Книга: «Безумцы и философия. Все не то, чем кажется»
Серия: «Философия поп-культуры»
Издательство: «Юнайтед Пресс» (2014)
Формат: 60×90/16, 262 стр.
См. также в других словарях:
ЗЛО — [греч. ἡ κακία, τὸ κακόν, πονηρός, τὸ αἰσχρόν, τὸ φαῦλον; лат. malum], характеристика падшего мира, связанная со способностью разумных существ, одаренных свободой воли, уклоняться от Бога; онтологическая и моральная категория, противоположность… … Православная энциклопедия
Ларошфуко — (La Rochefoucauld) Ларошфуко Франсуа де (Франсуа VI, герцог La Rochefoucauld) (1613 1680) Герцог. Французский писатель моралист. Враждовал с герцогом Ришелье, под влиянием герцогини Лонгевиль принимал участие в движении Фронды (общественное… … Сводная энциклопедия афоризмов
Франсуа де Ларошфуко — (1613 1680 гг.) писатель моралист Безрассудство сопутствует нам всю жизнь; если кто нибудь и кажется нам мудрым, то это значит лишь, что его безрассудства соответствуют его возрасту и положению. Бесхарактерность еще дальше от добродетели, чем… … Сводная энциклопедия афоризмов
Зенон — Зенон, сын Мнасея (или Демея), из Кития, что на Кипре, греческом городе с финикийскими поселенцами. У него была кривая шея (говорит Тимофей Афинский в Жизнеописаниях ), а сам он, по свидетельству Аполлония Тирского, был худой, довольно… … О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов
Этика — I. Предмет этики и ее основные направления. II. Исторический очерк этических учений. III. Этика как философская дисциплина. I. Этика (от греч. ήθος нрав) или мораль (от лат. mos нрав) в узком смысле слова значит учение о нравственном. Так как все … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона
Книга Безумцы и философия. Все не то, чем кажется | Mad Men and Philosophy: Nothing Is as It Seems
Если не работает, попробуйте выключить AdBlock
Ожидание ответа от сервера
Информация о книге
Научные достижения и новые технологии открыли для будущего всего человечества самые невероятные перспективы. Земля перестала быть для него единственным домом. Новые места обитания охватили всю солнечную систему: планеты, спутники и даже астероиды между ними. Каждое – чудо инженерной техники, некоторые – Настоящее произведение искусства.
Эксперт по живописи попадает на выставку памяти гениального мексиканского художника Себастьяна Родригеса, наследника искусства Сикейроса и Ороско, но выставка оказывается поминками.
Рассказ входит в сборник «Кошкина пижама» (2004).
Итальянский писатель Алессандро Барикко — один из лучших романистов Европы, лауреат престижной премии Виареджо. Его книги переведены на десятки языков и положены в основу спектаклей и фильмов.
В новой книге Алессандро Барикко «The Game. Игра» рассказывается о нашей невероятной повседневности. То, что мы переживаем ныне, — это результат не только технологической революции, состоящей во внедрении в нашу жизнь все новых и новых гаджетов, но и ментального восстания. У тех, кто инициировал его — от пионеров Интернета до создателя айфона, — не было конкретного проекта, только потрясающий сумасшедший план: сделать невозможным повторение трагедий ХХ века. В результате с каждым годом в головокружительном темпе нарастает гора информации, вздымаясь все выше и выше над пейзажем человечества. Цифровая революция привела к уничтожению любых границ, элит, каст, она совершенно преобразила жизненный ландшафт, сделав саму концепцию человека размытой, подвижной, нестабильной. Наши проблемы трансформируются в игры, взрослые и дети решают повседневные задачи, применяя инструменты, которые если и не являются играми, то очень на них похожи. Потому что все это Игра!
Скоро должен состояться контакт землян и лентили. Перед его началом президент Тридден заявил всем, что у лентили имеется психологический недостаток, а у землян – Дар. И землянам придется от него отказаться, чтобы не нанести инопланетянам ущерба. Так что это за Дар?
Нам представляют симпатичных героев, совершающих несимпатичные, а порой просто безнравственные поступки с философским подтекстом.
