Донорство костного мозга истории доноров
Истории доноров костного мозга
«Комсомольская правда» поговорила с тремя женщинами, которые смогли спасти чужую жизнь.
Шанс, которым нужно воспользоваться
Двухлетнему Мише из Челябинской области требовалась пересадка костного мозга. Первый донор не решился проходить трансплантацию. Однако спустя полгода поисков произошло чудо – для мальчика нашелся «генетический близнец». Им стала Наталья Кельсина из Ижевска. С тех пор прошло пять лет. В настоящее время Миша учится в первом классе, а Наталья стала для мальчика и его мамы Иры настоящим членом семьи.
Но спустя 3 месяца мне позвонили из регистра доноров костного мозга и рассказали, что я подошла пациенту и теперь могу ему помочь. Мне дали сутки на раздумья. Родные отнеслись тогда к этому предложению с опаской. Так как у нас семья далеко не медицинская, нам все это было в новинку. Но в итоге решили попробовать.
Из-за тайны донорства я не могла выяснить, для кого я сдаю кровь. Только в сам день операции мне сказали, что пациент, которому я могу помочь, это ребеночек, мальчик двух с половиной лет.
«Она моя генетическая сестра»
В 2015 году Ирина Аринкина из Тюмени стала донором для Ольги Драволиной из Петербурга. Тысячи километров не стали преградой для не только для сохранения жизни, но и для простой человеческой дружбы.
Познакомились мы с ней в 2017 году. Фонд AdVita проводил тогда встречу доноров и реципиентов. Мы общаемся до сих пор, ее зовут Ольга, она живет в Петербурге. При встрече с ней общий язык мы нашли сразу и проговорили несколько часов. Теперь мы постоянно созваниваемся, переписываемся. У нас много общего, схожее мировоззрение. Я считаю ее своей генетической сестрой.
«Вдруг мне повезет еще раз стать донором костного мозга»
В 2013 году волонтер фонда AdVita Любовь Белозерова из Санкт-Петербурга помогла спасти жизнь мужчины. Спустя 4 года она стала мамой и теперь думает повторно вступить в регистр потенциальных доноров.
Я, конечно же, согласилась. Клетки могут забирать из тазобедренной кости либо из крови. В моем случае был выбран второй способ. Сама процедура была похожа на обычную сдачу крови. Из одной руки кровь у меня забирали, прогоняли через аппарат, который отделял нужные клетки, и возвращали в другую руку. Так как моим пациентом был взрослый мужчина, то проходить процедуру пришлось два раза. В первый день я чувствовала себя настолько хорошо, что хотела даже сама сесть за руль, но мне не разрешили. На второй раз после процедуры слегка закружилась голова, но мне дали отлежаться, накормили, чаем напоили…
С пациентом я не встречалась, только знаю, что трансплантация прошла успешно и все у него сейчас хорошо.
«Я бы сдала костный мозг и еще сто раз»: рассказы доноров, которые помогли детям
Для лечения рака костного мозга часто используют трансплантацию. Чтобы пациенту могли пересадить здоровые стволовые клетки, донор должен оказаться его «генетическим близнецом». Найти такого человека нелегко.
В российском Национальном регистре доноров костного мозга чуть больше 99,5 тысячи человек, из них реальными донорами стали 297 человек. Многие просто боятся вставать на учет, думая, что быть донором очень больно и опасно.
Чтобы показать реальную картину, RTVI поговорил с теми, кто уже прошел эту процедуру. Ко Дню защиты детей мы публикуем рассказы доноров, которые помогли вернуться к полноценной жизнью детям, страдавшим онкологией.
О том, как стать донором костного мозга, подробно можно почитать здесь.
Наталия Кельсина, Ижевск
Наталия Кельсина, Ижевск
До того как самой стать донором, я этим никогда не интересовалась и даже приблизительно ничего не знала о донорстве костного мозга. Когда сдавала кровь, чтобы вступить в регистр, не очень понимала, что это вообще такое. Подробности мне рассказали, когда позвонили и сообщили, что есть реципиент.
Я даже не думала отказываться от процедуры. Мне понадобились сутки, чтобы договориться с бабушками, чтоб они позаботились о моем сыне, пока меня не будет. Но родные отнеслись к операции с опаской, очень переживали.
