию «Эхо Москвы»
после трагедии в Лондоне.

Торжествовала звонков канонада:
«Так им и надо!
Так им и надо!».

Зависть не прячется по углам —
бедам чужим она рада:
«Лишь бы им плохо — пусть хуже нам…
Так им и надо! Так им и надо!»

Наш доморощенный сталинский Рим
вычеркнул слово «пощада»,
тыча в арену пальцем кривым:
«Так им и надо! Так им и надо!».

В душах — гулаговских пил вжик да вжик.
Страхом все мы облучились
и ненавидеть злорадно чужих
мы на своих обучились.

Дух сердобольной Руси не исчез
как потайная лампада,
только боюсь, чтобы вновь не воскрес
рук обвинительных радостный лес:
«Так им надо! Так им и надо!».

Взорваны наша страна и судьба,
взорвана русская тайна.
Может, мы все — только клочья себя,
взорванные несрастаемо?

В чем же английская здесь вина,
если рычат мохнато
наши ворчатели, наша шпана:
«Так им и надо! Так им и надо!».

Родины разными могут быть,
но при войне и терроре
разве не может нас объединить
общая родина — горе?

Горю друг друга откроем двери.
Разве не пели и мы «Типерери»?

Разве не лили бабы неграмотные
слезы на фильме о леди Гамильтон?

Слушая про Сталинград, англичане
шапки когда-то снимали в молчаньи.

Разве под мессершмитную музыку
не прорывались их транспорты к Мурманску?
И, как в могилах, павшие в битвах
в айсбергах — родичи будущих битлов…

И не накажут ли муками ада
нас за постыдное — «Так им и надо!»?

Евгений ЕВТУШЕНКО
28.07.2005

Posted on May. 5th, 2008 at 11:13 am | Link | Leave a comment | Share | Flag

Источник

Так им и надо евтушенко

Евгений Александрович Евтушенко

Собрание сочинений. Том 9

© Евтушенко Е. А., наследник, 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Самое главное сейчас – остановить кровь. Все идеологии, вместе взятые, не стоят и одной человеческой жизни[1]

Много лет назад после дня рождения Роберта Кеннеди один из его гостей предложил мне свою машину, чтобы добраться до Вашингтона. Было уже за полночь, и я спешил на свидание в ночной ресторан. Собеседник представился секретарем Макнамара. В английском языке нет склонений, и я решил, что передо мной секретарь министра обороны США. Шел 1966 год, в полном разгаре война во Вьетнаме, но она была настолько непопулярна в мире, что когда венецианские гондольеры приняли меня за американца, то отказались брать на борт не только меня, но и мою спутницу. Я напел им несколько куплетов из любимой итальянскими антифашистами-партизанами песни «Выходила на берег Катюша», и они, поняв, что я русский, посадили нас в гондолу бесплатно, еще и вином угостили.

В то время 27 университетов Америки пригласили меня для поэтического турне. Президент Линдон Джонсон, узнав, что я в США, через своего помощника позвал меня в Белый дом. Мне было бы, безусловно, интересно поговорить с американским президентом, да еще и с глазу на глаз, но я ответил ему честно в своем письме, что Союз американских студентов, который составлял мое расписание и всячески поддерживал антивоенные демонстрации, неправильно бы это понял, и выразил президенту вежливое сожаление. Посол СССР Анатолий Добрынин очень хотел, чтобы я встретился с Джонсоном, но я стоял на своем: не сейчас. Это было время эскалации конфликта и усиления бомбежек во Вьетнаме.

Сколько же времени понадобится, чтобы остановить войну? Чем дальше, тем труднее это сделать. Я не хочу обращаться к тем, кто получает удовольствие и заработок мясников от многих войн, которые идут сейчас на планете, в том числе от одной из самых нелепейших и непростительнейших войн за всю историю человечества: народа Шевченко с народом Пушкина. Я заклинаю этими двумя именами всех тех, кто все-таки понимает, что неизбежно настанет день, когда нам всем придется покаяться в том, что сейчас происходит. Не надо только торговаться, кто первый начал, кто больше наубивал.

