Часто мы слышим что то или иное слово или выражение
Игры Богов. Языковая норма
Некоторые ученые, занимающиеся исследованием языков отдельных народов Африки, Америки, Австралии, нередко утверждают, что у этих народов свой особый склад мышления, отражающийся в их языке; что их мышление «первобытное», «дологическое», «конкретное»; что они не знают или почти не знают общих названий (например, «рыба»), но зато имеют множество названий для отдельных видов (например, «судак», «окунь», «щука», «лещ». ). Это утверждение просто ошибочно. Общие названия, как правило, есть; а если их в каком-либо языке и нет, то это совсем не признак «первобытности». Например, в русском языке нет общего слова для всех летающих животных, а в языке одного из самых малокультурных народов мира, живущего в Океании, такое слово есть. Постепенно происходило смешение англосаксов и норманнов и их языков и образовался современный английский язык.
Почему же так много особых названий животных и растений встречается в «первобытных» языках? Объясняется это просто. Если мы послушаем любителей птиц, говорящих о соловьином пении, то узнаем, что для них соловей не «поет», как для нас с вами. В пении соловья они ясно различают двенадцать «колен»: «пульканье», «клыканье», «дробь», «раскат», «пленканье» и т. д. Конюх или жокей никогда не скажет, что лошадь «бежит». Для них это не бег, а — смотря по его особенностям — разный аллюр: рысца, нарысь, хлынца и т. д.
Это и не удивительно. Любитель — птицелов или конюх — употребляет свои собственные слова для обозначения разновидностей соловьиного пения или лошадиного бега потому, что для дела, которым он занят, эти разновидности играют важную роль. А коренные жители Океании имеют десятки названий для банана именно потому, что каждую из его разновидностей они используют по-разному и различать эти разновидности для местных жителей необходимо.
Однако вернемся к особенностям речи конюха и любителя птиц. Они говорят по-русски, и отличительных особенностей в их речи так мало, что говорить о каком-то особом «языке конюха» мы не можем. Но бывает, что «язык» представителя той или иной профессии, класса, социальной группы до такой степени своеобразен, что становится малопонятным людям, не принадлежащим к этой профессии или социальной группе. Такие «языки» правильнее было бы назвать социальными диалектами. Они отражают социальное расслоение общества.
В советском обществе социальные диалекты не играют существенной роли, так как у нас ликвидированы эксплуататорские классы и почти не осталось изолированных социальных групп, которые нуждались бы в таких диалектах.
Социальные (и профессиональные) диалекты образуют как бы слои в общенародном языке. Но есть и другие диалекты — территориальные. Иначе говоря, если мы будем путешествовать по какой-нибудь стране, то увидим, что в разных местах люди говорят немного по-разному, хотя и на одном языке. Например, в северных областях Европейской части РСФСР все «окают», т. е. говорят «корова» и т. п., а в центральных и южных — «акают»: «карова» и т. п.; в одних областях юга говорят «тиленок», а в других — «тяленок» и т. д. В таких случаях обычно и употребляется термин «территориальные диалекты».
В русском языке диалектные различия невелики, и любой русский человек, даже если он говорит на своем диалекте, всюду будет понят. В немецком же разница между диалектами такая, что жители Баварии и, например, окрестностей Гамбурга совершенно не поймут друг друга, если не владеют общенародным немецким языком.
Но даже речь одного человека не может быть всегда одинаковой: выступая с трибуны, он будет говорить медленнее и разборчивее, употреблять слова и выражения, которыми никогда не пользуется в простой беседе. В зависимости от обстоятельств, от условий, в которых человек говорит, в речи его появляются стилистические отличия.
Сейчас, когда мы дошли до понятия стиля, самое время поговорить и о норме языка. Часто мы слышим, что то или иное слово или выражение «нельзя» употреблять, что «так не говорят», или что это «нелитературно», или что «надо говорить именно так-то».
