Кто такой дядя паша

Дядя Паша

Мы жили на самой окраине города. Дома, относительно новой застройки, соседничали со старыми одноэтажными домишками. Это был все равно, что маленький поселочек, только раскинулся он не среди степей, а среди пятиэтажных серых и неприглядных домов. Мы называли этот район Островком.

На Островке царил свой мир: там жили добрые рябые курицы, которые разгуливали прямо по дороге, но никогда не выходили из Островка; очень важные гуси; крикливые тетки; пятнистая корова Манька; вкусная вода из колонки и самый настоящий колодец, который давно высох, а его сруб зарос мышиным горошком.

Но в этом мире для нас еще не было дяди Паши. Появился он как-то очень незаметно для нас самих. Он легко и плавно влился в нашу детскую жизнь.

Однажды к одному из домов рано утром приехал ЗИЛ. Тихо и мирно, без обычного шума при переездах, загрузили вещи: тюки, мебель. А на следующий день туда заселились новые жильцы. Точнее, жилец.

Мы наблюдали как какой-то мужчина таскал из Волги коробки. Переносил он их аккуратно, словно там были сокровища. Потом он захлопнул багажник и ушел в дом. Больше он во дворе не появлялся. Скоро мы забыли о новом жильце. Заехал, ну и заехал. Детей не было, а значит, новые знакомства нам не светят.

Вечером мы увидели его в компании дедушек, он что-то им весело рассказывал, вместе с ними стучал доминошками, поглядывал на детскую площадку. Сидел он свободно, будто был в компании давних знакомых. Всем своим видом он напоминал лихого казака: усы придавали его лицу какую-то бесшабашность, густая челка все время лезла на глаза, а сами глаза все время бегали в разные стороны, будто что-то высматривали.

Он и впрямь все замечал и подмечал. Утром мы встретили его на детской площадке. Он сидел покачиваясь на качелях и приветливо улыбался нам сквозь усы.

Весь день с его двора доносился стук топора, скрежет пилы и хруст веток- он чистил заросший двор. Несколько раз мальчишки бегали к нему, как они говорили, «на разведку». Ребята постарше даже просились в помощники.

Все лето в свои выходные он возился во дворе или, сидя на крыльце, вырезал из дерева птиц и животных. Их он рассаживал во дворе среди грядок с цветами, пичужек рассаживал на ветки яблони, а белочек посадил на ворота, словно часовых. Весь его двор превратился в сказку.

Мы и сами не заметили как стали бегать к нему в гости. Для нас- дворовой ребятни, дядя Паша был воплощением всего, что могло быть на свете. Нам казалось, что он умеет и знает все на свете. Он учил нас тому, что знал и умел сам.

Он любил фотографировать. Всегда носил с собой старый пленочный «Зенит». Дома у него в коробках лежали фотографии: природа, животные, изредка люди. Мы часто пересматривали его фотографии, он нам рассказывал как и где он их сделал. Он помнил историю каждой фотографии, а может быть просто придумывал «на ходу», чтобы нам- детям, было интересно.

В коробке со всеми фотографиями лежал конверт, в котором он хранил армейские фотографии. На них были молодые парни с автоматами на фоне гор, иногда на фоне поселков, которые, дядя Паша, называл кишлаками, женщины полность укутанные в ткань, бородатые мужчины с тюрбанами на голове, как у джинов из восточных сказок.

О войне он никогда не рассказывал. Рассказывал смешные истории, рассказывал о жизни людей, там «за речкой», о своих друзьях. Мы тогда не понимали, что для него любое воспоминание отзывалось болью, для нас это были просто интересные истории о неведомом для нас мире. Когда он что-то начинал рассказывать про Афган, начинал заикаться, часто замолкал и смотрел на фото так, как-будто сковозь него. Потом конверт с фото куда-то исчез.

Дядя Паша для всего двора стал своим человеком. Он мог поддержать разговор с кем угодно, разрешить любой детский спор, мог поиграть с дедами в домино, а мог пойти играть в футбол с подростками, мог возиться с мужиками в гаражах. Он много чего мог и умел.

Когда его не стало, казалось, что осиротел весь район. В этот день должна была быть его смена на заводе и мы не собирались идти к нему. Только к концу дня мы обратили внимание, что Волга стоит во дворе. Тогда мы решили, что машина сломалась и он уехал на автобусе. Но рабочий день давно закончился, а он так и не шел домой. Мы пошли к нему домой, думая, что он заболел. На крики и стук в калитку, никто не вышел. И мы прошли во двор через лаз возле кустов смородины.