Неужели вы хотите, чтобы украинско-русская вражда превратилась в то, во что превратились бесконечные израильско-арабские взаимоубийства? А в моих классах поэзии и киноклассе молодые арабы и молодые американские евреи братались после взрывов двух небоскребов-близнецов и стояли в очереди, чтобы сдать донорскую кровь жертвам этого чудовищного теракта.

В одной стране третьего мира мое имя без моего разрешения поставили под письмом в защиту детей Газы, и я сказал твердо и ясно: «Подпишу такое письмо только тогда, когда рядом вы мне дадите подписать письмо в защиту и еврейских детей». Слава богу, они, кажется, поняли это и извинились передо мной. Это не беспринципность – это должно стать общим принципом человечества. Иного спасения нет и не будет.

Священник Михаил Моргулис, много делающий для того, чтобы остановить кровь, где бы она ни текла, рассказал мне, как убили Людмилу Прохорову, врача детского интерната, где воспитываются жертвы врожденного ВИЧ мал мала меньше. Она шла после работы домой, еле держась на ногах. Мимо летел джип, из него полоснула автоматная очередь. Миша рассказывал о ней как о святой женщине. Наповал, ни за что ни про что. Я спрашиваю его: «Кто?» Он: «Такая скорость была, что разобрать нельзя, да и маска». – «За что? Зачем?» – спросил я. «Да чтоб другим было страшно, Женя…»

Это пьянство, так называемое пьянство крови, когда люди начинают сходить с ума, может быть, от чувства мщения, а потом и от озверения… Даже когда-то хорошие люди теряют разум.

Чем я могу еще помочь? Только молиться Богу, что я и делаю. Но я молюсь стихами, обращаясь и к людям. Ведь я могу давать оценку событиям только как человек, но каждый политик прежде всего тоже должен быть человеком. Я написал тетраптих, посвященный событиям в Украине. Я и к государству обратился в первой части: Государство, будь человеком[2]. Две другие называются «Почти сон» и «Оплакиваемый самолет». Этими произведениями я сделал то, чего не делал ни один человек, близкий к Украине. Я призвал своих друзей-писателей тоже высказаться, потому что в моих стихах написано все, что думаю. Не люблю хвалить свою поэзию, но фабула прозрачная совершенно. Был такой случай, когда украинцы в Крыму шли на свою базу и встретили вот этих, так сказать, людей в зеленой форме. И ведь они как-то нашли друг с другом общий язык. «Почти сон» – об этом. И мое новое стихотворение «Медсестра из Макеевки». В нем полностью соблюдена презумпция невиновности – я не обвиняю ни одну из сторон отдельно, ведь главный преступник – сама война. Поэт Иван Елагин, мой друг-киевлянин, был мужем поэтессы – автора первого стихотворения «Бабий Яр», сочиненного в 1941-м, Ольги Анстей. Он написал великие предупреждающие строки: «Кто не убьет войну, того убьет война». Если мы не убьем эту войну в наших сердцах, она убьет всех нас.

Подписание договора о перемирии – единственный правильный шаг сегодня. Самое главное сейчас – остановить кровь. Все идеологии, вместе взятые, не стоят и одной человеческой жизни.

Любящий Россию и Украину

Сейчас появилась какая-то эпидемиальная боязнь красоты в искусстве.