Что значит «надо», «нельзя»? Кто может запретить или рекомендовать говорить так, а не иначе? Понятно, запретить тут ничего нельзя, да и не нужно. Ведь в конечном счете «надо» говорить так или иначе не кому-то другому, а самому говорящему. Представьте себе женщину, вышедшую на работу в поле в шелковом платье и туфлях на высоких каблуках. Кому придет в голову запрещать надевать в поле такой наряд? Заинтересованная сторона здесь сама женщина. Но то же шелковое платье и туфли очень уместны в свое время и на своем месте. Язык так же, как одежда: он различен у одного и того же человека в зависимости от времени и места.
В языке существуют территориальные диалекты. Так, например, в наших северных областях люди «окают», т. е. говорят «корова» и т. д., а в центральных и южных — «акают»: «карова» и т. п.
Источник информации: http://man.claw.ru/shared/text/3300.htm
Из беседы с Педсоветом в марте 2016 года:
— Филологи знают, что у каждого человека, так называемого «носителя языка», своя норма.
— Блин, а я не знала. Хорошо филологам – всё знают!
— Понятно, что эта норма может отличаться от литературной нормы (наличие просторечия, вульгарных и т. под. слов) или общерусской нормы (диалектизмы, проф. жаргонизмы). Бывал в южных районах Воронежской области и замечал: в разговоре со мной учителя придерживались литературной нормы, а в общении с коллегами, детьми и (особенно!)с местными жителями у них появлялись местные словечки, украинизмы и т. п. То есть они хотели быть «своими»
— Я свою бабушку (с маминой стороны) до сих пор не могу назвать «бабушка», только – бабанька, с детства этим словом пропитана, в их деревне не было «бабушек». Всех называли – бабаньками. Конечно, с другими людьми общаясь, в школе, рассказывая о бабушках, я говорю литературно – бабушка Дуся. Но мне тяжело язык повернуть. Она для меня – бабанька.
Природа не терпит бесстыдства
Сергей Жигалин 12
Академик Д.С. ЛИХАЧЁВ.
Мы страна без обращения к другому. Вот что я слышал от одного эмигранта, приезжавшего в Россию: «Вы знаете, что у вас заменило обращение к другому человеку? Слово «ну». Всегда к нам обращается экскурсовод и говорит: «Ну, пойдем. », «Ну, сейчас будем обедать. » Постоянное «ну», привычка обращаться с понуканием вошла в язык.
Общая деградация нас как нации сказалась НА ЯЗЫКЕ ПРЕЖДЕ ВСЕГО. Без умения обратиться друг к другу мы теряем себя как народ. Как жить без умения назвать? Вообще заметить какое-нибудь явление – это дать ему имя, создать термин, поэтому в средние века наука занималась главным образом называнием, созданием терминологии. Называние уже было познанием. Когда открывали остров, ему давали название, и только тогда это было географическим открытием. Без называния открытия не было.
У меня очень много писем по поводу мата или, как осторожнее говорили до революции, «трехэтажных выражений». Если бесстыдство быта переходит в язык, то бесстыдство языка создает ту среду, в которой бесстыдство уже привычное дело. Существует природа. Природа не терпит бесстыдства.
— Еще сто лет назад в словаре русского языка было 287 слов, начинающихся с «благо». Почти все эти слова исчезли из нашей речи, а те, что остались, обрели более приземленный смысл. К примеру, слово «благонадежный» означало «исполненный надежды»…
Слова исчезли вместе с явлениями. Часто ли мы слышим «милосердие», «доброжелательность»? Этого нет в жизни, поэтому нет и в языке. Или вот «порядочность». Николай Калинникович Гудзий меня всегда поражал – о ком бы я ни заговорил, он спрашивал: «А он порядочный человек?» Это означало, что человек не доносчик, не украдет из статьи своего товарища, не выступит с его разоблачением, не зачитает книгу, не обидит женщину, не нарушит слова.
На Соловках интеллигентного, доброго Георгия Михайловича Осоргина островное начальство собиралось расстрелять и уже заключило в карцер, когда по разрешению более высокого начальства к Осоргину приехала на свидание жена, княжна Голицына. Осоргина выпустили под ЧЕСТНОЕ СЛОВО ОФИЦЕРА с условием, что он ничего не скажет жене о готовящейся ему участи. И он ничего ей не сказал.