Новая книга из серии издательства «Юнайтед пресс» «Философия поп-культуры» «Безумцы и философия» под редакцией Р. Карвета и Дж. Стаута якобы посвящена популярному американскому сериалу про американских же рекламщиков MADMAN, сиречь «Безумцы». Якобы — потому что, как и в sister-books «Безумцев и философии», посвященных Гарри Поттеру, «Сумеркам» и прочим блокбастерам последних лет, от вышеназванных произведений взяли названия, героев и ряд инвариантных кейсов, которыми так удобно иллюстрировать философские тезисы, составляющие основное содержание и смысл книги.
Сериал «Безумцы» неплох. Это подтверждается и количеством наград, и отзывами, и самой теплой для сердца идей снимать фильм о времени, когда «все поголовно курили, пили мартини в середине дня, а сексуальные домогательства на работе были нормой». И это в наших условиях, в которых скоро чихнуть громко будет нельзя с тем, чтобы не получить повестку с суд. Книга же, несмотря на номера эпизодов и имена героев, щедро рассыпанные на её страницах, посвящена не сериалу, а философии, причем не сильно пытается это скрыть. Айн Ренд, Сёрен Кьеркегор, Хайдеггер, Ницше и другие — истинные герои, а герои сериала — как обычно повод. Каждому из них (философов) посвящено отдельное эссе, и именно их идеи, в достаточно простом виде (вспомним о просветительской миссии проекта «Философия поп-культуры») доносятся до читателя, в то время как события сериала служат лишь фоном на который экстраполируется философия. Для облегчения восприятия, не более того.
Поэтому не имеет значение, смотрели вы «Безумцев» или нет. Если вы хотите узнать, что такое эпистемология без того, чтобы заработать себе головную боль, эта книга для вас. Если хотите поразить друзей на вечеринке глубинным смыслом модных трендов кинематографа — читайте смело. И, наконец, если ждать выхода пятого сезона (2012 год) вам невмоготу, а с героями расставаться грустно — что ж, вы узнаете о них много нового, причем зачастую того, что ни режиссер, ни сценаристы даже не предполагали вложить в персонажей.
«Безумцы и философия. Все не то, чем кажется», Юнайтед Пресс, 2011 г. — 262 с.
Цитаты из книги «Безумцы и философия. Все не то, чем кажется»
«Идея, что определённые внешние стимулы могут вызывать определённое поведение, у психологов известна под названием ситуационизма. Например, одно исследование продемонстрировало, что люди с большой готовностью помогали незнакомцам, после того как находили в телефонной будке десять центов. Находка монетки была единственным релевантным фактором, позволяющим предсказать, поможет ли участник эксперимента случайному прохожему собрать рассыпавшиеся бумаги. И этот, и другие эксперименты были призваны доказать, что на поведение воздействует социальный и ситуационный контекст и даже честнейший человек может оказаться в ситуации, когда его можно спровоцировать на ложь.»
«Фридман утверждает, что реклама информирует, а не убеждает. Дон Дрейпер не может создать желание, но даже если бы и мог, мы купили бы продукт не потому, что реклама заставила нас это сделать. Всё наоборот: компании стараются выяснить, чего хотят люди, и затем создать продукт, удовлетворяющий это желание. Если они ошибутся, свободный рынок вытеснит их из бизнеса. Вот вам ещё одна расхожая экономическая мудрость: у потребителей возникают желания, а успешные бизнесмены находят возможности эти желания удовлетворить.»
«В вопросах свободы воли Гэлбрейт скорее компатибилист, чем либертарианец. Он считает, что наши действия свободны, если обусловлены нашими подлинными, естественными желаниями, и что любой наш выбор чем-то обусловлен. Выбор, определённый внешними факторами, не входящими в число наших собственных психологических мотивировок, не может быть свободным. Если кто-то схватит меня за руку и ударит вас моей рукой, это не мой свободный выбор. Выбор определённый подлинными желаниями, свободен. Проблема в том, что многие наши желания порождены рекламой, следовательно, сделанный в итоге выбор не отражает наших естественных желаний. Если Дон Дрейпер сможет заставить нас достаточно сильно захотеть какой-то товар, он заставит нас выбрать именно этот товар. Покупая разрекламированный продукт, мы действуем несвободно.»