Очевидно, это подсознательно скептическое отношение к выражению Достоевского, что якобы красота спасет мир, и ко всяческим восклицаниям типа «мы еще увидим небо а алмазах» или «человек – это звучит гордо». Конечно, нелегко все это принимать за чистую монету после Холокоста и Архипелага Гулага и после вопиющей пропасти неравенства, когда безвкусное хвастовство виллами, брульянтами, яхтами унижает честных людей, когда они, чтобы выжить, бьются, как рыбы об лед, а престиж зазнавшейся политики катастрофически обвалился после повальной двустандартности и параноидального взаимоподслушивания. Тем не менее красота поведения людей, ухитряющихся не пачкаться, существует, и их больше, чем нам иногда кажется. Они и есть настоящие герои, но кажутся неудачниками-чудаками на фоне преуспеяния тех, чья кажущаяся смелость предприимчивости основывается лишь на беззастенчивости, с которой они переступают через других. Вообще духовная красота сейчас Золушка. Повторяю – даже в искусстве.

Известный российский поэт Евгений Евтушенко по инициативе издания «ГОРДОН» написал колонку со своим видением и путями выхода из сегодняшней ситуации в Украине, а также передал для украинских читателей свой новый поэтический тетраптих. Приводим текст автора без изменений. – Примеч. ред. издания «ГОРДОН».

См. стихотворение «Государство, будь человеком!» на стр. 422.

Источник

Лучшие стихи Евтушенко (ТОП-5)

Лучшие и популярные стихи поэта Евгения Евтушенко
——-

Людей неинтересных в мире нет

Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы — как истории планет.
У каждой все особое, свое,
и нет планет, похожих на нее.

А если кто-то незаметно жил
и с этой незаметностью дружил,
он интересен был среди людей
самой неинтересностью своей.

У каждого — свой тайный личный мир.
Есть в мире этом самый лучший миг.
Есть в мире этом самый страшный час,
но это все неведомо для нас.

И если умирает человек,
с ним умирает первый его снег,
и первый поцелуй, и первый бой…
Все это забирает он с собой.

Да, остаются книги и мосты,
машины и художников холсты,
да, многому остаться суждено,
но что-то ведь уходит все равно!

Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали, в сущности, о них?

Что знаем мы про братьев, про друзей,
что знаем о единственной своей?
И про отца родного своего
мы, зная все, не знаем ничего.

Уходят люди… Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
от этой невозвратности кричать.

Не надо бояться густого тумана,
Не надо бояться пустого кармана.
Не надо бояться ни горных потоков,
ни топей болотных, ни грязных подонков!

Не надо бояться тяжёлой задачи,
а надо бояться дешёвой удачи.
Не надо бояться быть честным и битым,
а надо бояться быть лживым и сытым!

Дай бог слепцам глаза вернуть
и спины выпрямить горбатым.
Дай бог быть богом хоть чуть-чуть,
но быть нельзя чуть-чуть распятым.

Дай бог не вляпаться во власть
и не геройствовать подложно,
и быть богатым — но не красть,
конечно, если так возможно.

Дай бог быть тертым калачом,
не сожранным ничьею шайкой,
ни жертвой быть, ни палачом,
ни барином, ни попрошайкой.

Дай бог поменьше рваных ран,
когда идет большая драка.
Дай бог побольше разных стран,
не потеряв своей, однако.

Дай бог, чтобы твоя страна
тебя не пнула сапожищем.
Дай бог, чтобы твоя жена
тебя любила даже нищим.

Завидую я.
Этого секрета
не раскрывал я раньше никому.
Я знаю, что живет мальчишка где-то,
и очень я завидую ему.
Завидую тому,
как он дерется,-
я не был так бесхитростен и смел.
Завидую тому,
как он смеется,-
я так смеяться в детстве не умел.
Он вечно ходит в ссадинах и шишках,-
я был всегда причесанней, целей.
Все те места, что пропускал я в книжках,
он не пропустит.
Он и тут сильней.
Он будет честен жесткой прямотою,
злу не прощая за его добро,
и там, где я перо бросал:
«Не стоит!»-
он скажет:
«Стоит!»- и возьмет перо.
Он если не развяжет,
так разрубит,
где я ни развяжу,
ни разрублю.
Он, если уж полюбит,
не разлюбит,
а я и полюблю,
да разлюблю.
Я скрою зависть.
Буду улыбаться.
Я притворюсь, как будто я простак:
«Кому-то же ведь надо ошибаться,
кому-то же ведь надо жить не так».
Но сколько б ни внушал себе я это,
твердя:
«Судьба у каждого своя»,-
мне не забыть, что есть мальчишка где-то,
что он добьется большего,
чем я.