Забор проводили под наркозом, болезненных ощущений не было. После наркоза я спокойно встала и пошла, как будто ничего и не было. Вечером уже гуляла в ресторане с друзьями.
С ребенком, которому я помогла, мы поддерживаем отношения, переписываемся, правда редко. Миша ходит в школу, у него отличные успехи и со здоровьем тоже все в норме.
Специально я никого не агитирую стать донором, но если кого-то это тема заинтересовала, то с огромным желанием делюсь своим опытом.
Если бы моя помощь понадобилась вновь, то я легко отложила бы все свои дела и снова стала донором.
Сергей Москвин, Киров
Сергей Москвин, Киров
Я был регулярным донором плазмы крови, и во время одной из сдач мне предложили вступить в реестр потенциальных доноров стволовых клеток. Объяснили, что это нужно для больных онкологией, взяли несколько миллилитров крови, и я об этом и знать забыл.
На процедуру я сразу согласился, потому что от меня ничего не убыло, кроме этих миллилитров крови, которые нужны для внесения в базу. Никаких сомнений у меня не было.
С момента, когда я попал в реестр, и до момента, когда мне сказали, что я подхожу пациенту, прошло около шести лет. Своим родителям о процедуре я рассказал за несколько недель до нее. Они восприняли все нормально, но очень переживала бабушка, пришлось ей подробно объяснить, что к чему.
Операция проводилась под общим наркозом. У меня забирали непосредственно костный мозг из тазовой кости (есть второй способ, когда кроветворные клетки получают из крови — прим. RTVI). После операции есть болевые ощущения в районе проколов, но они не сильные, снимаются любым обезболивающим. Буквально три-четыре дня — и этой боли нет.
В прошлом году было два года с момента операции. Со мной связались из реестра, сказали, что хотят пообщаться родители девочки, которой я помог. Я был не против, мы созвонились, очень тепло пообщались и до сих пор поддерживаем связь.
Конечно, есть желание встретиться, но, учитывая расстояние между городами и финансовые затраты, пока не получается. Но я надеюсь, что когда-нибудь мы это осуществим.
Не задумываясь согласился бы пройти процедуру еще раз, потому что от меня не убудет, а для кого-то это может быть последним шансом на спасение. Нет ничего важнее, чем человеческая жизнь.
Евгений Моисеев, Мурманск
Евгений Моисеев, Мурманск
Я узнал о донорстве костного мозга, когда в очередной раз пришел в областную станцию переливания крови. Там как раз размещали плакаты на эту тему. Узнал все у врача-трансфузиолога и тут же согласился вступить в регистр.
С новостью о том, что мои клетки кому-то подошли, мне позвонили где-то через полгода. Я без колебаний согласился на процедуру. Незадолго до этого мой сын очень сильно переболел менингитом, его спасли врачи.
Мне делали забор костного мозга операционным методом, поэтому не очень помню, какие были ощущения. А когда проснулся, немного болела поясница. Окончательно «выздоровел» примерно через неделю — дней через 10.
Конечно же, я поддерживаю связь с мальчиком, которому помог: мы часто звоним друг другу, обмениваемся фотками. В начале июня у него плановое посещение клиники для сдачи анализов. Сейчас у него все хорошо!
Я — куратор развития донорства костного мозга в Мурманске. Привлек больше ста человек в регистр доноров. В День защиты детей я буду снова проводить акцию для вступления в регистр потенциальных доноров.
В апреле я сам повторно вступил в регистр и очень надеюсь, что смогу еще кому-нибудь помочь.
Тая Дюрягина, Москва
Тая Дюрягина, Москва
Я работала раньше в детской онкологии — эта тема мне всегда была очень близка. Один раз я сидела с умирающим мальчиком, читала ему книжку вслух. Ему так и не нашли донора, и это как-то сразу отозвалось у меня внутри. Я стала искать информацию о донорстве стволовых клеток.
Я вообще не думала и не собиралась с силами — становиться ли мне донором. Для меня это было очевидно и как-то правильно что ли. Просто понимаешь, что иначе не можешь, что если сейчас не вступишь в реестр, то потом себе не простишь. Я очень остро это все воспринимаю. Считаю, что должна была это сделать.
