Кто такой гаджиев абдулмумин
«Когда я вырасту, меня тоже посадят?» Монологи жён обвиняемых в финансировании терроризма
Судебное разбирательство началось в ноябре прошлого года – и пока ни один из свидетелей не подтвердил виновность тройки. О надуманности обвинений говорят и сотрудники «Черновика», и правозащитники, и родственники подсудимых.
«Кавказ.Реалии» публикует монологи жён обвиняемых, которые рассказали, как уголовное преследование изменило жизни их семей. (Редакция «ЧК» приводит в этом номере монолог Даны Сакиевой, так как интервью с Лаурой Курджиевой было в прошлом номере газеты. – «ЧК».)
Дана, супруга Абдулмумина Гаджиева
Мы встретились с Абдулмумином около 15 лет назад в Москве – случайное вышло знакомство. Я училась в Российском университете дружбы народов на медицинском факультете на акушера-гинеколога, Абдулмумин просто приехал по делам из Дагестана. На тот момент он уже окончил математический факультет республиканского университета, преподавал на экономическом и параллельно учился в аспирантуре.
Честно говоря, я всегда думала, что сначала у меня будет серьёзный карьерный рост, а потом, может, появится семья, но сложилось не так. Мы поженились в 2007 году, у нас родились сыновья-погодки. Я поступила в ординатуру в Москве, но семейным консилиумом мы решили, что оптимально будет вернуться в Дагестан. У супруга очень сильны патриотические взгляды – он не видел причин уезжать из республики. Кроме того, он уже начал работать внештатно в «Черновике», а жить на съёмной квартире с двумя детьми ещё два года было сложно.
Пока дети были маленькими, я следила за домом, параллельно пытаясь трудоустроиться. Это заняло очень много времени – в Дагестане можно найти работу, либо заплатив большую сумму, либо воспользовавшись знакомством. Супруг меня очень поддерживал: мы вместе ходили в каждый стационар, каждую поликлинику, пять лет пытались попасть к главе Минздрава Дагестана, но всё бесполезно. Абдулмумин настаивал, что об этом нужно писать, подсказывал, куда отправить жалобу, только это ничего не меняло – мои обращения спускали обратно в республику. Я достигла такого отчаяния, что заговаривала о работе даже с незнакомыми людьми на детской площадке. Но вдруг в одной из поликлиник освободилось декретное место. Так я проработала в госсистеме 2,5 года.
Оказалось, что иногда ты не можешь действовать так, как хочешь. У тебя нет реактивов, чтобы продиагностировать пациента, но тебе нужно его лечить – в итоге назначаешь то, что, возможно, не так уж и нужно. Когда мы столкнулись с судебной системой, ощущения были похожие – по телевизору ты видишь представительного Павла Астахова, а в действительности все просто разыгрывают спектакль.
Работа в поликлинике сбила меня с толку, поэтому в четвёртый декрет я уходила с большой радостью. После рождения младшего сына я решила снова учиться – на этот раз на остеопата. Супруг снова меня поддержал, зная, что на мою учёбу уходят деньги, время и ресурсы. На первый семинар мы поехали с младшим ребёнком, которому был год и три месяца. Четыре дня с раннего утра и до десяти вечера я была на занятиях, всё это время с ребёнком был муж.
Сам он уже оставил преподавание – ему это очень нравилось, но зарплата была маленькой, а взяток он не брал, хотя здесь это распространённая практика. Более того, он обучал студентов так, что они могли сами сдать экзамен, хотя его коллеги привыкли просто собирать на сессиях какую-то сумму.
Он стал вести в «Черновике» полосу, посвящённую исламской тематике. Когда дети были помладше, мне было боязно – я нервничала каждый раз, когда он задерживался. Ещё больше накаляли обстановку люди вокруг, которые говорили: «Не пиши так, не давай почву конфликтам, здесь и так хватит одной искорки». Но он был непоколебим, отвечал, что не пишет ничего, что вызывает сомнения. В аспекте исламской тематики всегда можно что-то перекрутить, к чему-то придраться, но муж никогда не выражался двояко, всё формулировал чётко. Я знаю, что в изданиях есть экспертизы на приверженность чему-то – статьи Абдулмумина всегда их проходили, хотя его полоса была самой «подверженной».
Возможно, поэтому со временем я успокоилась, перестала тревожиться за него слишком сильно. Мы жили очень открыто – нас хорошо знали соседи, как можно подумать о нас что-то плохое? У меня часто спрашивали, предвещало ли что-то арест Абдулмумина? Но напротив, мы были так спокойны, так хорошо было на душе. В тот вечер мы пошли на прогулку, а когда вернулись, Абдулмумин ушёл в тренажёрный зал – он считает, что это заряжает, а не изматывает. Вернулся супруг около одиннадцати. В этот момент ему позвонили и сообщили, что у одного из его близких друзей умерла мама, её нужно было похоронить до восхода солнца. В таком уставшем состоянии он срочно уехал и вернулся лишь около пяти утра, был настолько сонный, что сел на диване и сразу уснул.