Дверь в доме была не заперта. В доме тишина. В дальней комнате нашли дядю Пашу. Он сидел в плетеном кресле спиной к дверям. Казалось, что он спал. Стараясь не шуметь мы вышли из комнаты.

-Может его разбудить, да постель ему постелить?- Кто-то сделал предложение.- Пусть ложится и отдыхает.

Самый старший из нас вернулся в комнату и стал как вкопанный перед дядей Пашей. По нашей маленькой компании проскользнул шепот:» Что? Что случилось?»
Друг присел на угол стола. Голова у него сникла.

Мы ему не поверили, ломанулись все разом в комнату. Дядя Паша сидел в кресле с открытыми глазами. Глаза, всегда смотревшие из под густых бровей с хитрым прищуром, теперь были широко распахнуты. Словно он чему-то сильно удивился. Лицо и руки стали словно восковые, да и сам он теперь больше напоминал восковую фигуру- творение не совсем умелого художника-скульптора. Это был вроде он, а вроде и не он.

Мы с ужасом смотрели на тело того, кого мы называли дядей Пашей, того, кто подарил нам счастливое детство. Мы не плакали. Слезы пришли потом, когда пришло осознание того, что дяди Паши больше нет и не будет.

Хоронили всем районом. Пришли все: от мала до велика. Поминки устроили прямо во дворе. Поставили столы, принесли еду: кутья в больших эмалированных тазах, много кастрюль борща, печеные булочки и блины, салаты. Сидели до поздна. А утром друзья-афганцы заколотили в доме крест на крест окна, заперли двери.

Мы все лето продолжали ухаживать за клумбами дяди Паши: пропалывали, таскали воду для полива с колонки. А потом пришла осень. За ней зима. А после пришла весна, а с ней на Островок пришли перемены. Дома готовили под снос-людей переселяли в новые дома. Мы все еще бегали во двор дяди Паши, ухаживали за клумбами, надеялись, что дома постоят еще хотя бы год, но уже летом начали снос.

Мы наблюдали с козырьков подъездов, как экскаваторы-тянуши, размахивая огромными шарами, рушили домики, как огромные бульдозеры сгребали обломки зданий в кучи, которые потом вывозили на КамАЗах.
Потом на месте Островка построили торговый центр из стекла и металла- серый и бездушный. Время шло, а вместе с ним неумолимо утекало наше детство.
***

У нас он пытался спастись от воспоминаний. Он пытался жить по-новому, пытался забыть войну. Война победила его.

***Рассказ был написан на основе услышанного разговора в поезде

Источник

«Паша не верил, что мама умрет. Через что прошел мальчишка с Урала, прежде чем превратиться в мировую звезду»

Елена Савоничева, корреспондент «Советского Спорта», взяла интервью у сестры нападающего «Детройта» Павла Дацюка.

ПАША! ЕСЛИ ТЕБЕ БОЛЬНО. ЕСЛИ ТЕБЕ РАДОСТНО. ВСЕГДА. В ДОМЕ ТВОИХ РОДИТЕЛЕЙ ПОМНЯТ И ЖДУТ ДВОЕ. СТАРШАЯ СЕСТРА ЛАРИСА (СПРАВА) И ЮНАЯ ПЛЕМЯННИЦА АНЯ. ФОТО ЕЛЕНЫ САВОНИЧЕВОЙ

Тринадцатый – любимый номер Дацюка в «Детройте». Тринадцатый автобус везет меня из центра Екатеринбурга на отшиб – в район Сортировки. Здесь взрослел гений – на хоккейной коробке двора; в «хрущевке» без лифта; в трешке на четвертом. Здесь детство. Здесь вещи-воспоминания. Старый видик, купленный Пашей на первую получку. Нарисованное коллегами поздравление Валерию Игнатьевичу Дацюку с рождением сына. Иконы, вышитые бисером сестрой Ларисой. Павел живет здесь каждое лето, приезжая из Америки на уральские каникулы. Я не дозвонилась. Я пришла без спросу. Проговорили весь вечер. Старшая сестра Лариса, юная племянница Аня и кошка-старушка Мотя пятнадцати лет. На мой вопрос, почему раньше никто из них не давал интервью, Лариса устало-удивленно приподняла брови: «Прежде, чем говорить, надо что-то сделать». Вместо «до свиданья» я – уже на лестнице – пожелала им счастья. Шла к остановке, поскрипывал снег. Есть слово «меньше», есть слово «больше». Но вряд ли можно измерить то, что для 15-летнего Павла Дацюка сделала в 25 лет сестра Лариса

СЕРДЦЕ ВАЛЕРИЯ ДАЦЮКА ОСТАНОВИЛОСЬ В МАЕ 2005-го. НА ПОЛПУТИ К СЫНУ ФОТО ИЗ СЕМЕЙНОГО АРХИВА

«УЧИСЬ, КАК ПАВЛИК!»