Как ни крутите,
ни вертите,
существовала
Нефертити.
Она когда-то в мире оном
жила с каким-то фараоном,
но даже если с ним лежала,
она векам принадлежала.
И он испытывал страданья
от видимости обладанья.
Носил он важно
облаченья.
Произносил он
обличенья.
Он укреплял свои устои,
но, как заметил Авиценна,
в природе рядом с красотою
любая власть неполноценна.
И фараона мучил комплекс
неполноценности…
Он комкал
салфетку мрачно за обедом,
когда раздумывал об этом.
Имел он войско, колесницы,
ну а она — глаза, ресницы,
и лоб, звездами озарённый,
и шеи выгиб изумлённый.
Когда они в носилках плыли,
то взгляды всех глазевших были
обращены, как по наитью,
не к фараону, к Нефeртити.
Был фараон угрюмым в ласке
и допускал прямые грубости,
поскольку чуял хрупкость власти
в сравненье с властью этой хрупкости.
А сфинксы
медленно
выветривались,
и веры мертвенно выверивались,
но сквозь идеи и событья
сквозь всё,
в чём время обманулось,
тянулась шея Нефертити
и к нам сегодня дотянулась.
Она —
в мальчишеском наброске
и у монтажницы на брошке.
Она кого-то очищает,
не приедаясь,
не тускнея, —
и кто-то снова ощущает
неполноценность рядом с нею.
Мы с вами часто вязнем в быте…
А Нефeртити?
Нефертити
сквозь быт,
событья, лица, даты
всё так же тянется куда-то…
Как ни крутите
ни вертите,
но существует
Нефертити.

Евгений Евтушенко
Русский поэт

Получил известность также как прозаик, режиссёр, сценарист, публицист, чтец-оратор и актёр. Был номинирован на Нобелевскую премию по литературе.
Родился: 18 июля 1932 г., СССР
Умер: 1 апреля 2017 г. (84 года), Оклахома, США

Источник

ЧТО ПРИШЛОСЬ ПРОСТИТЬ БЕЛЛЕ АХМАДУЛИНОЙ ЕВГЕНИЮ ЕВТУШЕНКО

10 апреля отмечала день рождения Белла Ахмадулина (1937-2010), может быть самая раскрученная поэтесса нашей страны.

Личная жизнь ее была бурной и экстремальной, о чем мы уже говорили, вспоминая брак Беллы с Юрием Нагибиным (https://ygashae-zvezdu.livejournal.com/131498.html)

Но самым известным стала для общественности ее совместная жизнь с Евгением Евтушенко. Именно в этом браке Белла приобрела лицо оторванной от мира принцессы и потеряла юношеский восторг.

Публиковаться Белла начала еще школьницей. Одна из громких публикаций случилась в журнале «Октябрь», где на ее стихи наткнулся Евгений Евтушенко. Сей человек просто по складу характера не мог пройти мимо успеха, какие бы причудливые формы тот не принимал. Он явился в литературное объединение Беллу послушать. Девушка, так сказать, произвела на него впечатление.

Уже одно из первых свиданий завершилось скандалом. Евтушенко пригласил девушку встретить Новый Год в ЦДЛ. Семнадцатилетняя Белла оказалась банально не готова к тому, что писатели и их спутницы ужрались, и начали себя вести, как обычные пьяницы. Потрясенная, она ушла среди ночи в туфельках по снегу. Старший товарищ отказался ее провожать, предпочтя продолжить веселье.

И все же он влюбился.

Позже Евтушенко вспоминал:

«Мы часто ссорились, но быстро и мирились. Мы любили и друг друга, и стихи друг друга. Одно новое стихотворение, посвященное ей, я надел на весеннюю ветку, обсыпанную чуть проклюнувшимися почками, и дерево на Тверском бульваре долго махало нам тетрадным, трепещущим на ветру листком, покрытым лиловыми, постепенно размокающими буквами.