А «любезность»? «Вы оказали мне любезность». Это добрая у слуга, не оскорбляющая своим покровительством лицо, которому оказывается. «Любезный человек». Целый ряд слов исчезли с понятиями. Скажем, «воспитанный человек». Он воспитанный человек. Это прежде всего раньше говорилось о человеке, которого хотели похвалить. Понятие воспитанности сейчас отсутствует, его даже не поймут. «Доброта» из нашей жизни уходит, как и словосочетание «добрый человек», которое в русских народных сказках характеризует вообще человека, ВСЯКОГО ЧЕЛОВЕКА.
Я бы поставил на первое место необходимость создания словаря БУНИНА. Его язык богат не только связью с деревней и дворянской средой, но еще и тем, что в нем литературная традиция – от «Слова о полку Игореве», от летописей.
До сих пор остается бедой русского языка то, что отменили преподавание церковно-славянского языка. Это был второй язык, близкий к русскому. Нарядный язык… Да-да, этот язык поднимает значение того, о чем идет речь в слове. Это другое совершенно высокое эмоциональное окружение. В старой гимназии древнерусской литературе уделяли больше места, больше внимания, чем на современных филологических факультетах. Исключение из школьного образования церковно-славянского и нашествие матерщины – это симметричные явления.
Очень важно читать детям вслух. Чтобы учитель пришел на урок и сказал: «Сегодня мы будем читать «Войну и мир». Не разбирать, а читать с комментариями. Так читал нам в школе наш учитель словесности Леонид Владимирович Георг. Стихи же вообще нельзя прочитать с первого раза. Сперва нужно уловить музыку стиха, затем уже читать с этой музыкой – про себя или вслух.
Из интервью.Беседовал Дмитрий ШЕВАРОВ. 5 марта 1996.
© Сергей Жигалин 12, 2018
Первоисточник: http://www.stihi.ru/2018/11/14/2843
Дикий УЖАС, иной Нормы
Хранитель Хаоса
под текстами появляется,
совершенно Неожиданная Иерархия (Ж),
к которой НЕТ Протокола,
НЕТ намерения дискутировать,
Неизвестно что отвечать и ЗАЧЕМ(. )
потому как Эта Личность,
живёт в Настолько Другой местности,
где СУПЕР(!)*Иные,моральные Нормы,
где Нравственность,Более раскована. обычно нечаянно Негативно.
Не подозреваючи о.
© Хранитель Хаоса, 2019
http://www.proza.ru/2019/01/31/1115
Рецензия на «Форма и содержание» (Сергей Жигалин 12)
Здорово! Очень содержательно. Очень грамотная форма написания. (Стыдно признаться, что ничего не поняла из текста. Тешит, одна така дура, другие-то понимают)
Ирина Петал 16.09.2016 19:48
Язык и общество
Некоторые ученые, занимающиеся исследованием языков отдельных народов Африки, Америки, Австралии, нередко утверждают, что у этих народов свой особый склад мышления, отражающийся в их языке; что их мышление «первобытное», «дологическое», «конкретное»; что они не знают или почти не знают общих названий (например, «рыба»), но зато имеют множество названий для отдельных видов (например, «судак», «окунь», «щука», «лещ». ). Это утверждение просто ошибочно. Общие названия, как правило, есть; а если их в каком-либо языке и нет, то это совсем не признак «первобытности».
Например, в русском языке нет общего слова для всех летающих животных, а в языке одного из самых малокультурных народов мира, живущего в Океании, такое слово есть.
Постепенно происходило смешение англосаксов и норманнов и их языков и образовался современный английский язык.
Почему же так много особых названий животных и растений встречается в «первобытных» языках? Объясняется это просто. Если мы послушаем любителей птиц, говорящих о соловьином пении, то узнаем, что для них соловей не «поет», как для нас с вами. В пении соловья они ясно различают двенадцать «колен»: «пульканье», «клыканье», «дробь», «раскат», «пленканье» и т. д. Конюх или жокей никогда не скажет, что лошадь «бежит». Для них это не бег, а — смотря по его особенностям — разный аллюр: рысца, нарысь, хлынца и т. д.