– Наша мама Галина Павловна, – Лариса бережно вынула из альбома черно-белое фото, – больше двадцати лет была заведующей столовой на военном заводе. Отец работал автомехаником. Когда родился брат, мне было десять. Четвертый класс закончился, все подруги – в пионерлагеря, а я – с Павликом

– но потом брат пошел в детсад?

– Как на каторгу! Во-первых, Павлик у нас стеснительный. А, во-вторых, наша мама готовила – пальчики оближешь: цыплята-табака, салаты, домашняя колбаса А чужая пища Паше не нравилась. Воспитатели на него жаловались маме: «Не ест!». А мама им твердила: «Если захочет – поест. Не ест – значит, не хочет!». В сад Пашу водила мама, забирала в пять часов я. Кажется, он повзрослел быстро. Я закончила школу, поступила в техникум – он пошел в первый класс

– Вы и учиться брату помогали?

– Помогала. Но, будем говорить честно, он учился на тройки. – А они еще мне говорили: «Твой дядя был отличником. Учись, как Павлик!» – улыбается племянница Дацюка Аня. – Но я случайно нашла дядин дневник А там – тройка на тройке! Да еще половина листов из дневника вырвана – Паша не любил математику, – вспоминает сестра Лариса. – Мы делали уроки минут за сорок. Я старалась все за него поскорей решить и быстрей освободиться. Главное – чтоб мама пришла с работы, а у нас все сделано. Отца двойки не возмущали. Он лишь приговаривал: «Зачем такое допускаете? Исправляйте».

– Была у брата школьная любовь? – Он не признавался. Но, мне кажется, в начальной школе ему одноклассница Лена Бабиченко нравилась. Она была отличницей, давала ему списывать. И все разговоры дома были: «Лена, Лена ».

– Какой иностранный язык Паша учил в школе? – Французский. Но он его, кажется, не знает. А насчет английского я брату говорила: «Паша, ты найми кого-нибудь ». А Павлик мне сказал: «У меня есть запас – на то, чтоб общаться с тренерами и партнерами. Этого хватает». А интервью он и на русском давать особо не любит. – Сочинения за нас в школе мама писала – а мы с дядей их в тетрадки переписывали, – обобщает Аня.

– Какие книги Павел читал? – За книжку его посадили еще до школы. Но он три строчки прочтет – и: «Ой, мне надо бежать!». Так и не дочитал. Зато сейчас пристрастился – слушает книги в наушниках.

– На школьных собраниях краснеть не приходилось? – Его никогда сильно не ругали. В шестом классе он впервые поехал за границу – на турнир в Данию. Их расселили в семьи к ребятам, против которых они играли. И, когда Паша вернулся, его попросили рассказать в школе, как оно там, в Дании. А Павлик, прилетев домой, с порога сказал: «Мама! Ты представляешь? У них есть комната для глажки белья! Там фрукты круглый год лежат на столе!». Брат был поражен. А когда датские дети захотели приехать к нам и пожить в наших семьях, наши тренеры этого не допустили.

«ПРИЕХАЛ ФИГУРИСТ»

– Кто пристрастил Павла к хоккею?

– Отец. Сам в хоккей не играл, но был настоящим болельщиком: волновался, переживал. Видели во дворе хоккейную коробку? Летом пацаны рубились в футбол, зимой – в хоккей. Дети играли – отцы болели. Мы у Паши в шесть лет не видели ни одной игрушки – только мяч да клюшку. Была коллекция машинок – но они стояли, и брат с ними не играл. Зато хорошо помню его коньки, висящие в коридоре. Как сушили и штопали амуницию брата. И как Паша с папой гнули крюки клюшек на газовой плите (это сейчас они гнутые, а раньше клюшки продавались прямые): конец клюшки нагреют – и давай ее загибать.