Думаю, оперативники уже ожидали его внизу, потому что к нам постучали через 20 минут после его возвращения. Стук был очень сильный, такой, чтобы напугать. Супруг открыл дверь, его уложили в прихожей. С криками завалилась толпа людей – как я потом поняла, они всегда так делают, чтобы спросонья люди не могли понять, что происходит. Я кое-как успела закрыть дверь в комнату – одна нога ещё стояла на кровати. Из-за шока никак не могла одеться, пока силовики на фоне кричали: «Откройте, выломаем».
Рядом рыдал младший полуторагодовалый ребенок. В детской комнате спали трое сыновей, их быстро согнали, привели в спальню ко мне. Третий ребёнок, пяти лет, смеялся всё время, видимо, от шокового состояния, просто закатывался.
Супруга отвели на кухню и запретили к нему идти, там его держали до 8 утра. Около нас дежурили силовики, всё кричали, а я всем говорила: «Пожалуйста, ничего нам не подкидывайте», не знаю, что на меня нашло. На эту фразу мне неоднократно отвечали: у вас здесь такая статья, что и подкидывать ничего не нужно. Они и обыск провели для галочки, всё, что сделали, – проверили сумку с детскими вещами, которая стояла на полу в одной из комнат.
По сути, следствие взяло несколько статей моего мужа и построило вокруг этого дело. Эти статьи они даже не читали – следователь при мне заявил в суде, что он и не собирается это делать. В основном тексты попали в дело из-за громких заголовков – например, «Интеллектуальный Джихад». Первое слово им ничего не сказало, а второе – вырвано из контекста. О сути никто не задумывался.
Я не сразу поняла, что всё серьезно, думала, что это ошибка и всё очень быстро закончится. Мне говорили, что дело дольше полугода не продлится – это казалось невыносимым, какие полгода? Когда прошло это время, юристы говорили: «Дольше года – точно нет, мы уверены». А когда и он прошёл, я поняла, что никто не понимает, что происходит. Раньше дети ждали, что после очередного заседания я вернусь с папой, и было так тяжело им объяснять, почему не так. Сейчас они сделали свои выводы, вопросы не задают, но надежда по-прежнему есть.
У нас было несколько адвокатов, и от каждого я слышала, что мы надеемся на чудо – это для меня звучало немного удручающе. Да, в стране большой процент обвинительных приговоров по этой статье даже при отсутствии доказательств. Да, я уже не знаю, куда можно ещё написать. Но я уверена, что сдаваться нельзя, точно нужно что-то делать, не останавливаться.
Сейчас я работаю в двух клиниках каждый день с утра до вечера, мне очень нравится моя профессия. Раз в два месяца я выезжаю в Москву по учёбе примерно на неделю – тогда приезжает моя тётя, помогает с детьми, остальное время я справляюсь сама. У нас всё распределено – одни дети в саду, другие в школе.
Один из сложнейших для меня моментов сейчас – воспитание сыновей. Старшим мальчикам 13 и 11 лет, младшим – 7,5 и 3,5 года, и я беспокоюсь о том, что они чего-то недополучают. Я выросла без мужского воспитания, у меня не было братьев – я всегда считала, что супруг вносит больший вклад в воспитание детей. Поэтому если друзья супруга предлагают мне помощь, я прошу мужского общества для сыновей, которое не могу создать им сама.
С одной стороны, быть за двоих стало привычно, с другой стороны, бывает, накатывает, и думаешь, что тебе делать? В эти моменты я вспоминаю, что у кого-то в принципе нет мужа и ситуация хуже моей, но как-то люди с этим справляются.
«Мы невиновны и победим». Жена Абдулмумина Гаджиева — о его деле и жизни семьи за год ареста
Редактор отдела религии газеты «Черновик» Абдулмумин Гаджиев был задержан 14 июня 2019 года. Изначально ему было предъявлено обвинение в организации и финансировании терроризма, основанное на публикации двух интервью в газете «Черновик» и показаниях свидетеля, полученных под пытками. Дело Гаджиева получило общественный резонанс, правозащитный центр «Мемориал» внес его в список политзаключенных, организация Amnesty International признала его узником совести. Сейчас Гаджиеву вменяют три статьи УК: ч. 2 статьи 205.5 (участие в деятельности террористической организации), ч. 2 статьи 282.2 (участие в ликвидированной экстремистской организации), и ч. 4 статьи 205.1 — финансирование терроризма. Наказание по статьям предусматривает от 10 лет лишения свободы до пожизненного заключения.
— Дана, где вы были в день задержания супруга и что об этом помните?