Интересные посты
Место для понедельника и вторника Читать далее
1 день 9 часов 40 минут назад
Пять книжных новинок о четвероногих друзьях человека
Издательств «Бомбора» и «Эксмо» представили пять книжных новинок о четвероногих друзьях человека и. Читать далее
2 дня 19 часов 20 минут назад
Традиционно, или как прошел мой КМ21
По традиции люди подводят в конце уходящего года итоги.Сейчас я сделаю это первый раз в своей. Читать далее
4 дня 13 часов 7 минут назад
Каллиграф из Краснодара. Как житель Кубани научил красиво писать весь мир
В Краснодаре скончался художник-каллиграф с мировым именем Леонид Проненко. Заслуженного художника. Читать далее
Странное дело: люди приходят в музеи и стоят перед картинами Ван Гога или Бэкона, где мучительный человек напоминает обрубок или ком земли. Почему? О чем им, нормальным людям, говорят эти образы? Да и что вообще значат эти два слова: нормальный человек? Особенно в этом мире, который мы все чаще называем безумным…
Есть тема безумия в истории. Безумие начинает мучить людей, постепенно они начинают осознавать, что оно таится за покровами реальности, оно рядом с каждым… Замечено, что древние безумцы – иные, Медея или Электра так близко подошли к роковой кромке, однако в них эллин видит таинство и звезду…
Как ни странно, но именно ничтожество нашего знания приводит к мысли о безумии. Знание вовсе не помогает избежать безумия, но лишь «тонкая связующая нить, которая удерживает человека в согласии с самим собой», писал главный специалист по нашей теме – Мишель Фуко:
Пребывая в воображаемом согласии с самим собой, человек порождает, словно мираж, собственное безумие… 1
Но что же делать художнику? Ведь его творчество и есть путь в незнаемое, сплошное «воображаемое согласие», ведь каждый его шаг есть попытка, эксперимент, он порождает новую реальность, которая, как зверь, набрасывается на его душу, мучит и крушит ее. Это вечная война с данностью — есть от чего с ума сойти… С другой стороны, художник понимает, что окружающий его мир так же случаен, как и его мечта, и он постепенно отходит от этой проклятой и бесплодной данности.
В эпоху Возрождения люди начинают верить, что под тонкой пленкой реальности таится мир истинный, мир страстей и безумия, их бред и есть реальность, в то время как обыденная реальность плоская и блеклая. Это линия Микеланджело, разрывающего земные путы и масштабы – это купол нечеловеческого собора в сорок тонн, это мир Сикстины.
Говорят, что Возрождение принесло гуманизм, который возвеличил человека… Однако его идеология подавляла страсти и душевные порывы, вводила их в русло, «Возрождение порвало связи с той реальностью, чьи законы были сверхчеловеческими…» и таким образом гуманизм «не возвеличил, а умалил человека». Там был не только Боттичелли, но и его наставник — Савонарола… Любой гуманизм – это всегда как минимум противоречие.
Безумие и разум – неразрывная пара, «на всякий разум находится свое безумие» — пишет Фуко — они служат мерой друг другу, ведь эта самовлюбленность всесильного человека нелепа, если ее не сопровождает сатира и ирония. Подлинный разум всегда знает о подстерегающем безумии, страшится, мыслит, высмеивает — иногда обманным путем, «через приятие безумия… берет его в кольцо и осмысляет и отводит подобающее место», замечает Фуко; так явились на свет Божий первые безумцы-заключенные. Человечество провело черту между безумием и нормой. Но действительно ли есть такая черта? Фуко чеканит важную мысль:
Нет такого могучего разума, которому не приходилось бы безумствовать, чтобы довести свое творение до конца, нет великого духа без примеси безумия… 2
Надо признать, в человечестве зреет мысль о том, что в безумии действительно скрыт огромный потенциал – и тайна. Люди учатся не отрицать безумие, порывы и страсти, искажения и падения, а признавать их, работать с ними. На сломе, в искажении видится новая идея, открытие, прозрение…
Но не все зависит от мыслящих людей… Ведь именно в эти века идет рост и усиление государств, и государственный порядок не может мириться с хаосом в душах и умах, и теперь начинает – уже к 17 веку – организовывать или изолировать чересчур безумные умы. «Добродетель есть дело государственное» 3 — и теперь безумцев изолируют, дабы «избавить их от рабства во грехе», как писал де Поль.