– Кто такой «дядя Вова Ситников», о котором Паша вспоминает в интервью?

– Дядя Вова жил тогда в соседнем доме. Он сколотил из детей дворовую команду и тренировал их. Он же посоветовал Пашу тренерам школы «Юность». Когда брата привезли в «Юность», он вышел на лед в белых фигурных коньках, в которых играл во дворе (ну, какое еще богатство ему могло достаться от меня?) – и у тренера, видно, был шок: приехал «фигурист» Тренер выдал ему хоккейные коньки на несколько размеров больше. И сказал: «Завтра чтоб был в этих!» – «Так я ж на них не умею » – прошептал Павлик.

– Правда, что во дворе до ночи тренировался?

– Надел шесть носков. Катался часов до одиннадцати. Я еще всегда говорю: спасибо нашим соседям! Павлик и дома броски отрабатывал Родители старый сервант не выкидывали только из-за того, что он был на ножках – это были «ворота». У Паши с Аней – десять лет разницы. Брату было девять лет, когда я вышла замуж и уехала из дома. Когда я была в положении, Павлик говорил: «Нам нужен мальчик!». Родилась Аня. Брат сказал: «Девочка Ну, вот что с ней делать?». Представлял ее всем как «младшую сестру», играл с ней дома то в футбол, то в хоккей. Говорил племяннице: «Вставай на ворота!». – Во время одной игры мы с дядей раскололи огромную вазу, которую дарили маме, – вспоминает Аня. – Но мы так ее соединили, что было почти не видно. Но потом мама решила поставить в нее цветы. И она потекла – А когда у нас зашел разговор: «Может, отдадим Аню в женский хоккей?», Паша сказал: «Там от женщины остается только слово «женский» – не вздумайте!».

– Лариса, вы на Пашины тренировки попадали?

– Нет. Я с ним один раз съездила, а потом и говорю ему: «Ну, и что вы сегодня? Как фигуристы катались: не забивали, не пасовали ». И он мне сказал: «Больше со мной не поедешь. И, если не понимаешь, матчи мои, пожалуйста, не смотри!».

«НЕ БУДУ КАПИТАНОМ НИКОГДА. »

– Когда вы сами поняли, что ваш брат – звезда?

– Когда он привез Кубок Стэнли. Он в том году и бронзовым призером Олимпиады стал. Но Паша говорит: «Я – не звезда. Обычный хоккеист. Есть люди более талантливые». Я волейболом два года занималась – а потом пришла и сказала родителям: «Больше не буду!». И родители ответили: «Ладно». Если я полтренировки думала, как я поскорее приду домой, лягу на диван и буду есть халву (засмеялась), вряд ли из меня вышел бы чемпион. Паша себе такого не представлял. Вот вам разница между обычными людьми и спортсменами.

– Он не думал бросить хоккей?

– Лет в тринадцать пришел домой и сказал: «Наверно, брошу ». В этом возрасте подростки в команде уже начинают смотреть, кто лидер, а кто – нет. Во всех командах – начиная с первой – Паша был капитаном. Но тут вдруг захотел быть капитаном другой человек. И Павлика с этим парнем ребята после тренировки столкнули лоб в лоб, окружили и сказали: «Деритесь!».

– Пришел с синяками?

– Пришел со словами: «Капитаном я больше не буду никогда. Не хочу!». Он никогда не дрался, считал: как это – ударить человека? Тогда и хотел уйти из хоккея. Сейчас они с тем парнем – лучшие друзья. Но у Паши такая черта: дал себе слово – соблюдай. Он сейчас может быть ассистентом капитана, помощником но капитаном – нет!

– Сколько времени занимала ежедневная дорога в «Юность»?

– Час в один конец. В чем еще разница между обычным человеком и спортсменом? Транспорт не ходит (а трамвай тогда ходил раз в полчаса) – вы пешком пойдете? А Павлик – мы видели эту картину несколько раз – с тяжелым походным рюкзаком и клюшкой в руках идет по рельсам Или маме звонит подруга: «Галя, я видела твоих – Павлик тяжелый рюкзак тащит, а Валерка рядом идет. Ну, хоть бы помог ребенку!». – «Нельзя. Павлик должен сам». Ни мама, ни папа никогда не делали из Паши икону, – вспоминает Лариса. – А мама даже не успела ни на одном его матче побывать. Когда она умерла, Паше было 15

«МАМА ВЫЗДОРОВЕЕТ. »

– Когда вы узнали про болезнь? – Маме стало очень плохо – и она попросила отвезти ее в больницу на консультацию. Врач посмотрел. Потом попросил ее выйти. Меня оставил в кабинете. Когда мне сказали, что у мамы четвертая стадия рака, у меня по лицу сразу побежали слезы. А медсестра мне сказала: «Ну-ка, быстро утерла свои слезки. Ты сейчас выйдешь – я не знаю, что ты придумаешь, – но чтобы мама даже не могла предположить». Я врала. Про ущемление нерва. А ей оставалось жить месяц. Был конец декабря. 24 января мамы не стало.

