Кто такие униаты в беларуси
УНИАТСТВО В БЕЛАРУСИ
Идея объединения католической и православной церквей возникала не один раз. С новой силой она стала проявляться в Речи Посполитой в конце XVI в. На этот раз в стремлении к объединению основную роль играл не религиозный, а политический характер. Польские магнаты и шляхта считали, что, заключив унию, православные организации потеряют всякие связи с Московской митрополией и другими православными центрами, будет ослабевать тяготение значительной части населения белорусских и украинских земель к объединению с Московским государством.
Наиболее подходящим временем для заключения религиозной унии правящие круги Речи Посполитой считали конец XVI века. В это время на территории Беларуси и Украины католическая церковь заняла уже прочные позиции и, наоборот, православная церковь находилась в угнетённом состоянии. Ослабло и реформационное движение.
Некоторые иерархии православной церкви ошибочно считали, что заключение унии будет способствовать укреплению позиций православия. В заключении унии были заинтересованы Ватикан и иерархи римско-католической церкви. Таким путём они надеялись расширить своё влияние на восточнославянских землях.
Православный собор выразил несогласие с решениями униатского собора, отверг его решение о заключении унии.
Решение об унии должен был утвердить король Речи Посполитой. Ему были представлены решения двух соборов. Король утвердил решение униатского собора о заключении унии. После этого греко-католическая (униатская) церковь получила право на существование на всей территории Речи Посполитой, в том числе и на белорусских землях.
После заключения Брестской церковной унии в Речи Посполитой создавались благоприятные условия для деятельности униатской церкви и ущемлялись права православных верующих. Пользуясь поддержкой королевской власти, повсеместно стали насаждаться униатские общины.
Более 160 православных церквей и 5 монастырей были превращены в униатские. К середине XVIII в. на всей территории Беларуси осталось только 130 православных церквей.
Отношения к униатам на белорусских землях изменилось только после включения их в состав Российской империи. 12 февраля 1939 г. в Полоцке состоялся собор униатской церкви, где был принят соборный акт, в котором высказывалась просьба присоединить униатскую церковь к православной. Святейший Синод Русской православной церкви рассмотрел просьбу униатского собора и принял постановление о принятии греко-католической церкви в состав Российской православной церкви. Император Николай I утвердил постановление Святейшего Синода. Решение о присоединении униатской церкви к православной особого недовольства не вызвало у верующих.
На белорусских землях прекратили деятельность общины униатской церкви.
В конце 80-х годов XX в. в Беларуси стали возрождаться униатские общины. В 1990 году в Минске была зарегистрирована первая униатская община. На 1 января 2003 г. в республике зарегистрировано 13 общин греко-католической церкви. Большинство из них малочисленны, не имеют культовых зданий, ощущается недостаток кадров священнослужителей.
Униатская церковь в Беларуси : что это такое и чем отличается от православия и католицизма
Вопрос на засыпку: какой религии придерживаются белорусы? Многие ответят: «Конечно же, православие», — и будут правы. На сегодняшний день 82% белорусов относят себя к православным христианам. Еще около 12% – католики.
Но мало кто знает, что в Беларуси существует еще так называемая униатская церковь. Сейчас ее последователей сравнительно немного: всего десять тысяч человек в Беларуси и еще около двух тысяч в белорусских диаспорах по всему миру. Однако если мы перенесемся сотни на четыре лет назад, то увидим, что на тот момент униаты составляли три четверти всего населения страны.
Кто вообще такие эти униаты, и что у них за вера такая?
Исторически Беларусь практически не была самостоятельным государством. Ее земли все время принадлежали то Польше, то Литве, то России. Это не могло не повлиять и ментальность людей, живших на этих территориях. Западная Беларусь всегда тяготела к польскому укладу жизни и, как следствие, католической вере. В Гродно до сих пор на главной площади города стоит шикарный католический собор семнадцатого века постройки.