— Это было в 6 утра 14 июня, к нам в квартиру громогласно постучали. Дома были я, супруг и четверо детей. Супруг до этого был на похоронах, у близкого друга умерла мама. Он был очень уставший, до этого несколько дней плохо спал из-за работы. Вернулся с похорон к утру и сразу лег спать, а через минут 20 я уже услышала стук в дверь.
Он пошел открывать, видимо, даже в глазок не смотрел. Но мы и не ожидали такого — никогда не прятались, никто нам не угрожал. Вот за секунду начался шум, его, видимо, уложили на пол вниз лицом. Я еле успела дверь в спальню закрыть, чтобы нам с детьми одеться. Оперативники ломились в спальню, как будто я там что-то еще должна была делать, помимо того, чтобы одеваться.
В течение 2,5 часов длилось это представление. В основном Абдулмумин сидел на кухне в наручниках. Нас не пускали сначала никуда — ни в туалет, ни попить воды. Дети шумели, все в стрессе. Это был шок, конечно. Никогда раньше мы на улице назад не оглядывались. Оперативников было очень много, человек 40, они толпились в квартире и стояли на каждом этаже дома.
— Оперативники, получается, следили за домом?
— Я думаю, они его ждали внизу. Установка, наверное, была задержать его в квартире. Обыска, кстати, как такового не было, он был им, видимо, неинтересен. В основном они вокруг Абдулмумина стояли и говорили — тебе надо подписать вот это.
Я видела фото, как у людей все выгребают на пол, но у нас почти ничего не тронули. Два-три пакета вещей только вывалили на пол.
Фото предоставлено Даной Сакиевой
Я все время вспоминала, как бывает с другими, и постоянно просила ничего нам не подкидывать. И несколько этих людей в масках мне сказали: у нас такая статья, что нам подкидывать ничего не надо.
Еще они разлили бутылку подсолнечного масла. Не знаю, зачем, она стояла далеко в шкафу, ее сложно было бы случайно задеть. Масло было по всему полу. Они прошлись по всему дому, по всем коврам разнесли ботинками это масло.
— Что вы делали, когда увели Абдулмумина?
— Старших детей надо было вести на тренировку, а младших ждал автобус, чтобы везти в садик. Абдулмумина уже вывели из квартиры в наручниках, а нам сказали, что выйти можно через пять минут. Я была, конечно, в стрессе, надо же что-то делать с детьми. Я вышла с ними и пошла на лифт, тогда еще увидела, что у соседей залепили глазок. Когда шла к лифту, увидела, что оперативники стоят и внизу на этажах, и наверху. Видела опешивших соседей на улице, машины оперативников. Там и не в форме были люди.
— Вы с самого начала выступали общественным защитником на слушаниях. В чем заключается ваша роль?
— Да, я только что вышла с заседания (разговор записан в среду, 10 июня, после заседания о продлении срока ареста. — «МБХ медиа»). По закону, защитник идет наряду с адвокатами, может общаться с подзащитным, говорить реплики, заходить в СИЗО. Но все зависит от сотрудников СИЗО. Говорят иногда — вы же не адвокат, и не допускают. С этим мы ничего не можем сделать. Сейчас карантин, на заседании могут присутствовать только адвокаты, подзащитные и общественные защитники.
Дана Сакиева. Фото из личного архива
— Это для вас еще и способ увидеть мужа?
— Да, и это единственный положительный момент. На первых судебных заседаниях я пыталась говорить, но бытовым языком, у меня нет юридического образования. Пыталась вызвать какие-то эмоции у судьи. Последнее заседание длилось три дня — судья читает каждый листочек, все дословно. Так что думаю, мои реплики на судью вряд ли влияли. Потом я перестала выступать. Может, в этом плане я рано сдалась, но не вижу смысла в моих словах.
— Супруг рассказывает вам, как дела в СИЗО? Как там ситуация с коронавирусом?
— Я видела данные о том, что в СИЗО есть заболевшие. Но там никому не проводят никаких тестов.
— Как вы с Абдулмумином познакомились?
— В браке мы 13 лет, старшему сыну в мае исполнилось 12 лет. Познакомились в Москве. Я училась в Университете Дружбы народов, он приехал по делам. В Дагестане я никогда не была, были только дагестанцы знакомые по институту. Я сама черкешенка по национальности, родом из Карачаево-Черкесии, Дагестан сначала казался препятствием. Но вот уже столько лет живем в Махачкале.
Временами ездила доучиваться в Москву, да и потом часто выезжала на учебу, на разные семинары. Муж всегда был за то, чтобы я развивалась. Я врач по специальности, акушер-гинеколог в поликлинике, специалист ультразвуковой диагностики. Еще я специалист по остеопатии, сейчас веду частный прием. Учиться постоянно продолжаю.