Мама, когда узнала о донорстве, думала, что из меня будут выкачивать что-то ценное и важное большими, толстыми иголками. Говорила про какую-то инвалидность. Думаю, это из-за того, что вокруг трансплантации костного мозга ходит много мифов. Люди просто не знают, как на это отреагировать. «Костный мозг» ведь звучит и правда страшновато.
Во время процедуры больно не было абсолютно. Все четыре часа просмеялась с медсестрами, смотрела фильмы. Очень светлые воспоминания о самой процедуре.
Я знаю, что помогла семилетней девочке. Никаких других данных у меня нет. Конечно, мне бы хотелось с ней встретиться. Говорят, что доноры и реципиенты потом становятся в чем-то схожи. Она для меня важный человек, хотя мы никогда не виделись. Просто начинаешь чувствовать, что у тебя появился еще кто-то близкий. На самом деле, просто хочется знать, что с ней все хорошо, что у нее впереди долгая интересная жизнь.
Я бы сдала костный мозг и еще сто раз, если бы была такая необходимость и возможность. Я состою в регистре, если мне позвонят и скажут, что мои стволовые клетки кому-то подойдут, я без раздумий соглашусь.
В трубке сказали: «Вы можете спасти человека»
Каждый год примерно 5 тысячам россиян требуется трансплантация кроветворных клеток — костного мозга. В основном это люди, больные лейкозами. В год трансплантация требуется 415 детям, и в 2018-м лишь 290 из них ее сделали. А также трансплантация костного мозга нужна 4685 взрослым, из которых только 1405 получили необходимое лечение, по данным «Кровь 5».
Шанс, что костный мозг одного человека подойдет другому и приживется в его организме — примерно 1 к 10 тысячам. Поэтому нужна большая база людей, готовых в случае необходимости бесплатно поделиться кроветворными клетками с чужим незнакомым человеком.
Регистр доноров костного мозга в России существует всего несколько лет. Зато уже более 300 наших соотечественников стали неродственными донорами костного мозга для других людей. Мы пообщались с тремя из них.
«Знаю, мы обе любим гулять по лужам»
Яна Батуева, 35 лет, Краснодар:
— Донором костного мозга я была дважды. Оба раза для одной и той же девочки. Как ее зовут, не знаю. Ведь первое время донор и реципиент ничего не знают друг о друге. Мы можем лишь анонимно обмениваться письмами и подарками через врачей. Только в этих письмах нельзя много о себе рассказывать, чтобы тебя не вычислили.
Мне показалось, что странно будет передать ребенку просто сухое письмо от взрослого человека. Нужен какой-то подарок. В Юсуповском дворце я увидела потрясающего ангела. Купила и передала этой девочке. Она мне потом написала, что когда ей было плохо, ей казалось, что ангел поет.
Еще она написала, что увлекается вышивкой и поделками из фетра. И я для нее купила фетр и набор для вышивания тоже с ангелом. Она его вышила и передала мне. Теперь этот ангел висит у меня над рабочим столом.
Когда мне позвонили из регистра и сказали, что я подошла как донор, я, по правде говоря, ничего еще про донорство костного мозга не знала.
Даже как его берут, не очень представляла. Я вступила в регистр за несколько месяцев до этого. Когда увидела передачу про иностранных доноров костного мозга, решила, что тоже так хочу. Связалась с «Русфондом» и сдала пробирку крови из вены в «Инвитро» в Краснодаре. Я вообще довольно решительный человек, могу с парашютом прыгнуть, могу на лошади скакать галопом. В общем, вижу цель, не вижу преград. И вот всего несколько месяцев спустя мне сообщают, что я могу спасти человека!
На 8 марта 2017 года мне купили билет в Санкт-Петербург на консультацию с врачом. Я приехала в НИИ имени Раисы Горбачевой и ужаснулась. На первом этаже увидела множество детей, лысых от химиотерапии, в очереди на сдачу крови. Дети грудные, дошкольники и совсем взрослые. Я, наверное, весь вечер потом рыдала взахлеб, потому что не понимала, почему так, за что им это.
Врач меня осмотрел, ответил на все вопросы и сказал ехать домой за вещами. Я вернулась в Краснодар, собралась и поехала уже на неделю.