Восточные земли Беларуси напротив исторически тяготели к России и православной вере. Орша, Витебск, Могилев и даже в значительной степени Минск испокон веку были православными. В какой-то момент противостояние между западом и востоком становится настолько острым, что принимается решение примирить людей через церковную унию.
Служба в католическом соборе в Минске
К концу шестнадцатого века подавляющая часть территории современной Беларуси принадлежит недавно образованной Речи Посполитой. Лишь только Полоцк и небольшие земли вокруг него входят в состав России. В 1596 году в Бресте собираются несколько епископов православной церкви и решают признать верховную власть Папы Римского. Собственно, этот момент и называется Брестской унией, от которой и берет свое начало униатство.
После принятия унии православные в Речи Посполитой стали кем-то вроде национального меньшинства. Их постоянно притесняли. Доходило до того, что православной белорусской шляхте запрещали владеть своими имениями из-за веры, в то время как униатам предоставлялись точно такие же права, как католикам.
Такая дискриминация привела к нескольким восстаниям в Витебске и Могилеве — исконно православных регионах Беларуси. Но положение православных на территории Беларуси все равно оставалось незавидным до 1772 года, когда в результате разделов Речи Посполитой территория современной Беларуси перешла к Российской империи.
Красный костел — главный католический храм в Минске
Правда, в Беларуси под российским крылом начались гонения уже против униатов, а православные наоборот стали пользоваться бóльшими правами.
Сейчас униатов или последователей грекокатолической церкви, как она сейчас называется, в Беларуси живет всего около десяти тысяч. А ведь когда-то униаты составляли 75% от всего населения страны.
Некоторые особенности униатской церкви в Беларуси
Если бы в последней четверти XVIII века не произошли три раздела Речи Посполитой, в результате которых Беларусь оказалась под властью Российской империи, позиции униатства, несмотря на попытки полонизации, укрепились бы. Вполне вероятно, что по мере роста общей культуры и этнического самосознания беларуского народа определенная часть его, исповедавшая католицизм либо православие московского образца, перешла бы в униатство, хотя бы только потому, что оно вело богослужение на беларуском языке и с учетом национальных традиций.
Униатское духовенство имело право гордиться своей ролью в духовной и культурной жизни ВКЛ. Первая в Беларуси униатская конгрегация (объединение церковных общин) была создана в 1617 году в Новогрудке. А к моменту первого раздела Речи Посполитой (1772 год) 8 униатских епархий ВКЛ имели 9337 приходов (в том числе в Полоцкой епархии — 598, в Пинской — 238).
Для сравнения: в Виленской епископии был в то время 491 католический приходский костёл и 136 филиалов, в Жемойтской епископии — 94 прихода и 66 филиалов, в Смоленской епископии — 3 костёла и 3 филиала, а всего — 793 прихода вместе с филиалами (8,5 % от числа униатских). Православная епархия к 1772 году осталась только одна — Могилевская (264 прихода).
К 1795 году соотношение верующих христианских конфессий в ВКЛ было примерно следующим: униаты — 66 %, католики — 26 %, православные — 7 %, протестанты — 1 %. А во всей массе населения около 10 % составляли иудеи и 0,5 % — мусульмане (татары).
Эти цифры убедительно свидетельствуют, что к концу XVIII века в беларуских землях именно униатская церковь являлась самой массовой и влиятельной.
За религиозной жизнью в ВКЛ пристально и ревниво следила московская церковь. Её высших иерархов крайне раздражало распространение как католичества, так и униатства. В свою очередь, враждебное отношение московской патриархии к униатской церкви вынуждало руководство последней сознательно усиливать различия между западным православием (греческого образца) и восточным (московского образца). Например, именно по таким соображениям униатские иерархи рекомендовали ставить в церквях скамьи для прихожан, использовать в службе органную музыку. Крестились униаты не тремя пальцами, как православные московского толка, а двумя — как принято у греков (и у русских старообрядцев).