— Вы же знаете, что есть стереотип о дагестанском муже, который никуда не пускает жену…
— Да, но у нас не такая ситуация. Он всегда поддерживал и учитывал идеи, пожелания, а развитие детей и учебу мы поставили на первый план.
— Как вы отнеслись к тому, что он выбрал работу журналиста? Была ли мысль, что это будет опасно?
— Он ушел в журналистику в 2008 году, начал тогда работать в «Черновике». Мысли, что это опасно, не было. До этого Абдулмумин был аспирантом на кафедре, на экономическом факультете. Там было развито взяточничество, это на него очень давило. Он хотел учить студентов, объяснять сложные предметы, прикладную математику и моделирование, а остальные хотели просто «проплачивать». А преподавать ему очень нравилось, он с таким удовольствием готовился к занятиям.
Он изначально пришел работать в отдел религии. В редакции он бывал редко, писал в основном дома. Хаджимурат Камалов (бывший главный редактор газеты «Черновик», был убит на пороге редакции 15 декабря 2011 года. — «МБХ медиа») видел, что у него может получаться писать на разные темы, он ему это говорил. Но для Абдулмумина было важнее вести колонку.
— Он всегда был религиозным человеком?
— Я бы так говорить не стала. Он сам к этому пришел, когда учился в университете. Все наши знакомые, соседи вам скажут, что ни на каком этапе жизни у него никогда не было радикальных идей. Кстати, недавно участковому наши соседи якобы дали отрицательную характеристику на Абдулмумина, причем кто эти соседи, в характеристике не обозначено. Да и сама характеристика не несет отрицательного смысла. Там просто написано, что он вел скрытный образ жизни.
По делу проходит три человека — один из дагестанского села, другой из Балашихи, муж из Махачкалы. И на всех дали одинаковую характеристику, даже орфографические ошибки одинаковые (по делу проходит 11 человек, трое задержаны, остальные объявлены в международный розыск. — «МБХ медиа»).
— Абдулмумин попал в список Росфинмониторинга, все счета его заблокированы. Как вы содержите семью?
— Я единственный кормилец, да. Поэтому веду частный прием, по-другому никак.
— Изначально ему ставили в вину интервью с исламским проповедником и благотворителем Саситлинским. Но обвинение уже изменилось.
Вообще изначально Абдулмумина задерживали по показаниям Кемала Тамбиева, которые тот дал под пытками. Потом появились другие обвинения, про первоначальное уже начали забывать.
Сегодня было заседание по продлению срока свыше года, и я узнала, что такое решение должна выносить уже Москва. И вот за подписью Бастрыкина пришло продление. Я, конечно, наивно думала, что его могут отпустить под домашний арест. Но адвокат напомнил, что у нас непростое дело.
— Тяжело находиться постоянно на судах?
— Тяжело видеть, что это цирк. Защита пытается защищать, но мы даже не знаем, на чем основывается следствие. Хоть чечетку станцуй среди зала, хоть мэр Москвы придет в зал и скажет что-то в защиту, хоть десять адвокатов — это ни на что не влияет. Думаю, когда я пыталась вызвать эмоции у судьи, это было смешно для него. Я, наверное, до сих пор в прострации. Не думала, что все так запущено.
Дети Абдулмумина Гаджиева и Даны Сакиевой. Фото из личного архива
— Как дети переживают отсутствие папы?
— Каждый по-своему. Долго не проходил страх после задержания. Мы его не обсуждали, было какое-то молчаливое понимание и тихое переживание. Но надежда у них была и есть. Они меня после каждого заседания встречают и спрашивают — мам, ну, а что папа? Придет папа?
— Как сверстники ваших детей, их учителя отреагировали на арест Абдулмумина?
— Наши дети посещают много секций. В первый же день, когда они пошли на джиу-джитсу и плавание, к ним подходили другие дети и тренеры и успокаивали. Говорили, что знают папу, что он хороший человек. Младшие в саду, мне кажется, даже немного избаловались — им так часто говорят, что твой папа самый лучший. Шестилетний сын мог прийти домой и сказать — а мой папа такой вот хороший! Папа герой.
Вот так вышло, что силовики сделали из Абдулмумина героя перед большинством людей, даже перед теми, кто его совсем не знает. Сделали его узником совести.
Фото предоставлено Даной Сакиевой
— Раньше публиковалось много роликов, где ваши дети говорят про отца. И были комментарии, что нельзя заставлять детей и привлекать к такому делу.
— Сначала у детей, как у всех нас, было состояние, когда хотелось говорить. Дети сами могли сказать мне — мама, что там с делом, а нельзя ли пожаловаться на судью? Как ответить на такие вопросы? Вы, наверное, заметили, с каким настроением они выступали на этих роликах. Ребенка нельзя заставить изобразить настрой. Он был у них безысходный, они искали помощи, поддержки, были даже злы. Детей не надо было просить. Но сейчас у них уже другое настроение — в двух словах оно звучит как «ну, понятно».