А. Менцель. Гамлет и Полоний.
Король Лир или Гамлет – безумцы, созидающие миры, это свободные мыслители, содрогнувшиеся при виде человеческого ничтожества; они посягают на природу, проклинают ее во имя свободы и правды; теперь свобода отнята, безумие оказалось в оковах разума и морали.
Вообще, власть, порядок, стремится провести черту, разделяющую разум и безумие. Растущее европейское мещанство создает свой буржуазный строй, отвратительный суррогат во имя единственной ценности — денег, тут властвует рассудок и расчет и нет места порывам и безумствам.
Рационализм быстро расправляется со всем самым ценным, выводит за черту творчество, эротику, бунт… И встает главный вопрос: причастен ли безумец к тайнам или просто подвинут умом, правда или неразумие в его речах и образах? Этот вопрос не решен и поныне. В безумии предел падения и абсолютная невинность, просвет во тьме и путь во мрак…
В искусстве этот вопрос, конечно, никогда не померкнет. Оно пытается обратить этот страшный вопрос в форму парадокса, однако он зияет из прорех: ничтожество всего того, что мы знаем и чем живем, и великие тайны мира и Бога, Который в великом безумии очистил наш ничтожный род и Сам ужаснулся нашей мелочности и пошлости…
Художник внутренне понимает, что его интуиции и порывы, с точки зрения внешнего порядка жизни, безумны; его никто не понимает, он один идет в этой тьме, которая прочим кажется светом. Гойя явился первым из великих безумцев современного искусства.
Взгляд Гойи чересчур страшен, он пытается «из бездны рассуждающего безумия» 4 стряхнуть безумие мировой жизни, впадая в противоположное безумие ее полного отвержения. На самом деле, в безумии скрыты огромные возможности. Полно! Без него немыслим художественный синтез, без безумия любви невозможно потомство, и бред честолюбия движет вперед властелинов и пр., пр. – безумие пронизывает нашу жизнь, причем не худшие ее моменты…
Спокойный внешний порядок жизни – иллюзия гораздо более слепая и страшная, чем грезы безумца, более того, безумие – отложенная страсть и искомое переживание, потенциальное, вечно ждущее на заднем плане, пока человек жаждет и верит в ту анархическую свободу, без которой он перестает быть истинно мыслящим и чувствующим существом. Только безумец открывает миры.
Не дай мне Бог сойти с ума – Уж лучше посох иль сума…
У Пушкина размышление о безумии сводится к его принятию, если бы не тюрьма, не человеческие общественные шоры, тот самый государственный порядок… Человек должен быть отделен от реальности, не растворен в ней, он стоит на грани миров: полностью реален – мещанин, и таким образом он в небытии; полностью ирреален – сумасшедший. Гений мечтает о свободе, которая безумна, оставаясь на опасной грани.
Гойя полностью сосредоточен на одном – на этом мире призраков: призраки – все вы, говорит он, весь этот дурной карнавал чудищ «реальной жизни», и восприятие художника не может отрешиться от образа, управлять им вполне, он жертва безумия, чтобы не стать жертвой мира. Погружение в образ, раскрытие ужаса и содрогания чувств не может не затронуть гениальный ум художника. Это тайный акт созидания, истинного творения – не творчества, и душа погружается в бездну.
Ф. Гойя. А не умнее ли ученик?
Это «окно в бездну ночи» — ночь Гойи кишит чудищами, и сначала это обычные сцены… но затем они осаждают его несчастный ум, который кричит и выбрасывает страшные образы; впечатление, что они гноятся…
О, как мне это напоминает выбрасывающихся на берег китов! Они могут жить в определенной стихии, в Океане, если же он превращается в помойку, они в светлом безумии выбрасываются на берег. Тут нужно предельное отчаяние и раскаленная добела ненависть к ослам.
Ослы — символ неразумия, той глупости, которую человек излучает всюду (как только начинает действовать разумно), и художник в ужасе, сны рождают безумие, там ни просвета, а дневная реальность – одна пошлость и бред ослов… Сопла – речи безумцев несутся вокруг, в словах нет смысла, они сводят с ума, захватывают, увлекают в круговорот идиотизма.