Костный мозг у меня решили забирать из крови. Чтобы кроветворные клетки вышли в кровоток, вкололи специальный препарат лейкостим. И перенесла я его плохо, очень ломило кости. Чтобы меньше болело, надо больше ходить. Поэтому я максимально старалась гулять. Обошла, наверное, все музеи города, которые на слуху. Тогда же и ангела в Юсуповском дворце купила. И весь центр Петербурга исходила пешком. Утром мне делали укол в плечо такой тоненькой иголочкой, как у диабетиков. Все остальное время было свободное.
А потом меня на несколько часов подключили к аферезной машине. Она забирала кровь из одной руки, отфильтровывала из нее кроветворные клетки и возвращала кровь обратно. В итоге я сдала 6 миллионов клеток костного мозга. Тогда ко мне приезжал поддержать двоюродный брат, он работает в администрации Байконура. Я ему все рассказала, он проникся моей идеей и потом тоже вступил в регистр. Много моих друзей тоже стали потенциальными донорами, и даже несколько подчиненных.
Следующие полгода жизнь продолжалась своим чередом. Я знала, что есть определенный период, когда даже после удачно проведенной трансплантации человек может погибнуть, волновалась. Но через полгода оказалось, что клетки у пациентки прижились не в полном объеме, и мне надо снова приехать и сдать их еще раз. Я без колебаний поехала.
На этот раз, правда, попросила взять костный мозг хирургическим путем — иглой из тазовой кости. Мне хотелось получить и этот опыт, да и свою реакцию на лейкостим я уже знала. Но врачи сказали, что качество клеток будет выше, если сдавать, как первый раз, аферезным способом. В этот раз почему-то болели другие места, особенно сильно — под лопатками. Так как в музеи я отходила в первый раз, то теперь пошла в театры: в Мариинку и в театр имени Миронова.
На этот раз я сдала уже больше 9 млн клеток. На саму донацию включила себе в наушники какую-то психологическую аудиокнигу, и пять часов прошли на одном дыхании. Аудиокнига для этого лучше всего подходит, а кино на этой кушетке смотреть неудобно — надо телефон держать. И вообще, пока сдаешь, тебе то жарко, то холодно, то есть надо. Сколько я ни встречала доноров, никто есть не хотел. Но всех обязательно кормили фруктовым пюре. А после трансплантации полагается полноценный обед. Заказывают в ресторане то, что любишь. Помню, там были салаты и мясо.
На этот раз костный мозг прижился хорошо. И я очень хочу теперь познакомиться с этой девочкой. Узнать, чем мы с ней похожи. Знаю, мы обе любим гулять по лужам. Ей сейчас должно быть 15 лет.
Молюсь за нее, но поскольку имени не знаю, то молюсь так: «Даруй, Господи, исцеление девочке, которой я пытаюсь помочь».
На Петроградской стороне, недалеко от гостиницы, где меня поселили на время донации, есть храм. Туда я оба своих приезда и ходила за нее молиться.
Я, как многие, была крещена в детстве, а осмысленно пришла к Богу в 23–25 лет. Причащаюсь периодически, духовника нет, зато есть любимый женский монастырь в честь иконы Божией Матери «Всецарица», построенный нашим краевым краснодарским онкодиспансером.
Я много думала, правильно ли мы делаем, что пересаживаем костный мозг. С одной стороны, мы вмешиваемся в Его деяния. С другой — это Промысл Божий, что есть такая возможность через человека исцелить человека.
«Отказаться язык не повернулся»
Юлия Грищенко, 28 лет, Воронежская область, село Новотроицкое:
— Началось все с того, что наш воронежский фонд «Качели» позвал меня сдавать кровь. Я была студенткой, училась на социального психолога и довольно быстро стала постоянным донором. И цельную кровь сдавала, и компоненты.
А однажды донорская акция проходила в одной воронежской городской поликлинике, и меня спросили, не хочу ли я вступить в регистр доноров костного мозга. Я согласилась. Не считала, что особенное что-то делаю, кого-то спасаю. Слишком я маленькая, чтобы кого-то спасать.
Было это в 2014 году, и я довольно быстро про все забыла. Меня ведь предупредили, что, возможно, мне за всю жизнь ни разу не позвонят. Потому что шанс с кем-то совпасть очень маленький.
Позвонили мне в 2016 году, в начале зимы. Я тогда уже закончила вуз. Это было накануне выходных, я ехала на автобусе к родителям в деревню.
Спросили, готова ли я быть донором. Помню, у меня мурашки побежали по телу. Я ведь немножко читала про донорство и знала, как это важно.