Хотя иногда на нас всех накатывает. Был момент, когда казалось, что мы свыклись с этим. А вот подходит год ареста, и я вижу — дети ждут, что что-то поменяется.
— Что вам помогает держаться?
— Помогает вера. Это самое основное, так вам ответит любой верующий человек. Сложно видеть произвол в любой жизненной ситуации. Вера спасает. К психологу я не обращалась, прошлым летом в первый раз купила «Новопассит» — чувствовала, что себя не контролирую. Сейчас иногда накатывают мысли — что мне тяжело, я с детьми одна, надо и порисовать, и погулять, а я иногда вздрагиваю от крика ребенка, дергаюсь от громких звуков.
Вчера нам сказали, что могут наложить арест на имущество. У некоторых, кто проходит по делу, уже арестовали имущество. Я не спала ночь. У нас из имущества только квартира в Махачкале. Если арест наложат на квартиру, это может длиться несколько лет. У меня рано умерли родители, меня воспитала тетя. Она купила мне машину в феврале — видела, что меня иногда не берет даже такси, с четырьмя-то детьми. Так что я несколько месяцев за рулем. Мой муж не преступник, я не преступник, но меня накрыл страх, кто к нам сейчас придут и будут что-то забирать. Я взяла детей, посадила в машину и просто поехала куда-то. У нас нет возможностей еще что-то купить, вот только эти два имущества у нас. Мы не шикуем, машина нам необходима. Я ехала и думала — как же растить детей, когда муж в заключении. Мы проехались, и я немного успокоилась. Это был какой-то крик отчаяния.
— Вы думаете о том, что приговор будет обвинительным?
— Я не могу определиться в мыслях. Я всегда спрашиваю Абдулмумина — что он думает об этом сам. Дело резонансное, но обвинение тяжелое. Мы уже приняли факт, что дело передадут в Ростовский военный суд. Там другие судьи? Иной суд? Эти вопросы я все время задаю себе и ему. Он сам тоже в неведении. Следователи тоже у нас актеры. Говорят — ну что вы, половина статей отметется в Ростове. Муж говорит так — я думаю, что все будет хорошо, но надо настраиваться на то, что все может быть как угодно.
— Есть ли еще надежда на победу?
— Уверенность, что мы невиновны и победим, всегда присутствует. Даже если какой-то срок нам дадут, то мы все равно победили уже тем, что выстояли. Сдаваться я не намерена. Это не про нас.
Абдулмумин в этом плане меня эмоционально очень поддерживает, говорит, чтобы я не сильно беспокоилась. Вчера рассказывал мне, что читает «Анну Каренину». Когда мы еще жили с родителями, я читала «Анну Каренину», и вот он решил перечитать ее моими глазами. Мне очень интересно, как он это делает? Много говорил про «Шантарам», про другие книги, которые надо перечитать.
Абдулмумину пишут люди и рассказывают о своих проблемах. И он говорит мне — ты представляешь, у всех столько проблем. Мы с тобой счастливые люди.
Гаджиев Абдулмумин Хабибович
Гаджиев Абдулмумин Хабибович родился 18 июня 1984 года. Житель Махачкалы. Редактор отдела религии дагестанской газеты «Черновик». Имеет 4 несовершеннолетних детей, женат. Обвиняется по ч. 2 ст. 205.5 («Участие в деятельности террористической организации», до 20 лет лишения свободы), ч. 4 ст. 205.1 («Организация финансирования терроризма», до пожизненного лишения свободы) и ч. 2 ст. 282.2 («Участие в экстремистской организации», до 2 лет лишения свободы) УК РФ. Под стражей с 14 июня 2019 года.
Полное описание
Описание дела
Утром 14 июня 2019 года с 6:30 сотрудники Следственного управления СКР по Республике Дагестан провели обыск без присутствия адвоката дома у Абдулмумина Гаджиева и задержали его. В ходе обыска изъяли телефоны и компьютеры. По словам друга задержанного, журналиста дагестанского издания «Новое дело» Идриса Юсупова, присутствовавшего при обыске, «ничего запрещённого не нашли», однако проводившие обыск люди не разрешали ему снимать обыск на видео. Силовики заявили, что Гаджиева подозревают в перечислении денег на счета благотворительных фондов Абу Умара Саситлинского (Исраил Ахмеднабиев). Этого дагестанского исламского проповедника следствие считает организатором финансирования террористов через благотворительные фонды под предлогом строительства исламских религиозных объектов и помощи малоимущим мусульманам. Саситлинский отверг свою причастность к преступлению. Он скрывается за рубежом с 2014 года.