Для них самым важным отличием униатской церкви как от католической, так и от православной, являлось использование ею беларуского языка. К этому униатское духовенство пришло не сразу. Довольно долгое время в храмах западного православия слышатся церковнославянский (староболгарский) язык. Однако его позиции из года в год слабели. С одной стороны, он невольно сближал униатский клир с московским. С другой — этот язык плохо понимали рядовые верующие.
По мнению ученых, даже во времена Франтишека Скорины (ок. 1490 — ок. 1551), литвины (беларусы) с трудом воспринимали церковнославянский язык. Именно это обстоятельство побудило нашего первопечатника и его последователей перевести тексты Библии на живой язык народа.
Кстати говоря, столь выдающийся деятель западного православия как Лаврентий Зизаний (ок. 1560–1634) тоже не видел иного пути популяризации христианской идеологии, кроме перевода церковной литературы на язык, понятный массам. В 1596 году он издал в Вильне книгу «Лeкcic», в которой дал перевод на беларуский язык более тысячи церковнославянских слов. Необходимость разъяснения непонятного церковнославянского языка ощущали буквально все просветители и реформаторы, так как сфера его употребления ограничивалась исключительно духовенством.
С целью усиления своих отличий от православия московского образца и от римско-католической церкви, униатство вполне логично пришло к идее замены церковнославянского и латинского языков в богослужении на местный (старобеларуский) язык. Он был не только родным для абсолютного большинства населения, но и государственным на всей территории ВКЛ. Кроме того, он являлся хорошо развитым литературным языком (на нем были написаны Статуты ВКЛ), с богатой лексикой, вполне достаточной для адекватного перевода книг Священного Писания и литургических текстов. Униатская церковь использовала беларуский язык также и в официальной переписке с властями.
Если бы не постоянное негативное влияние факторов внешней политики, униатство неизбежно стало бы национальной религией беларуского народа. К сожалению, история сложилась иначе. Поэтому все достижения униатства в указанном направлении надо целиком отнести к стремлению его духовенства и рядовых верующих иметь такую церковь, которая бы служила на понятном народу языке, ценила и уважала местные традиции.
Правда, после перехода всех ветвей и уровней власти ВКЛ с 1696 года на польский язык, униатскому духовенству иногда приходилось отступать от своих принципов. Объяснение этому факту дал наш знаменитый языковед, академик Ефим Карский:
«Беларуская интеллигенция к этому времени (конец XVII века — Л. Л.) окончательно полонизировалась: униатское духовенство двигалось по тому же пути, употребляя нередко даже в полемических произведениях, написанных в защиту православия и беларуской народности польский язык, как более понятный и распространенный среди читателей».
Было бы несправедливо осуждать униатское духовенство за это. Тем более, что и после запрета властей Речи Посполитой на употребление беларуского языка в служебном делопроизводстве, оно не отказалось от употребления его в своих храмах. Вот что писал об этом классик беларуской литературы Максим Горецкий:
«В другом (повседневном — А. Т.) обиходе наш старый книжный язык существовал и далее, вплоть до конца XVIІІ-го века. Прежде всего в униатстве. Почти всё наше низшее сельское духовенство к концу XVIII-го века было униатским, не было такого села, где не имелось бы униатской церкви… Униатские же духовные лица, хотя и сильно попали под влияние польского языка, твердо держались языка своей паствы, проповеди говорили и науку в школах преподавали по-беларуски. От церковнославянщины униаты отдалились настолько, что уже ко времени собора в Замостье (1720 г.) разве что один из ста священников понимал по церковнославянски, и униатским мтрополитом Львом Кишкою был издан нужный словарь (1722 г). Вот же униатские религиозные писатели, кроме латинского и польского языка, пользовались в своих произведениях и своим родным языком»[51].