Это и не удивительно. Любитель — птицелов или конюх — употребляет свои собственные слова для обозначения разновидностей соловьиного пения или лошадиного бега потому, что для дела, которым он занят, эти разновидности играют важную роль. А коренные жители Океании имеют десятки названий для банана именно потому, что каждую из его разновидностей они используют по-разному и различать эти разновидности для местных жителей необходимо.
Однако вернемся к особенностям речи конюха и любителя птиц. Они говорят по-русски, и отличительных особенностей в их речи так мало, что говорить о каком-то особом «языке конюха» мы не можем. Но бывает, что «язык» представителя той или иной профессии, класса, социальной группы до такой степени своеобразен, что становится малопонятным людям, не принадлежащим к этой профессии или социальной группе. Такие «языки» правильнее было бы назвать социальными диалектами. Они отражают социальное расслоение общества.
В советском обществе социальные диалекты не играют существенной роли, так как у нас ликвидированы эксплуататорские классы и почти не осталось изолированных социальных групп, которые нуждались бы в таких диалектах.
Социальные (и профессиональные) диалекты образуют как бы слои в общенародном языке. Но есть и другие диалекты — территориальные. Иначе говоря, если мы будем путешествовать по какой-нибудь стране, то увидим, что в разных местах люди говорят немного по-разному, хотя и на одном языке. Например, в северных областях Европейской части РСФСР все «окают», т. е. говорят «корова» и т. п., а в центральных и южных — «акают»: «карова» и т. п.; в одних областях юга говорят «тиленок», а в других — «тяленок» и т. д. В таких случаях обычно и употребляется термин «территориальные диалекты».
В русском языке диалектные различия невелики, и любой русский человек, даже если он говорит на своем диалекте, всюду будет понят. В немецком же разница между диалектами такая, что жители Баварии и, например, окрестностей Гамбурга совершенно не поймут друг друга, если не владеют общенародным немецким языком.
Но даже речь одного человека не может быть всегда одинаковой: выступая с трибуны, он будет говорить медленнее и разборчивее, употреблять слова и выражения, которыми никогда не пользуется в простой беседе. В зависимости от обстоятельств, от условий, в которых человек говорит, в речи его появляются стилистические отличия.
Сейчас, когда мы дошли до понятия стиля, самое время поговорить и о норме языка. Часто мы слышим, что то или иное слово или выражение «нельзя» употреблять, что «так не говорят», или что это «нелитературно», или что «надо говорить именно так-то».
Что значит «надо», «нельзя»? Кто может запретить или рекомендовать говорить так, а не иначе? Понятно, запретить тут ничего нельзя, да и не нужно. Ведь в конечном счете «надо» говорить так или иначе не кому-то другому, а самому говорящему. Представьте себе женщину, вышедшую на работу в поле в шелковом платье и туфлях на высоких каблуках. Кому придет в голову запрещать надевать в поле такой наряд? Заинтересованная сторона здесь сама женщина. Но то же шелковое платье и туфли очень уместны в свое время и на своем месте. Язык так же, как одежда: он различен у одного и того же человека в зависимости от времени и места.
В языке существуют территориальные диалекты. Так, например, в наших северных областях люди «окают», т. е. говорят «корова» и т. д., а в центральных и южных — «акают»: «карова» и т. п.
Часто мы слышим что то или иное слово или выражение
Такие «языки» правильнее было бы назвать социальными диалектами. Они отражают социальное расслоение общества.
В советском обществе социальные диалекты не играют существенной роли, так как у нас ликвидированы эксплуататорские классы и не осталось изолированных социальных групп, которые нуждались бы в таких диалектах.
Социальные (и профессиональные) диалекты образуют как бы слои в общенародном языке. Но есть и другие диалекты – территориальные. Иначе говоря, если мы будем путешествовать по какой-нибудь стране, то увидим, что в разных местах люди говорят немного по-разному, хотя и на одном языке. В таких случаях обычно и употребляется термин «территориальные диалекты».
В русском языке диалектные различия невелики, и любой русский человек, далее если он говорит на своем диалекте, всюду будет понят. В Германии же разница между диалектами такая, что жители Баварии и, например, окрестностей Гамбурга совершенно не поймут друг друга, если не владеют общенародным немецким языком.