По делу, открытому 13 июня 2019 года, обвиняются, как указано в постановлении о его возбуждении, 11 человек: Исраил Ахмеднабиев, Ровшан Алиев, Мансур Даутов, Рафик Шабанов, Рабиджон Вахобов, Рафет Магомедов, Карим Алиев, Магомедбасир Гасанов, Абубакар Ризванов, Абдулмумин Гаджиев, Кемал Тамбиев. По версии следствия, они с 2013 года в целях «распространения идей Исламского экстремизма», продолжения и возобновления деятельности ИГ (признана террористической и запрещена в РФ с 2015 года) на территории России через созданные ими благотворительные фонды «Ансар», «Мухаджирун» и «Амана» перечисляли деньги «для обеспечения организованных групп и незаконных вооружённых формирований» в Сирии и России для совершения преступлений террористического характера.
14 июня 2019 года, помимо Гаджиева, по этому делу задержаны ещё два человека – бывший глава фонда «Ансар» Абубакар Ризванов и предприниматель Кемал Тамбиев. Последний был задержан в 6:30 утра в Москве – в то же время, что и Гаджиев в Махачкале.
На допросе, прошедшем, согласно протоколу, с 20:45 до 22:50 14 июня 2019 года в Махачкале, Кемал Тамбиев, среди прочего, сообщил, что в 2013 году житель Турции Карим Алиев, занимавшийся сбором средств для благотворительных проектов Абу Умара Саситлинского, рассказал ему в переписке, что Абдулмумин Гаджиев на своей странице в соцсети «ВКонтакте» «по указанию Амеднабиева Исраила занимался сбором и переводом денежных средств Амеднабиеву Исраилу для финансирования террористической деятельности, со слов Алиева Карима Гаджиев Абдулмумин при этом своими картами не пользовался, соблюдая меры предосторожности и конспирации, являлся участником международной террористической организации «Исламское государство».
16 июня 2019 года судья Советского районного суда Махачкалы Далгат Гаджиев продлил задержание журналиста «Черновика», а также Ризванова и Тамбиева на 48 часов. 18 июня 2019 года Советский суд Махачкалы продолжил рассмотрение ходатайства следователя об аресте, удовлетворил его и отправил Гаджиева, Тамбиева и Ризванова в СИЗО на два месяца на время предварительного следствия.
22 июля 2019 года им предъявили постановления следователя о привлечении в качестве обвиняемых. В постановлении о привлечении к уголовной ответственности Абдулмумина Гаджиева утверждается: «Гаджиев А. Х. с 2011 года участвует в деятельности организации «Исламское государство», которая в соответствии с решением Верховного суда РФ от 20.12.2014 по делу № АКПИ14-1424С признана террористической организацией и запрещена на территории РФ, совершая действия, направленные на продолжение и расширение деятельности данной террористической организации на территории Сирийской Арабской Республики (САР) и Российской Федерации, в том числе путём оказания содействия в сборе денежных средств для финансирования её террористической деятельности, размещая в российской общественно-политической еженедельной газете «Черновик» информацию о якобы осуществлении Ахмеднабиевым И. С. благотворительной деятельности, для побуждения у читателей желания внести пожертвования на созданный последним фонд под названием «Ансар», при этом достоверно зная о том, что часть денежных средств, собираемых указанным фондом направлялись для продолжения деятельности вышеуказанной террористической организации на территории САР, именно приобретения материально-технических средств для ведения боевых действий против правительственных войск САР, с целью недопущения прекращения деятельности террористической организации «Исламское государство». Тем самым, по мнению следователя Н. Б. Телевова, Гаджиев совершил преступление по ч. 2 ст. 205.5 УК РФ («Участие в деятельности террористической организации»).
Далее в постановлении обосновывается обвинение Абдулмумина Гаджиева в совершении преступления по ч. 4 ст. 205.1 УК РФ («Финансирование терроризма»). Следователь утверждает, что Гаджиев примерно с 2011 года вступил в преступный сговор с Ахмеднабиевым И. С. и другими лицами для организации сбора денег для запрещённого «Исламского государства». «Во исполнение взятых на себя обязательств» в период с 2011 по 2019 годы. Гаджиев размещал в газете «Черновик» «ложную информацию, о якобы осуществлении Ахмеднабиевым И. С. только благотворительной деятельности, достоверно зная о том, что часть денежных средств, собираемых благотворительным фондом «Ансар», направлялись для продолжения деятельности вышеуказанной террористической организации на территории САР».
22 апреля 2020 года Абдулмумину Гаджиеву было предъявлено обвинение в новой редакции. Помимо ч. 2 ст. 205.5 и ч. 4 ст. 205.1 УК РФ ему инкриминировали совершение преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 282.2 УК РФ («Участие в экстремистской организации») в связи с тем, что он, наряду с Тамбивым и Ризвановым, с 2009 года по 14 ноября 2013 года якобы принимал участие в деятельности организаций «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана» и «Высший военный Маджлисуль Шура Объединенных сил моджахедов Кавказа», признанных террористическими решением ВС РФ от 14 февраля 2003 года. По версии следствия, с 14 ноября 2013 года и до своего задержания Гаджиев продолжил принимать участие в этих запрещённых организациях одновременно с участием в «Исламском государстве».