Взявшись за руки, мы часами бродили по Москве, и я забегал вперед и заглядывал в ее бахчисарайские глаза, потому что сбоку была видна только одна щека, только один глаз, а мне не хотелось потерять глазами ни кусочка любимого и потому самого прекрасного в мире лица. Прохожие на нас оглядывались, ибо мы были похожи на то, что им самим не удалось».

Роман продолжался около года, пока Белле не исполнилось восемнадцать. Перед женитьбой состоялись смотрины, в ходе которых мама Жени всплеснула ручками, вопросив: «Что же она у тебя такая толстая?».

Нам, привыкшим к точеному облику поэтессы, это восклицание может показаться троллингом, и здесь впору сказать, что к моменту своих восемнадцати представляла собой Белла.

Не то, что мы привыкли видеть. Корпулентная девушка, с большой грудью, веснушчатая, с косой. Очень застенчивая. Очень советская, верящая в идеалы революции.

Именно с застенчивостью Беллы начал бороться привыкший к эстрадному эпатажу поэт. Он заставлял ее броско одеваться, а когда жену, которая вышла на публику в красном пальто, продернули за это в одном фельетоне, искренно изумлялся ее огорчению: «В чем дело, о тебе заговорили!»

В общем, если не стихотворный, то внешний рисунок Ахмадулиной сформировал лучший эстрадник Москвы. Их имена звучали рядом, а это помогало и славе, и публикациям, всему, всему.

Но главное ведь стихи. Присутствие Беллы явно в таких знаковых стихах Евтушенко как «Со мною вот что происходит…», Моя любимая приедет…», «Вальс на палубе».

Или вот стихотворение «Глубокий снег».

По снегу белому на лыжах я бегу.
Бегу и думаю:
что в жизни я могу?
В себя гляжу,
тужу,
припоминаю.
Что знаю я?
Я ничего не знаю.
По снегу белому на лыжах я бегу.

В красивом городе есть площадь Ногина.
Она сейчас отсюда мне видна.
Там девушка живет одна.
Она
мне не жена.
В меня не влюблена.
Чья в том вина.
Ах, белое порханье!
Бегу.
Мне и тревожно и легко.
Глубокий снег.
Глубокое дыханье.
Над головою тоже глубоко.
Мне надо далеко.

Скрипите,
лыжи милые,
скрипите,
а Вы,
далекая,
забудьте про беду.
Скрепите сердце.
Что-нибудь купите.
Спокойно спите.
Я не пропаду.
Я закурить хочу.
Ломаю спички.
От самого себя устал бежать.
Домой поеду.
В жаркой электричке
кому-то буду лыжами мешать.

В этом стихотворении, как в коконе, можно разглядеть проблемы, приведшие к разрыву двух любящих. Евтушенко при всей своей внешней распахнутости был вещью в себе; человеком быстрых ощущений; поэтом, не способным фиксироваться на чужих проблемах. Может оно и так надо, кто спорит.

Но все им сотворенное в отношении Беллы, мало какая женщина простит.

В 1957 году под Евтушенко заколебалась почва, его выгнали из Литературного института, что могло означать конец карьеры вообще. Всю жизнь Евгений Александрович уверял, будто отчислили его за выступление в защиту романа Дудинцева «Белые одежды», умалчивая о куче академических задолженностей. Господи, да он за четыре года даже вечернюю школу не умудрился закончить, предоставив в деканат аттестат о среднем образовании, хотя брали его в институт на таком условии.

А тут еще Белла со своей беременностью.

Не кстати – не кстати…

Евтушенко отправил жену на аборт, о чем впоследствии сильно жалел, признаваясь:

«Я не понимал тогда, что если мужчина заставляет любимую женщину убивать их общее дитя в её чреве, то он убивает её любовь к себе».