Ф. Гойя. У них уже есть на что сесть
Сам рисунок хлесткий, мощный, линии теряют ориентиры, словно сходят с ума; это выброс энергии, это крик, а не размышление. На листе «Вот что может портной!» ничтожные покровы делают из мошки чудище, вырастают столбы общественной морали и догм, которым молимся сдуру — и попугаи над нами: политики повторяют, талдычат все те же сказки о равенстве и процветании, разум хуже безумия, а в его глазах – ночь — ночь разума! — и рожи, маски, рыла мелькают, и он уже не в силах найти среди них живое. Лиц нет. Угасает человеческий лик в безумии суеты, и безумие художника встает на безумие ничтожной суеты реальности, мираж и образ – против выгоды, лжи, догмы, и ведьмы летят, гогочут, и они чудятся ему уже в обычной картине счастливого семейства, это первое осознание грядущего царства пошлости, тихого безумия обывателей.
Часто глубокий подтекст в его КАПРИЧОС: уродливые недоноски рассуждают, радуются тьме – тьма их мир, — и пророчат наступление дня, некого «светлого будущего», скажем, когда они станут нормальными, станут людьми – это отложенное свершение, весьма удобная форма бессознательного, которое и распознал и высмеял гениальный безумец.
Безумие есть тайный акт созидания (М.Фуко)
Художественный бред поразительно продуктивен. И в нем сочетаются столь разные вещи… Художник проходит сквозь потрясение и бред, «этот бред – одновременно и само безумие, и та безмолвная, лежащая по ту сторону любых феноменов трансценденция, которая конституирует его в истине». Такой бред – система ложных предложений, но они связаны единым синтаксисом, смысл лежит за поверхностью фраз, это попытка художника выразить нечто большее, чем реальность, это окно в гипер-реальность.
Так родится мир Гойи, мир криков и ужаса, озарения и космического хохота – мир, после которого светская пошлость никогда уже не сможет блистать, как раньше…
Впечатление, что это какой-то закон творчества, а формулировать эти законы слишком сложно… Художник выражает свои чувства, мир в своем сознании, однако он должен, видимо, ощущать какую-то живую связь с реальным миром. Гетерокосмос (искусство) связан и воздействует на космос, однако и обратная связь существует – это неизбежно и неоспоримо, — и было золотое время классицизма, когда эти связи были стабильны и продуктивны, а в новые времена нити стали натягиваться и рваться. Художественный гений содрогается, созерцая мир, и рвет связи, порождает бурю. И эта буря иногда уносит его в клокочущую бездну безумия…
Ван Гог
Безумец срывает покров с элементарной, первичной истины человека
— признавал Пинель, исследователь, утвердивший позицию сострадания к безумцам… И в какой-то мере, безумие – отражение «формы порчи, настигающей мир».
С одной стороны, безумец Ван Гог рассказывает нам о пошлости и мраке нашей общей тюрьмы; однако, с другой стороны, не это, конечно, сводит его с ума. Художник – подвижник, значит он всегда в движении, а движение опасно для неустойчивого человечьего разума. Коснувшись звездных бездн, он не в силах вернуться в тюрьму мирской жизни. В его очах горит эта разверстая пропасть света, и слишком гибелен контраст…
Он больше никогда не будет писать этот мир как он есть — потому что «как он есть» — мир ужасен и пошл, однако человеческий ум не в силах справиться с задачей построить новый, совершенно иной мир света. Не в последнюю очередь из-за вышеозначенных нитей, связей с миром реальности.