Помимо этого, обвинение по ч. 4 ст. 205.1 УК РФ и ч. 2 ст. 205.5 УК РФ было расширено. Во-первых, Гаджиеву вменили не только информирование о фонде «Ансар», но и перечисление на якобы террористические цели 16 000 рублей Солихову Х.Г. (сам Гаджиев утверждает, что это денежные средства, которые он отправлял владельцу турфирмы для приобретения у него билетов в Москву). Во-вторых, в качестве проявления «преступной деятельности» Гаджиева было указано то, что он написал и опубликовал в общей сложности 24 статьи, «наталкивающие читателей на необходимость отказа от светского образа жизни, для дальнейшей их морально-духовной подготовки к необходимости и решимости создания теократического государства, в том числе насильственным путем». По мнению следствия, Гаджиев «акцентируя внимание аудитории на национальных, религиозных и социальных противоречиях современного мира адаптируя к ним коранические стихи и Хадисы, пытался воздействовать на сознание людей с целью их вовлечения к участию в деятельности террористической организации «Исламское государство»».
Следственной группой руководит следователь по особо важным делам третьего отдела особо важных дел следственного управления Следственного комитета России по Дагестану майор юстиции Н. Б. Телевов.
Абдулмумин Гаджиев вины не признаёт.
Адвокаты: Шамиль Магомедов, Арсен Шабанов, Мурад Магомедов, Абас Гайдаров, Ренат Гамидов, Исрафил Гададов, Мурад Мусаев.
Основания признания политзаключённым
В постановлении о привлечении к уголовной ответственности от 22 июля 2019 года, после того как предварительное следствие шло уже более месяца, следователь утверждал, что Абдулмумин Гаджиев размещал в газете «Черновик» информацию о благотворительной деятельности Ахмеднабиева И. С. (Абу Умара Саситлинского) для побуждения у читателей желания внести пожертвования в фонд «Ансар». Согласно Единому государственному реестру юридических лиц (ЕГРЮЛ), Благотворительный фонд помощи детям «Ансар» был зарегистрирован 20 марта 2013 года, а 30 сентября 2014 года ликвидирован по решению суда. На самом деле, работа фонда была прекращена ещё раньше, в ходе «зачистки» во второй половине 2013 года силовиками перед Олимпиадой февраля 2014 года Дагестана от любых не встроенных в государственную вертикаль мусульманских инициатив. За это время в «Черновике» была одна публикация Гаджиева от 7 мая 2013 года, в которой упоминался фонд «Ансар». Это интервью Абу Умара Саситлинского, в котором он рассказал о создании фонда и его работе по гуманитарной помощи сирийским беженцам. Других «доказательств» вины Абдулмумина Гаджиева следствие не приводит.
С нашей точки зрения, предъявленные Гаджиеву 22 апреля 2020 года новые эпизоды ни в коей мере не повысили уровень аргументации, которым пользуется следствие, пытаясь объявить его террористом. Обвинение в участии в запрещённых организациях «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана» и «Высший военный Маджлисуль Шура Объединенных сил моджахедов Кавказа» наряду с участием в «Исламском государстве» представляется нам абсурдным как в связи с тем, что деятельность этих радикальных структур прекратилась с разгромом вооружённого подполья на Северном Кавказе, так и потому, что идеология ИГ в принципе не предусматривает возможности участия в иных политических организациях. Представляется, что оно было предъявлено Гаджиеву исключительно с целью максимального продления периода, когда он якобы занимался террористической деятельностью.
Обвинение Гаджиева в переводе 16 000 рублей для поддержки террористов является не только малоправдоподобным, но и смехотворным, если учитывать, что в этом малозначимом деянии обвиняют якобы активного сторонника террористических организаций, состоявшего сразу в трёх из них на протяжении 10 лет. Криминализация же обычной журналистской деятельности и вовсе представляется нам возмутительным примером наступления на свободу слова. Ни одна из 24 перечисленных в постановлении о привлечении Гаджиева в качестве обвиняемых статей не призывала к насилию и не становилась поводом к возбуждению уголовных дел. Голословное заявление, что эти статьи якобы могли способствовать вербовке в запрещённое «Исламское государство», представляется надуманным и бездоказательным, основывающимся исключительно на ложной идее приравнивания консервативных исламских взглядов, высказывание которых является абсолютно легальным, к террористической идеологии.
Отметим, что в 2016 году Абдулмумин Гаджиев выступил в «Черновике» с пронзительной статьёй, осуждающей преступления боевиков, причисляющих себя к «Исламскому государству» в Дагестане.