Но даже речь одного человека не может быть всегда одинаковой: в зависимости от обстоятельств, от условий, в которых человек говорит, в речи его появляются стилистические отличия.
Сейчас, когда мы дошли до понятия стиля, настало время сказать и о норме языка. Часто мы слышим, что то или иное слово или выражение «нельзя» употреблять, что «так не говорят», или что это «нелитературно», или что «надо говорить так-то».
Что значит «надо», «нельзя»? Кто может запретить или рекомендовать говорить так, а не иначе?
Понятно, запретить тут ничего нельзя, да и не нужно. Ведь в конечном счете «надо» говорить так или иначе не кому-то другому, а самому говорящему. Представьте себе женщину, вышедшую на работу в поле в шелковом платье и туфлях на высоких каблуках. Кому придет в голову запрещать надевать в поле такой наряд? Заинтересованная сторона здесь сама женщина. Но то же нарядное шелковое платье и туфли весьма уместны в другое время. Так же и язык: он различен у одного и того же человека в зависимости от времени и места.
Совокупность правил литературного языка, по которым принято строить свою речь в тех или иных конкретных условиях общения, и принято называть нормой языка.
О происхождении языка
Французский поэт XV в. Шарль из Орлеана писал в одном из своих стихотворений: «Нет ни одного зверя, ни одной птицы, которые не пели бы или не кричали бы на своем языке!» Но ученых интересует, конечно, не всякий звук, издаваемый животным, и не всякий сигнал, в той или иной форме «передаваемый» им. Нас волнует, как из звуков и других сигналов, присущих животным, мог возникнуть человеческий язык – величайшее достижение человеческой истории. Ведь язык – это не просто орудие общения; весь накопленный человечеством общественный опыт, почти все научные и практические, «житейские» знания хранятся и передаются от поколения к поколению в языковой форме. Каждый человек, входящий в мир и овладевающий его материальными и духовными богатствами, использует при этом язык и заменяющие его вспомогательные средства – письмо, чертежи, карты. Само сознание человека существует благодаря языку. Одним словом, человеческая культура и вообще все человечество может существовать и развиваться только потому, что человек владеет языком.
Секрет здесь в том, что язык имеет важную особенность, отмеченную еще основоположником научного языкознания Вильгельмом Гумбольдтом: он «умудряется» быть одновременно и общественным явлением, отражая достижения коллективного знания, и не зависит от воли и сознания каждого отдельного человека; но он является в известном смысле и индивидуальным – той формой, в которой только и может протекать логическое мышление, внутренняя речь, поэтическое творчество каждого отдельного индивида. Выступая как орудие мышления, язык, однако, сохраняет и свою объективность, свой общественный характер: благодаря языку человек всегда как бы меряет свое поведение общественной меркой, членит и воспринимает окружающую действительность так, как диктует ему при помощи языка общественный опыт человечества, и т. д.
Феномен «скрипки лисы» или почему мы неправильно слышим слова песен
Каждый из нас сталкивался с феноменом мондегрина: когда мы не до конца расслышали слова песни, наш мозг додумывает подходящие по смыслу и звучанию фразы, иногда полностью изменяя смысл первоначального текста. Мондегрин, или ослышка, ─ это любое неправильно услышанное слово или фраза, которая нам кажется логичной и уместной, но не совпадает с оригиналом.
Очень часто мондегрины придумывают дети: например, многие слышали в песне мушкетёров из фильма строчку про «красавицу Икукку» вместе «красавицы и кубка», а неправильно расслышанным песням на иностранных языках (вспомните «рокамакафон») и вовсе нет числа.
Понятие мондегрина появилось в 1954 году благодаря популярному рассказу американской писательницы Сильвии Райт о случае из своего детства. Когда маленькой Сильвии вслух читали стихи из старинного сборника поэм и баллад «Reliques of Ancient English Poetry», вместо строчки «And laid him on the green» («И положили его на зелёную траву»), ей всегда слышалось «And Lady Mondegreen» («И леди Мондегрин»).