В. Ван Гог. Звездная ночь
И сначала тут человек становится природой – принимает элементарный вид, что отражается на карикатурности и простоте модернистских абрисов и схем, на самом деле в них, конечно, выражена определенная идея, переводимая и претворимая в реальности. У Ван Гога его голландские портреты, башмаки, картошка – все это такое земное! Трудно понять его влечение к этим мотивам, если не знать вышеприведенной идеи…
Но становясь природой, художник преодолевает ее, природа уходит из картины, ведь искусство вообще воплощает начала, преодолевая их на пути к горнему. И вот уже земля струится и цветет всеми оттенками, мастер возносится, сублимируется в потоке света…
Октавио Пас написал: «Природа есть язык, а язык – двойник природы. Вновь обрести естественный язык — значит вернуться в природу, к мгновению до грехопадения…» и пр. Язык – двойник природы… Он создает иной мир и иную природу, однако такое творение не проходит даром, тут возникает глубинный эффект резонанса. Ужас сознания, в котором мир настоящий сметает серые очертания обыденности. Возможно, тут ключ к пониманию Ван Гога, чье творчество стало безумием.
Лимоны, подсолнухи, кусты и грядки сверкали новыми красками, совершенно искажая реальное звучание и рисунок, сквозь его рисунки плещет, рвется звериная энергия бытия – безумия, и это именно «безумие, в котором тонет произведение», как заметил Фуко, но почему такое случилось? Особые черты характера, слабость здоровья?
В. Ван Гог. Автопортрет в серой фетровой шляпе
По письмам, он просто хотел «выразить себя при помощи цвета», однако страшная творческая энергия разрывала эту душу, и тут не человек и не цветы, а взрывающиеся линии и пятна, чистая живопись, до которой он мог дойти только по тропе безумия – и этого подвига никто никогда не смог повторить.
И потому нет второго Ван Гога, экспрессионизм, который ведет от него свою линию, не дал нам гениев. Он оказался практически бесплоден. Это не идея, не концепция, не школа – это высокое безумие, таинство, подобное бегству из Египта или Жертве Христа.
Вы живете слишком близко к клоакам (Ф. Ницше)
Художник обнаженными нервами касается реальности, ее смрад и груз давит, мучит, он это чувствует каждым нервом, и поэтому не может не ломать мир, предмет, портрет, линию, свою душу, он пытается выкорчевать искажение, выразить его; закрыв глаза, он уподобится слепцу и не сможет писать. Он должен вызвать голод по этому цвету и бреду, а утолить его не сможет никто; у Ницше есть странная мысль о том, что «шедевр уродует умы» — но она совершенно верная, потому что такой опус неизменно искажение, сильнодействующая девиация…
Когда я смотрю на эти грядки или звезды, подсолнухи или мебель, я вижу вихри, словно тут творец бросает вызов упорядоченному миру, геометрии реальной обывательской жизни – тем самым обывателям, которые потребовали изолировать художника, который вселял в них ужас…, и он закручивает эти спирали небес или кипарисов, перечеркивая мир этих мещан, строя иной, бытийствуя в ином.
И сам становится как бы призраком, что не может не сводить его с ума… Да, вероятно, именно поэтому великим художником не может быть человек, слишком твердо стоящий на земле, недвижимый и устойчивый и утвержденный в чем-то одном – у него не хватит гибкости для этого смертельного маневра.
Фуко полагает, что «наплывающие образы – это лишь фантазмы… предел пустоты…», но это не совсем так. Именно импрессии, расплывы становятся условными и быстро проходят, Искусство требует конкретности, трагизма истинного переживания. Так мелькнули и ушли из него легковесные и такие красивые импрессионисты.
Настоящая реальность – айсберг, как и мое существо, моя собственная реальность, мое Я. Обычными средствами я могу выразить малую часть — остальное тонет в невыразимости. И художник избирает другой путь, он идет путем искажения, выражая некую одну ноту, но вертикально – как срез, как скважина в километр! – при этом он совмещает несовместимое, создает немыслимый синтез, сгусток безумия, страшный рывок выносит из бездны.
Внутренний человек — это сгусток проекций, животное и духовное в чистом виде (как магма), и этот человек уходит… Мы теряем внутреннего человека, теряем его богатство, его безумие, риски и открытия, искажения и извращения, за которыми боль, тонкость, щемящая человечность; мир мещанства гасит все это, заменяя своим простецким лубком, мыльными операми; только один образ жизни, одна мораль, один путь для всех… Человек оказался так уязвим – и со стороны безумия, потому что его психика не столь устойчива – и со стороны мирской жизни, которая захлестывает суетой и гасит высшие порывы набором клише и табу.