– Паша догадывался?

– Когда брат собирался на тренировку, я шепнула: «Паш, я пойду тебя проводить». Он удивился: «С чего вдруг?». Мы пошли к остановке через дворы. «Паша, ты знаешь, мама болеет ». – «Да, Лариса, она болеет, но она же скоро выздоровеет?». Я Павлику все рассказала. Он уехал с командой на соревнования. Мама все ждала его. Ждала, когда он вернется. Павлик приехал. Наутро она умерла.

– Как ваша семья перенесла это?

– Кем вы пошли работать?

– С техническим образованием устроилась на мамин завод бухгалтером. Поначалу даже не все слова понимала, что слышала. Но я знала, что надо зарабатывать на хлеб. Институт заканчивала потом.

– Что вы тогда ели?

– Честно? Или второе, или суп. Вместе – не получалось. Сначала делили поровну. На четверых. Пусть понемножку – но всем одинаково. А уже потом (улыбнулась) кто-то кому-то мог отдать свою часть.

ДЕТСТВО БЫЛО СОЛНЦЕМ. В КРУЖЕВЕ У МОРЯ. В ЛЕСТНИЦАХ БЕРЕЗ. ДЕТСТВО БЫЛО МАМОЙ. НО ЕЕ УЛЫБКУ ВЗРОСЛЫЙ ДЕНЬ УНЕС. ФОТО ИЗ СЕМЕЙНОГО АРХИВА

«ОТЕЦ ПОЕХАЛ ВСТРЕЧАТЬ И УМЕР»

– Спустя 12 лет трагедия случилась с отцом – но, в отличие от мамы, он не дождался Паши

– Слишком много испытаний для одного. Была еще страшная травма – Паша не любит об этом вспоминать. А мне – вспоминать обидно. «Динамо-Энергия» по контракту после сезона должно была дать брату квартиру. Он во время сезона получает травму. Причем отыграл полматча (!) с порванными связками! Он это понял только после сирены. Все встают, а он встать не может Операцию ему в Екатеринбурге сделали неудачно. Нога перестала сгибаться вообще. А больные игроки никому не нужны. Квартиру Паше не дали: «Ты же до конца сезона не доиграл ». Спасибо Крикунову. Он теперь у Павлика – крестный. Когда брат после травмы прилетел в Казань, у тренера первый вопрос был: «Ты – крещеный?» – «Нет». Врачи на него посмотрели и сказали: «Сперва креститься – потом лечить».

– Легенда гласит: у Дацюка – «нога Гарринчи». То есть одна короче другой. И потому он так особенно катается

– (Смеется.) Нет. Ноги у него одинаковые. Просто папа его очень рано решил поставить на ножки. Месяцев в восемь. А так как Паша родился крупненький – больше четырех килограммов – то, когда его поставили на ножки, они скривились. А походка у него – хоккейная. Я брату говорю: «По тебе даже без коньков видно, что ты – хоккеист. Идешь, ног не поднимая, тащишь за собой весь асфальт». Этим летом, вечером перед его отлетом, мы стояли у подъезда. К брату подходили болельщики. И у меня была такая гордость. Так было приятно! У меня к Павлику сейчас уже материнская любовь стала. Взрослая. Хотите честно? Я им стала гордиться только после этого чемпионата мира. Когда он приехал, я ему сказала: «Паш, ты там самым лучшим был». Он: «Ты, что, правда, что ли?!» Я говорю: «Да. Мы все матчи смотрели, перезванивались с двоюродными сестрами, разговаривали».

– Откуда у вас эта фамилия – Дацюк? Что она означает?

– Не знаем (засмеялась). Знаем только, что с лету ее никто не может написать. Оказалось, в пяти буквах можно ошибиться три раза Паша после соревнований рассказывал: «Гол забил я. Смотрю на табло. А там – как всегда: гол забил «Датсук»!