Даже после аборта существовал шанс выправить ситуацию. По выходе из больницы, Белла цеплялась за Женю, умоляя взять ее с собой в поездку по Сибири. Тот счел это обременительной блажью.

Когда поэт вернулся из путешествия, его встретила другая женщина изменившая внешне и внутренне. Встретила стихотворением, показывающим, что все, действительно, кончилось.

Я думала, что ты мой враг,

что ты беда моя тяжелая,

а вышло так: ты просто враль,

На площади Манежной

бросал монетку в снег.

Загадывал монете

люблю я или нет.

И шарфом ноги мне обматывал

там, в Александровском саду,

и руки грел, а все обманывал,

все думал, что и я солгу.

Кружилось надо мной вранье,

похожее на воронье.

Но вот в последний раз прощаешься.

В глазах ни сине, ни черно.

О, проживешь, не опечалишься,

а мне и вовсе ничего.

Но как же все напрасно,

но как же все нелепо!

Тебе идти направо,

Мне идти налево.

Евтушенко съехал из семейного дома.

«Мы не поссорились. Наша любовь не умерла – она перестала быть. Мы разошлись, и я переселился в комнатушку над Елисеевским магазином – настолько крошечную, что входящим женщинам нельзя было избежать тахты, и через пару месяцев я чуть не рехнулся от карусели, которую сам себе устроил».

Финиш пришел, когда в жизни Ахмадулиной появился Юрий Нагибин. Сунувшемуся к ней среди ночи вернувшемуся мужу Белла не открыла дверь. Последовал развод.

Конец семейной жизни не означал конца отношений, поскольку оба были знаковыми лицами оттепельной поэзии. Их имена пресса по-прежнему писала через запятую. Приходилось общаться.

Ахмадулина стала лучшей подругой второй жены Евтушенко Галины Сокол, которую он увел у друга – поэта Михаила Луконина. Дамы вместе зажигали, давая окружающим повод для пересудов.

Так однажды ГАИшники задержали Сокол и Ахмадулину за езду в пьяном виде. Сокол начала орать, что она жена Евтушенко. Белла присоединилась к ее воплям: «И я тоже».

Историю совместного усыновления дамами детдомовцев, дабы удержать рядом мужей я уже рассказывал (https://ygashae-zvezdu.livejournal.com/131498.html) Замечу только, что Нагибин Ахмадулину с ребенком выгнал, а вот Евтушенко блажь Сокол принял и заменил мальчику Пете отца.

Время развело Евтушенко со многими друзьями юности: Рождественским (https://ygashae-zvezdu.livejournal.com/143267.html), Вознесенским, Аксеновым (https://ygashae-zvezdu.livejournal.com/143597.html) Чуть ли не единственная, с кем он не обменялся на старости лет ехидными инвективами Ахмадулина. Там присутствовало уважение, взаимное, впрочем.

Увидев у коллекционера Виктора Сербского на одной из своих книжек автограф Беллы: «Виктору Сербскому с любовью к поэту Евгению Евтушенко — Белла Ахмадулина», он откликнулся автографом: «Глубочайше тронут тем, что рукой Беллы — ее драгоценными пальчиками подтверждено то, что хотя бы когда-то она любила меня. Евг. Евтушенко».

Ну а Белла еще в конце 1950-ых высказала отношение к Евгению, закончив одно из вдохновленных им стихотворений словами:

Никто не покарает, не измерит

вины его. Не вышло ни черта.

И все же он, гуляка и изменник,

не вам чета. Нет. Он не вам чета.

Отвечая же на вопрос корреспондента «АИФ» о бывшем муже, Белла констатировала:

«Мы просто не видимся. Евгений Александрович мне ничего никогда плохого не сделал. Он — мастер литературной формы. Я только это могу сказать…»

И так уж получилось, что отпели Евтушенко 10 апреля 2017 года, в день, когда его звезде и музе, могло бы исполниться 80 лет.

Источник