Понимала, что если я откажусь, то, возможно, другого донора не найдут и этого человека будет уже не спасти. Конечно, я согласилась. Надо было сдать кровь на дополнительный анализ, и я вышла из автобуса, села в другой и поехала обратно в Воронеж.
Я знала, что есть два способа сдавать костный мозг. Первый, устаревший, из кости. Второй — из вены. Со временем я попробовала на себе оба.
В марте 2017 года я приехала в Петербург, и меня начали готовить к сдаче. Кололи лейкостим, каждое утро брали кровь. Переносила я его неплохо, только мышцы и кости немного болели.
Потом выяснилось, что у меня на руках плохие вены. Из-за того, что мне их каждый день кололи, они ушли. И оказалось, что надо ставить катетер на подключичную вену. Я очень сильно нервничала. Но его ведь даже детям ставят, так что стыдно жаловаться.
В первый день меня буквально трясло. Когда аферезная машина работает, кушетка, на которой лежишь, немного вибрирует. И я все время боялась, что катетер выскочит. Медсестры меня успокаивали. Одна из них, женщина лет 50, просто стояла рядом и гладила меня по голове. Мне потом очень стыдно было.
Я сдавала клетки два дня подряд. Мой реципиент — мужчина 30 лет, и нужно было много клеток. Но на второй день я была уже гораздо спокойнее.
Осенью мне снова позвонили из регистра. Я испугалась, вдруг что-то случилось с моим реципиентом. Но оказалось, что просто надо сдать еще клеток. Надо сказать, за эти полгода у меня многое в жизни изменилось. Я вышла замуж, мужа пригласили работать на Кипр. Я должна была лететь вместе с ним. Даже билеты были куплены.
Но раз уж ввязалась в это, надо дело до конца довести. Тем более, раз мне так повезло. Я считаю, что это везение не для того мужчины, а для меня, ведь не каждому дается возможность оставить такой след в чьей-то жизни. В общем, язык не повернулся бы отказаться и сказать: «Извините, я улетаю на остров».
Мы решили, что муж полетит один. Я сдала свой билет. Он был возвратный, так что потеряла совсем чуть-чуть, это неважно. До Петербурга мы долетели вместе с мужем, а потом вышла заминка с визой, он пробыл со мной пару дней и улетел на Кипр.
Я очень удивилась, когда узнала, что костный мозг вместе со мной сдает Яна Батуева, потому что в марте мы тоже были донорами вместе. И вот совпало, что мы опять в одной больнице.
На этот раз мне сказали, что клетки надо сдавать из тазовой кости. Дали наркоз, и все прошло гораздо легче. Я помню, что смеялась, шутила с анестезиологом, а когда проснулась, все было позади. Как раз в этот день, 5 октября, у меня был день рождения. И сотрудница клиники, которая меня курировала, подарила мне фарфоровую кружку с надписью «Санкт-Петербург» и конфеты.
На память об операции остались несколько точек в районе поясницы, как родинки, только белые.
Несколько дней были неприятные ощущения в пояснице, но несильные, я даже таблеток никаких пить не стала.
Прежде чем лететь на Кипр, я заехала домой, показалась маме, потому что она очень переживала. И первый раз, и, особенно во второй. Поначалу она меня вообще отговаривала от донорства. Но потом я ей объяснила, что если я не поеду, то умрет чей-то сын, отец, муж. Со временем мама все поняла. Недавно она сказала мне: «Жаль, что люди так мало знают о донорстве, что это не больно, не страшно». Вот папа ничего не знал — мы с мамой решили его не тревожить.
Кстати, из близких людей захотела вступить в регистр только одна подруга. Но ей по состоянию здоровья нельзя. Остальные очень удивлялись и даже хвалили, непонятно почему, но никто так и не типировался.
Год после этого я часто думала о том человеке, которому помогла. Думала, что я скажу, если мне позвонят и предложат с ним познакомиться. А потом я отпустила эту ситуацию. С реципиентом мы не переписывались. Я решила, что если с ним что-то случится, то не хочу этого знать. Совсем другое дело, если он сам захочет со мной познакомиться. Ведь это будет значить, что у меня появился новый родственник, даже более близкий, чем двоюродные братья и сестры. Ведь в нем есть частичка меня.