Хотя в воображении Сильвии сложился реалистичный образ благородной леди Мондегрин, на самом деле свою кончину герой стихотворения встретил в полном одиночестве. Так, благодаря загадочной леди Мондегрин, которая никогда не существовала, мир получил благозвучное название для «ослышек».
Мозг работает как автозамена в смартфоне: воспринимая набор звуков, он вспоминает несколько слов, в которых эти звуки встречаются в нужном порядке, и выбирает из них подходящие по смыслу.
Феномен мондегрина связан с двухступенчатым процессом обработки аудиоинформации. Сначала звуковые волны через ухо попадают в височную долю мозга, где находится отдел, отвечающий за восприятие звуковой информации. После этого запускается процесс осмысления воспринятого звука: мозг определяет, что именно мы слышим ─ автомобильную сирену, пение птиц или речь.
Мондегрины возникают, когда между восприятием и осмыслением звуковой информации происходит сбой: вы слышите тот же аудиосигнал, что и остальные, но ваш мозг интерпретирует его по-другому.
Почему происходит этот сбой?
Самое простое объяснение ─ мы не можем правильно считать слова из-за шума и отсутствия визуального контакта с источником звука, например, когда слушаем радио или разговариваем по телефону. Слова песни расслышать в принципе тяжелее, чем обычную речь, потому что нам приходится отделять текст от музыки, и чаще всего в это время мы не видим лицо певца, которое может служить подсказкой.
Трудности в восприятии также вызывают непривычные акценты или структура речи: например, в стихотворениях, где построение фразы отличается от разговора, а логические ударения оказываются смещены. Возникает неопределённость, которую наш мозг пытается разрешить, и получается это не всегда удачно. Хотя в разговорной речи на родном языке мы почти не делаем пауз, выучить иностранный язык можно, только выделяя из потока речи отдельные слова.
В этом нам помогают интонационные особенности ─ в разных языках интонация может подниматься или понижаться к концу фразы ─а также знакомые по звучанию слоги, характерные для той или иной части речи. Учёные изучают процесс освоения нового языка, анализируя ошибки, которые делают в речи маленькие дети, только-только начавшие говорить. Подобные ошибки делают люди, которые попали в новую языковую среду.
Кроме недостаточного словарного запаса и незнания грамматических конструкций, распространённой причиной для появления мондегринов при восприятии иностранной речи являются сложносоставные слова. Услышав в потоке речи длинный набор звуков, мозг пытается их логически сгруппировать и разбить на несколько слов поменьше, в итоге коверкая смысл всей фразы.
Согласно современной теории когортного восприятия речи, наш мозг ориентируется в первую очередь на звуки в порядке их воспроизведения. Получается, что мозг работает как автозамена в смартфоне: воспринимая набор звуков, он вспоминает несколько знакомых слов, в которых эти звуки встречаются в нужном порядке, и выбирает из них наиболее подходящие по смыслу. Окончательное осмысление происходит только после того, как собеседник договорил фразу или слово до конца.
Человек с большей вероятностью правильно воспримет сочетание слов, которые часто употребляются друг с другом.
Это свойство слухового восприятия породило самый известный мондегрин в поп-культуре: многие поклонники Джимми Хендрикса годами слышали строчку «Excuse me while I kiss this guy» вместо «Excuse me while I kiss the sky» в песне «Purple Haze». Всё потому, что парней целуют чаще, чем небеса, и мозг подсказывает нам наиболее привычный вариант развития событий.
Сам Хендрикс был в курсе этой массовой «ослышки» и во время исполнения песни вводил слушателей в ещё большее заблуждение, показывая на своего басиста или целуя его в щёку.
Мондегрины могут быть очень забавными, но они являются важным источником информации для изучения восприятия речи ─ одного из множества удивительных процессов, происходящих в мозге человека. Они могут быть ещё и полезными для языка: например, благодаря ослышкам во французский язык просочилось слово «bistrot», мондегрин русского «быстро», а из «an ekename» (дополнительное имя) появился никнейм.
Наш мозг за доли секунды находит смысл в хаотичном наборе звуков, и при этом мы не испытываем никакого напряжения. Проблемы, с которыми сталкиваются разработчики приложений-распознавателей речи, показывают, как многого мы ещё не знаем о механизме восприятия звуковой информации.