Итак, после официального запрета на употребление беларуского языка в делопроизводстве, его социальные функции сократились до крайности. И только униатское духовенство сохранило верность ему. А поскольку униатство исповедовало большинство беларуских крестьян, нетрудно понять, сколь огромную роль играло оно в деле сохранения и укрепления этнического самосознания беларусов.
Например, только в период 1771–92 годов, не считая всей предыдущей эпохи, униатское духовенство издало на беларуском языке (латиницей) ряд популярных в народе религиозных сборников и песнопений, в том числе «Молитвенник», «Радуйся Божий народ», «Новая радость стада», «Царю Христу молюсь», «Люди говорят». Проповеди на беларуском языке ещё долго звучали в униатских храмах и после присоединения всего нашего края к Российской империи.
«Она (уния) превратилась в Беларуси в народную веру, дополненную беларуским богослужением в церкви, беларускими песнями, проповедями и т. д.»[52]
Народ уважал эту церковь ещё и за то, что она была дешевой в прямом смысле этого слова. Тем самым она сильно отличалась от католического костёла, который, с одной стороны, постоянно требовал пожертвований от верующих, а с другой — использовал любой повод, чтобы поразить их своей роскошью. Так, историк католицизма Я. Мараш упоминает случай, когда во время похорон в Минске предводителя шляхты Игнатия Завиши возле катафалка горели четыре тысячи свечей и десять тысяч оливковых лампад!
Противники униатства иногда заявляют, что кроме уважения к беларускому языку, оно не дало больше ничего духовной культуре нашего народа. Подразумеваются произведения музыки, живописи, скульптуры, декоративного искусства, в большом количестве созданные по заказам католической и православной церквей. Бесспорно, возможности последних для стимулирования творческой деятельности мастеров искусств были несравненно лучше, чем у бедной униатской церкви, поскольку они располагали крупными финансовыми средствами, их поддерживало государство.
Но все художественные произведения, предназначавшиеся православным и католическим храмам, не могут сравниться с тем, что сделала униатская церковь для сохранения беларуского языка, без которого не было бы самобытного беларуского этноса.
Ликвидация унии: история победы православия в Беларуси
В нынешнем году исполнилось 180 лет Полоцкому собору, на котором униатское духовенство во главе с митрополитом Иосифом Семашко воссоединилось с Русской православной церковью. Решение, принятое в Полоцке 180 лет назад, определило развитие белорусских земель на десятилетия вперед. Эпохальность произошедшего объясняется тем, что на момент воссоединения большинство населения белорусско-литовских губерний принадлежало к униатской церкви.
В современной Беларуси об этом событии практически не вспоминают. 25 марта в центре внимания большинства белорусских СМИ оказались немногочисленные акции оппозиции, посвященные сто первой годовщине провозглашения Белорусской народной республики (БНР). При этом никто не вспомнил, что именно в этот день 180 лет назад император Николай I одобрил постановления Полоцкого собора. Таким образом, воссоединение униатов стало официальным фактом.
БНР так и осталась эфемерным декларативным образованием, провозглашенным горсткой авантюристов на волне революционного безвременья. А дело Иосифа Семашко и его соратников живо и поныне: большинство белорусских верующих — православные.
Тем удивительнее выглядит эта фигура умолчания вокруг Полоцкого собора и его деяний.
Более того, о воссоединении униатов если и вспоминают, то обычно в негативном ключе.
С подачи белорусских националистов в обществе формируется негативное восприятие Полоцкого собора как насильственного акта, лишившего белорусов их национальной веры — унии — и способствовавшего русификации.
Несмотря на то, что, в отличие от Украины, в Беларуси не удалось осуществить церковный раскол под предлогом создания «национальной» церкви, Белорусская православная церковь также подвергается постоянным информационным атакам со стороны националистов.
Это неслучайно. Современное белорусское общество сложно назвать религиозным, что неудивительно после 70 лет политики «воинствующего атеизма».