Источник

Охранник дядя Паша

Работал у нас в школе один человек. Дядя Паша. Он был охранником или сторожем, кому как удобнее.

Когда я пришел в первый класс, дядя Паша, улыбаясь, проверил пакет с моей сменной обувью и пожелал мне удачи. На выпускном он пожал мне руку и, прослезившись, также пожелал удачи. Дядя Паша знал всех детей, которые переступали порог школы в первый день, и уходили, не оглядываясь, после получения аттестата. Он знал всех и к каждому ребенку был добр, несмотря на то, что мало кто был добр с ним.

Каждое утро, включая субботу и воскресенье, дядя Паша стоял возле входных дверей в ожидании учеников, учителей и обслуживающего персонала. Он приходил раньше всех и уходил позже всех, а порой и вовсе оставался с ночевкой в здании школы. С этим не было проблем потому, что дядя Паша был хорошим знакомым нашего директора, Петра Алексеевича Моисеева.
Когда-то они служили вместе, да после армии их дороги разошлись, как это часто бывает. Петр Алексеевич поступил в педагогический университет, а дядя Паша остался служить Родине. Никто не знает почему, а директор не любил об этом распространяться, но дядя Паша однажды пришел к старому другу и тот, на удивление, принял его на должность охранника и ночного сторожа. Молча и без лишних проволочек. Об этом частенько любила судачить секретарша Петра Алексеевича, которой было скучно целыми днями перебирать бумажки.
С того момента дядя Паша и приступил к обязанностям, всегда вежливо и неизменно добро относящийся и к детям, и к их родителям, и к своим коллегам.

Когда я учился во втором классе, мы с ребятами любили доводить дядю Пашу на переменах. То по спине похлопаем, когда он сидит возле входной двери на потрепанном стуле. То, улюлюкая и говоря ему обидные слова, провоцируем, чтобы он погонялся за нами. Но дядя Паша всегда с улыбкой относился к нашим шалостям и ни одному ученику за все время моей учебы он не сделал больно, не обругал его и не донес на поведение директору.
Лишь подкараулит самого ретивого бузотера, схватит его на руки и грозно посмотрит прямо в глаза. Потом аккуратно опустит на землю и покачает пальцем перед носом, обстоятельно рассказывая о правилах поведения в школе, которые он, несомненно, знал наизусть. А сам хулиган радостно улыбался в тот момент, когда дядя Паша брал его на руки. Жмурился и смеялся, будто его щекотали. Смеялся и дядя Паша. А потом грустно вздыхал, когда раздавался звонок, и медленно шел к своему стулу, на котором сидел до окончания урока.

В восьмом классе, когда кровь детей бурлит от эмоций, а весна кружит голову, мне частенько доводилось драться с одноклассниками за внимание нашей королевы. Аллочки Еременко. Она была красивой девочкой. Любой парень с радостью бы дружил с ней и тайно грезил о свиданиях и поцелуе. Вот и приходилось сбрасывать ранец на улице и с кулаками встречать тех, кто хотел того же самого, что и ты.
Дядя Паша внимательно наблюдал за нами в эти моменты. Стоило лишь возникнуть подозрению на драку, как он был тут как тут. Даже на улице, за углом школы, дядя Паша всегда находил нас и с трудом разнимал дерущихся, которые в гневе и отчаянии колошматили охранника по лицу. Но даже тогда он оставался предельно вежливым и добрым человеком. Лишь поднимет восьмиклассника в воздух, посмотрит тому в глаза и ребенок моментально успокаивается. Дядя Паша не обращал внимания на разбитый нос, поломанный еще в прошлом, на ссадины и синяки, оставленные быстрыми кулаками детей. Мы были для него куда важнее, хоть и сами этого не понимали. А он поцокает языком, вытащит чистый платочек из кармана, протянет его наиболее пострадавшему и уйдет в школу, читать книгу, сидя на потрепанном стуле.