Поэтому искажение становится законом современного искусства (и жизни?), без искажения вообще нет проникновения – разум тщетно бьется о поверхность вещей. И когда Фуко пишет, что «безумец не совпадает с самим собой» — в этом как раз заключается художественная задача: выйти не только из мира, но и из Я, чтобы поведать о нем миру, утвердить нечто как общечеловеческое, объективное, а оно может быть достигнуто конкретной отдельной личностью лишь на миг. Миг озарения – или безумия…
Великие порывы Бэкона – фиксация расщепления, раздвоения. Глядя на эти полотна, понимаешь, что человек – вечно меняющееся, неуловимое и страшное для внешнего взгляда, это эволюция, неиссякаемый творческий дух, а тема двойников, двойственности в искусстве не понята нами: в ней огромный смысл. Потому что человек – это не какая-то ограниченная сущность, но безграничность познания и разность потенциалов.
Ф. Бэкон. Автопортрет
Впадая в безумие, человек впадает в свою истину, что является способом быть целиком этой истиной, но равным образом и утратить ее
– а гений именно обладает уникальной способностью задержки на этой границе, он болеет своей драмой, становится сам драмой и выражает ее, не впадая в пошлость или сумасшествие. Времена Ван Гога прошли, люди научились танцевать на этой опасной грани – это образ жизни как творчества.
Тут надо сделать небольшое отступление, уточнение, важное для понимания проблемы.
Мнение художника
Все разговоры про «безумие творчества» — от непонимания, или эти люди другое имеют в виду. Я знаю, что ни один настоящий художник не пишет картину в состоянии возбуждения, расстройства, несчастья, любые суисидальные состояния случаются именно в отсутствие творчества, а не наоборот.
Чтобы писать, нужно состояние гармонии, творчество – это великая радость, полнота, если угодно – это счастье. В этот момент художник раскрывает какие-то запретные пределы, и разумеется, оттуда что угодно может полезть, но я говорю только о состоянии души, о самом мастере.
И все эти романы, начиная с Моруа, Стоуна и пр., которые описывают несчастного художника – неважно, это Ван Гог или наш Гоголь, — это все вранье от непонимания самой сути творчества: там мы читаем про беды Байрона, долги Пушкина или мучения Гойи. Но не видим главное, ради чего жили эти люди: счастье творчества, полнота бытия, неведомая, по всей видимости, авторам романов.
Думаю, эти романы нанесли огромный вред, потому что молодежь, читавшая эти книги, подспудно отвращалась от творчества, которое заведомо связано с неудачей и падением, безумием и распадом личности. Однако творчества, как и счастья — нет без распада. Когда вы любите человека, вы двоитесь, ощущаете в себе призрака, иначе это поверхностное чувство. Таковы и любовь к жизни и живописи, и поэзии.
В наше время человек все глубже понимает парадоксальность своей натуры. Этот сдвиг, этот опасный континуум безумия не уйдет: бушует на полотнах К. Аппеля и Дж. Поллока; тут чистая энергия цвета выплеснута на полотно уже без всяких шор, без всякого рисунка или координат: абсолют безумия противостоит абсолюту здравого смысла.
Оно кричит с экрана у Феллини; абсурд, черная комедия – ироничное современное безумие есть великолепная находка эстетики ХХ века. И пока это есть у нас, есть надежда, что мещанская жизнь не сотрет той главной матрицы, в которой, как мы чувствуем, содержится важнейшее, «человеческое, слишком человеческое», до конца невыразимое, часто страшное – то, без чего человек совершенно спокойно может обойтись в повседневной беготне, но без чего он погибнет как духовный тип, как гомо спиритус.
Все это приводит нас к важному выводу. Нам надо стать серьезнее и углубленнее, и воспринимать более сложно девиации – идет ли речь о высоком искусстве или воспитании детей; потому что грош цена вашему пониманию, если вы восторгаетесь Ван Гогом, а в классе, как учитель, орете на ребенка, который что-то делает не так.
Мы должны понять, что человек – нечто более странное и необъятное, чем сумма наших тривиальных представлений, скорее – неизвестная бездна, чем знакомый зверек.
J. Pollock. Full fathom five
1 М. Фуко. История безумия в классическую эпоху. Спб., «УК», 1997, с.44.