Тем не менее культурные и бытовые привычки, сформировавшиеся под влиянием православной традиции, здесь по-прежнему сильны. А самое главное, с православием так или иначе связан дискурс о «братстве» с Россией: конфессиональная и культурная общность белорусов и русских выступает важным идеологическим основанием интеграции Беларуси и России.
Понятно, что для противников союза с Россией важно разрушить эти представления, показав белорусов и русских как не просто разные, но чуждые друг другу народы.
Миф об унии как о «национальной вере» белорусов играет в этом деле далеко не последнюю роль. Пик увлечения «возрождением унии» пришелся на рубеж 1980–1990-х годов, когда практически вся белорусская «национально сознательная» интеллигенция, включая вчерашних членов КПСС, принялась пропагандировать «истинную веру». Особого отклика в обществе это не нашло.
Похоже, в возрождение унии в Беларуси не особо верят и в Ватикане, отдав Троицкий монастырь в Вильнюсе, который мог бы стать главным центром пропаганды униатства для Беларуси, украинской греко-католической общине. В самой Беларуси униатские приходы слабы и малозаметны и теряются на фоне не только православных и католиков, но даже протестантов.
Но миф об унии как о «национальной вере» белорусов продолжает жить, занимая свое почетное место в белорусском националистическом каноне.
Уния западнорусской православной церкви с Римом на территории Великого княжества Литовского и Речи Посполитой была оформлена на Брестском соборе в 1596 году. Сама по себе идея соединения двух христианских конфессий возникла практически сразу же после Великого Раскола, окончательно разделившего христианский мир. Реализовать ее, однако, оказалось затруднительным как из-за непреодолимых богословских расхождений, так и по сугубо политическим причинам.
Впрочем, в Средние века политика и религия представляли собой туго сплетенный клубок. В частности, католики видели унию как безоговорочное подчинение православных церквей власти Римского Папы и признания католической догматики, что было неприемлемо для православных.
Однако в позднем Средневековье возникли предпосылки для частичной реализации униатских идей, что было вызвано общим кризисом и ослаблением православного мира, подвергшегося нашествию полчищ завоевателей из Евразии.
Первая крупная попытка заключения унии — Ферраро-Флорентийская — была обусловлена стремлением гибнущей Византии заручиться европейской поддержкой против турок. Уния, однако, в итоге не прижилась, лишь стала источником дополнительных смут и расколов и так и не предотвратила окончательной гибели Византии.
Предыстория Брестской унии также была связана с долговременными кризисными процессами, но уже на Руси. Древняя Русь представляла собой рыхлую конфедерацию княжеств с центром в Киеве. Помимо политической, эти княжества связывала и религиозная общность — единая Русская митрополия, подчиненная Константинопольскому патриархату.
Монгольское нашествие обрушило хрупкую политическую конструкцию Руси, а русские земли, пройдя период хаоса и раздробленности, оказались объединены в рамках трех разных государств — Московского княжества, Литвы и Польши. Два последних со временем объединились в Речь Посполитую.
Центр Русской церкви со временем перекочевал из разоренного татарами Киева в Москву, что не могло понравиться литовским князьям, которые в итоге добились учреждения отдельной митрополии на подконтрольных им территориях. Так единая Русская церковь оказалась разделена.
Московская митрополия со временем превратилась в самостоятельный патриархат, а Киевская митрополия на территории ВКЛ и Речи Посполитой продолжала подчиняться Константинополю.
Ситуация для православных ВКЛ и Речи Посполитой осложнялась тем, что элиты этих государств были католическими, и давний религиозный антагонизм не замедлил сказаться на политических процессах. Дискриминация православия вела к тому, что западнорусская аристократия, стремившаяся занять место в польско-литовском правящем классе, постепенно переходила в католицизм и полонизировалась.
Начал колебаться и православный клир, который также желал получить права и привилегии католического духовенства. На это наложился конфликт западнорусского епископата с братствами — объединениями православных мещан, стремившихся участвовать в управлении церковью и контролировать коррумпированный клир.