Книги, которые он читал, всегда были предметом насмешек от множества учеников. Объяснение было простым. Дядя Паша безумно любил сказки. Обычные сказки, которых полным-полно в любой школьной библиотеке. Затаив дыхание, дядя Паша читал о приключениях Ивана-царевича и Серого волка, переживал за Царевну-Несмеяну, и смеялся, когда следил за Братцем Кроликом и Братцем Лисом из сказок Дядюшки Римуса. Были у него и любимые сборники сказок, которые он перечитывал несколько раз в год.
Мы откровенно недоумевали, чем же так интересны сказки такому взрослому мужчине, как дядя Паша, смеялись над ним, заглянув одним глазком в книгу, где всегда лежал шуршащий фантик от старой конфеты, который дядя Паша использовал в качестве закладки. Но охранник не злился и не ругался. Лишь улыбался по-доброму, радуясь нашим улыбкам.
Став чуть старше, я набрался смелости и спросил у него, почему он читает сказки. Взрослый мужчина должен читать детективы про Шерлока Холмса или газеты, как сменщик дяди Паши, дядя Валера, суровый человек, в котором не было и грамма доброты его коллеги. Тогда дядя Паша улыбался и разводил руками. Иногда добавлял, что просто любит сказки.

На мой выпускной, который было принято праздновать в одном из ресторанов города, дядю Пашу избили пьяные ребята, которые еще вчера были школьниками. Им не понравилось, что пожилой мужчина читает нотации о вреде курения и алкоголя.
В тот вечер дядя Паша, как обычно, делал свою работу. Следил за порядком и разнимал драки, которые вспыхивали с завидной регулярностью. Он сидел возле входной двери с небольшой тарелочкой, на которой лежал кусок праздничного торта. Дядя Паша бережно брал ложкой кусочек и, положив его в рот, с наслаждением разжевывал, иногда прерываясь на то, чтобы сделать глоток остывшего чая, стоящего рядом с ним. Его звал директор за учительский стол, учителя просили его присесть рядом с ними, но дядя Паша всегда вежливо отказывался и говорил, что он на службе и следит за детьми, которые даже после выпуска остаются детьми.
Он вышел на улицу только один раз, чтобы просто подышать свежим воздухом и насладиться тишиной потому как в зале ресторана гремела музыка, и слышался возбужденный гомон разгоряченных алкоголем выпускников.
Дядя Паша присел на лавочку напротив ресторана и открыл свою любимую книжку волшебных сказок, чтобы прочитать пару историй перед тем, как вернуться обратно на службу. Тут его заметили те, кому он по доброте душевной рассказал о вреде алкоголя и сигарет. Озлобленные ребята сбили мужчину с ног и, избив его, вернулись обратно в ресторан, праздновать первый день своей взрослой жизни. Дядя Паша и тогда промолчал, когда мы нашли его на улице, лежащим рядом с лавкой и разорванной книгой сказок. Он только улыбался директору и говорил о каких-то неизвестных хулиганах, которые проходили мимо. Умывшись, дядя Паша вернулся на свой стульчик. Он грустно смотрел на разорванную книгу, бережно распрямляя смятые страницы. А утром началась моя взрослая жизнь и школа постепенно забывалась.

Я вернулся в школу через семь лет. Мне нужна была характеристика и еще пара мелких бумажек из канцелярии. С екнувшим сердцем поднимался я по ступеням, а возле входа, как обычно стоял он. Дядя Паша.
Он улыбнулся, узнав меня. Крепко пожал руку, спросил, как у меня дела. Странно, но в его словах не было скуки. Ему действительно была интересна моя жизнь и судьба после того, как я закончил школу. Тогда я заверил его, что обязательно поболтаю с ним на обратном пути, а сейчас мне надо заняться бумагами, пока секретарь не ушла на обед. Дядя Паша кивнул и, открыв дверь, придержал ее. Совсем, как в старые времена, когда я еще учился в школе.

Забрав нужные бумаги у секретаря, я, предварительно спросив разрешения, зашел к директору. Петр Алексеевич постарел, но глаза его были по-прежнему мудрыми и даже жесткими. Он радостно меня поприветствовал и собственноручно заварил чай. Тогда-то, после стандартного рассказа о себе, я спросил его о дяде Паше. Петр Алексеевич грустно вздохнул, но ответил.