«Ребята, это же просто иголка»
Константин Рогатнев, 36 лет, Липецк:
— Я сдал кровь на типирование еще в 2015 году, когда искали донора костного мозга для нашего липецкого музыканта Романа Застрожина. Я с ним лично знаком не был, но в музыкальной тусовке о его болезни знали и старались помочь. У моего брата тоже своя группа, и на его концерте я услышал от каких-то девчонок за соседним столом, что они идут вступать в регистр доноров.
Сначала кровь у меня брать не хотели, потому что я когда-то переболел гепатитом А. Потом выяснилось, что это не отвод, и меня приняли в регистр.
Дальше — сдал кровь и забыл. Это сейчас, когда люди вступают в регистр, им приходит письмо. А раньше и этого не было. Так или иначе, в августе 2019 года мне позвонили и позвали на нашу же станцию переливания на расширенное типирование, чтобы понять, точно ли я подхожу. Там я познакомился со сварщиком Андреем Исаевым, который тоже кому-то подошел. Потом оказалось, что мы оба с ним можем быть донорами и оба поедем сдавать костный мозг.
В конце сентября я отправился в Санкт-Петербург на обследование, и на ноябрь мне назначили донацию. Надо сказать, что октябрь и ноябрь у меня были очень плотные. Я совладелец бизнеса и директор по науке. И у меня много деловых поездок и выставок.
Помню, меня наша станция переливания даже потеряла, когда я из Ташкента летел. Я им из самолета перезванивал. Так вот, график плотный, а на 14 ноября у меня уже был оплачен стенд на выставке в Эфиопии. И билеты за три месяца куплены. Поэтому я попросил, чтобы меня к этому времени отпустили.
Я вообще хотел сдавать костный мозг операционным путем, из кости, чтобы все быстрее прошло. Но врач сказал, что так как моя пациентка девушка лет 30, то нужны более зрелые кроветворные клетки и лучше сдать их переливанием. Поэтому донация и подготовка к ней заняли 10 дней — с 4 по 13 ноября.
Чтобы клетки вышли в кровь, мне кололи лейкостим. Я перенес его достаточно легко. Единственное, что на второй день поясницу прихватило. Но ибупрофен тут хорошо работает. Выпил таблетку, и через полчаса отпускает.
Врач мне сказал, что надо пить много воды и больше ходить. И я обошел пешком, наверное, весь центр города. В 8 утра уколют, и ты весь день свободен. Вот и идешь с Петроградской стороны пешочком. Каждый день шагомер показывал 15–20 тысяч шагов.
Сама сдача прошла спокойно. Лежал в кресле, с девчонками болтал. Книжку там не почитаешь, потому что тебя все время шевелят, смотрят — кровь ведь имеет тенденцию сворачиваться. Еще надо рукой грушу сжимать, чтобы стимулировать приток крови. Но я к этому спокойно отнесся. Я привык много летать: и в Ташкент, и в Китай. Так что просидеть пять часов в полулежачем положении мне несложно. Вот после сдачи костного мозга два дня было плохо, как при гриппе. Я в номере лежал. Но это моя индивидуальная реакция.
Моего костного мозга набрался небольшой пакетик, миллилитров на 300. Потом его перелили моей реципиентке. Я про нее ничего не знаю. Сразу не написал. А теперь боюсь писать: вдруг что случилось.
Помню, перед самой донацией думал зайти в Казанский собор на службу. А попал в маленькую церковь прямо на первом этаже больницы. Мне с утра что-то плохо было, кружилась голова, подташнивало. И я после своего укола присел на первом этаже. И как раз слышу: служба, хорошо так поют. Зашел туда и помолился от души за девочку, мою пациентку.
Тема донорства очень хорошо раскрывает то, что происходит в обществе. Одно дело в прорубь нырять на Крещение, и совсем другое — что-то сделать для других.
После того, как я рассказал о своем донорстве в социальных сетях, многие мне написали: «Костя, зачем тебе это надо?» Другие: «Респект тебе, но сами мы ни-ни, боимся иголок и уколов». А ведь взрослые люди, спортсмены, успешные в бизнесе. Так и хочется сказать: ребята, это же просто иголка. Ну выкачают из тебя 300 миллилитров полезной жидкости. Не страшно.
Текст был впервые опубликован 19 сентября 2020 г.