Таким образом, этот конфликт с братствами на фоне желания стать вровень с католическим духовенством привел часть западнорусской церковной иерархии к Брестской унии.
Уния мыслилась как своеобразный компромисс. Западнорусская церковь признавала католическую догматику и верховенство Римского Папы, при этом сохраняя православные обряды.
Однако, как и в случае с предыдущими попытками унии, Брестская уния приживалась с трудом, став источником многочисленных конфликтов.
Возник масштабный раскол. Он привел к появлению двух церквей, которые называли себя «русскими», апеллировали к духовной традиции Киевской Руси и претендовали на одно и то же имущество. Богословская полемика между униатами и православными, а также многочисленные тяжбы за храмы и земельные угодья стали, пожалуй, основным содержанием общественно-политической жизни восточных земель Речи Посполитой XVII века.
В конце концов под административным нажимом властей, вставших на сторону униатов, новая религия постепенно брала верх. Особо несговорчивые православные уходили в казаки, бежали в Москву или были вынуждены жить во внутренней эмиграции. К моменту разделов Речи Посполитой на территории Беларуси осталась единственная православная епархия — Могилевская, влачившая жалкое существование.
Но победа униатства оказалась на поверку пирровой. Политические цели унии достигнуты не были. Католический правящий класс Речи Посполитой так и не принял униатов как равных, рассматривая унию лишь как ступень к окончательному переходу в католицизм.
Поэтому не было сдержано обещание сохранить православную обрядность, которая все больше трансформировалась в польско-католическом духе, а униатские храмы по внешнему облику практически перестали отличаться от костелов. Все это в совокупности вело к недовольству и брожению в униатской среде.
Это брожение породило движение за чистоту обрядов, в рамках которого многие униаты начинали приходить к мысли о разрыве унии и возвращении в православие.
После раздела Речи Посполитой сложились благоприятные условия для такого развития событий.
Поначалу российские власти не вмешивались в религиозные дела присоединенных территорий. Более того, желая понравиться местной католической знати и духовенству, императоры Павел и Александр I санкционировали фактическое подчинение униатской церкви костелу. Позиция Петербурга в этом вопросе начала меняться только после наполеоновских войн и восстания 1830 года, когда нелояльность польских элит стала очевидна.
Но даже в этих условиях основная инициатива по ликвидации унии исходила не из Петербурга, а от самого униатского духовенства в лице Иосифа Семашко и его сподвижников. Именно они составили план действий и взвалили на себя тяжесть организационной работы по воссоединению, преодолевая сопротивление и интриги как польской знати, так и значительной части российского чиновничества, симпатизировавшего полякам.
В отличие от насаждения, ликвидация унии прошла практически бесконфликтно, а через четверть века после Полоцкого собора Иосиф Семашко имел возможность убедиться в успешности своего начинания.
Восстание 1863 года, распространившееся по Польше и Литве, практически не затронуло территорию Беларуси, ограничившись здесь локальными стычками. Народ не только не поддержал польских повстанцев, но и остался глух к униатской пропаганде, которую вел Кастусь Калиновский, канонизированный современными националистами в качестве белорусского героя.
Учитывая, что на тот момент все еще жило много людей, помнивших времена унии, это красноречиво свидетельствует о том, что по-настоящему народной эта религия так и не стала, оставшись лишь верхушечным политическим проектом.
Фигура Иосифа Семашко наглядно свидетельствует о том, насколько тесно переплетены исторические судьбы Беларуси и России, связанных глубинной культурно-исторической общностью, пережившей века политического разделения.
Однако исторической памяти об Иосифе Семашко и Полоцком соборе не повезло. После Октябрьской революции все, что связано с церковью, было объявлено реакционным и классово чуждым. Но сегодня память о подобных исторических фигурах важна как никогда.
Подписывайтесь на Балтологию в Telegram и присоединяйтесь к нам в Facebook!