— Наверняка ты знаешь, что мы с Пашей служили вместе. Он остался, а у меня всегда мечта была педагогом стать. Паша часто мне письма тогда писал. Много писем. Они до сих пор у меня дома хранятся, — улыбнулся директор, отпивая чай. – В одном из них он написал мне, что улетает служить в жаркую страну. В Афганистан. Потом Паша пропал. Я не получал от него писем на протяжении нескольких лет. Тщетно пытался найти его, списывался со штабами, министерствами и другими ведомствами. Где-то молчали, а где-то отвечали, что знать ничего не знают. Я уж было совсем потерял надежду, как получил письмо из одного госпиталя. Паша был там. Живой и почти невредимый. Мне рассказали, что его группа попала в засаду и почти все погибли. Остался только он и еще один молодой сержант. Я бросил все дела и сразу же помчался в этот госпиталь. Нашел Пашу. Это было страшное зрелище. Он был невероятно худым, смотрел в одну точку и что-то тихо бормотал. Тогда он меня не узнал, но на третий мой приезд, очнулся. Улыбнулся, сжал мою руку и заплакал. Плакал он тогда долго. Да что об этом говорить. Я ему тогда пообещал, что если будет нужна моя помощь, он смело может на нее рассчитывать. Но Паша был не таким. Он нашел меня через много лет, когда я стал директором школы и обзавелся семьей. Представляешь, он просидел несколько часов в приемной, ожидая меня с совещания. Просто ждал. Я рад был увидеть старого друга, но то, что он мне рассказал, было грустным. Каждый день он жил с постоянной болью на душе, а ночью видел лица тех, кто остался лежать на жаркой и потрескавшейся земле Афганистана. Паша тогда честно сказал, что устал жить. Жизнь потеряла для него смысл. Мы говорили долго. О прошлом и будущем. Тогда я предложил ему должность охранника и сторожа. Да, ты можешь меня осудить за то, что я принял на работу человека с душевной травмой, но Пашка никогда бы не сделал никому плохо. Он сказал мне глядя в глаза, что устал от боли. Что ему не хватает улыбок и простой радости. Да, я взял его и не жалею.
— Правильно сделали, Петр Алексеевич, — тихо ответил я, когда директор замолчал.
— Знаю, — улыбнулся он. – Паша начал меняться. У него появилась улыбка и радость в жизни. То, чего он лишился когда-то, вновь вернулось. Я знаю, что вы частенько доводили его, провоцировали и смеялись, но это лишь подтвердило, что я принял верное решение, взяв его на работу, и дал ему шанс на новую жизнь.

Выйдя из кабинета директора, я медленно пошел по длинному коридору в сторону выхода. Сейчас здесь было пусто и тихо. Шли уроки и никто не бегал, не играл в догонялки или «Выше ноги от земли». Дядя Паша так и сидел на своем стульчике, читая книгу. Подойдя к нему, я смутился, а он лишь добро улыбнулся и поинтересовался, как у меня дела. Сердце заныло в груди. Дядя Паша помнил нас всех, переживал за нас и желал каждому из нас мирной жизни. Такой, какой не было у него никогда. Немного поговорив с ним, я достал из пакета книгу, которую захватил из дома. Книгу, которую знал наизусть. Волшебные сказки. Как те, которые любил дядя Паша и которые разорвали пьяные хулиганы. Охранник бережно взял книгу в руки и посмотрел на меня. Я видел, как блестят его глаза. Что уж там. Мои глаза тоже блестели. Коротко кашлянув, дядя Паша сказал лишь одно слово.

— Спасибо.
— Не за что, дядь Паш, — грустно улыбнулся я. – Вы любили эту книгу, а у меня дома как раз такая же лежала. Вот и решил сделать вам подарок и извиниться за то, что был сорванцом.
— Полно тебе, — ответил он, положив крепкую руку мне на плечо. – Вы – дети и всегда будете детьми.
— Дядь Паш, — после небольшой паузы, произнес я.
— Да?
— Почему вы так любите сказки? Даже после стольких насмешек.
— Все просто, — улыбнувшись, ответил он. – В сказках Добро всегда побеждает Зло, рыцари находят счастье, а принцессы свою любовь. Сказки должны быть в жизни каждого. Так легче жить. Глядя сквозь призму сказок, этот мир не так плох и всегда будет жить надежда на счастливый исход.

Спускаясь по ступеням, я оглянулся и, увидев дядю Пашу, помахал ему рукой. Охранник повторил мой жест. А я многое понял. Как понял и то, что через какое-то время приведу своих детей в эту школу и дядя Паша, проверив их пакеты со сменной обувью, пожелает им удачи. Как желал когда-то и мне. Дети будут бегать по коридорам школы, и смеяться над тем, как дядя Паша читает сказки, иногда улыбаясь или смеясь в колючую бороду. Потому что сказки должны быть в жизни каждого человека. Так легче жить.

Источник