По мнению юриста ПЦ «Мемориал» Галины Тарасовой, данное постановление не соответствует требованиям УПК России. «По закону оно должно содержать описание преступления с указанием времени, места его совершения, а также иных обстоятельств, подлежащих доказыванию. Вместо этого, обвинение представляет собой декларативно-пропагандистский текст, в том числе о «миротворческой» деятельности России в Сирии, экономических потерях крупных российских компаний в данном регионе и т. д. Наличие у Гаджиева умысла как на участие в деятельности террористической организации, так и на организацию финансирования терроризма не обосновывается в обвинении ничем, кроме фантазий и измышлений следствия», — отмечает Тарасова.
Ранее, через два дня после задержания, прося суд взять под стражу Абдулмумина Гаджиева, следствие настаивало, что вину журналиста подтверждают показания других задержанных. Однако, как видно из протокола допроса жителя Москвы Кемала Тамбиева, он не был знаком с Гаджиевым и только из переписки в 2013-м году с другим человеком, которого он тоже лично не знает, он узнал, что Гаджиев — участник запрещённого «Исламского государства» и собирает на своей странице «ВКонтакте» деньги на его деятельность. Однако, сам Гаджиев утверждает, что не только не собирал денег для ИГ или проектов Саситлинского, но и не имел страниц во «ВКонтакте» до 2018 года, что подтверждается просмотром его аккаунта в этой соцсети. Видимо, за месяц расследования, следователи также убедились в беспочвенности этого обвинения, поэтому не включили его в постановление о привлечении к уголовной ответственности.
Сам Кемал Тамбиев заявил, что подписал протокол допроса под пытками. По его словам, ничего про Гаджиева он на допросе на самом деле не говорил. На суде по мере пресечения Тамбиев предстал с огромным синяком вокруг глаза. Кроме того, в день задержания, когда силовики перевозили его на пассажирском рейсовом самолёте из Москвы в Махачкалу, его смогли сфотографировать с гематомами на лице пассажиры этого самолёта.
Абдулмумин Гаджиев заявил в суде по мере пресечения 16 июня 2019 года: «У меня одна банковская карта, и ни в какие фонды я не перечислял деньги. Поэтому следствию пришлось найти свидетелей, которых я даже не знаю. Фамилию Тембиева первый раз слышу. В перерыве я был в клетке с ещё двумя задержанными. Я спросил, кто из них Тембиев? На фамилию отозвался измученный и избитый человек. Уверен, что другие свидетели в таком же состоянии. Тембиев передо мной извинился и признался, что его пытали».
В день ареста Гаджиева, редакция «Черновика» выступила с заявлением: «Чтобы было понятно широкому кругу читателей, знающему о Дагестане только из выпуска новостей, объясним, что такое обвинение в финансировании терроризма на Северном Кавказе. Это, примерно, то же самое, что и подбрасывание наркотиков Ивану Голунову в Москве. Если человека надо посадить, и если он хоть немного причастен к религиозной деятельности, то. основание всегда можно найти. Абдулмумин Гаджиев — один из старейших сотрудников «Черновика», а его статьи религиозной тематики всегда находили позитивный отклик у читателей и широко обсуждались. В тоже время, Гаджиев прекрасно знает, что отдельные представители силовых структур ищут любой повод зацепить его и постараться. закрыть. Само обвинение в финансировании Гаджиевым терроризма абсурдно. А заявление силовиков, что «Гаджиева подозревают в перечислении денег на счета Абу Умара Саситлинского», абсурдно вдвойне. Гаджиев не имел с ним контактов. Практически, никаких. Сам Саситлинский, в своё время покинувший страну, уже давно смеется над нелепостью обвинений в свой адрес. В своих интервью и соцсетях он рассказывал, как шерлокхолмсы из спецслужб умудрились обвинить его в финансировании двух конфликтующих между собой террористических организаций».
Независимый еженедельник «Черновик» часто выступает с острыми публикациями, неугодными властям. В сентябре 2009 года в Махачкале неизвестными были распространены листовки с угрозами в адрес дагестанских журналистов, адвокатов, общественных деятелей и др. В них анонимные авторы (предположительно, силовики) назвали 16 фамилий, в числе которых был и основатель газеты «Черновик» Хаджимурад Камалов. Через два года, 15 декабря 2011 года, в Махачкале было совершено покушение на Камалова. Раненый журналист скончался по дороге в больницу.
Исходя из вышеизложенного, мы считаем, что обвинение против Гаджиева сфабриковано с целью запугать независимых журналистов Дагестана для прекращения их критических публикаций в отношении силовых структур и представителей власти.
Правозащитный центр «Мемориал», согласно международному Руководству по определению понятия «политический заключённый», признаёт Абдулмумина Гаджиева политзаключённым в связи с тем, что лишение свободы применено в нарушение права на справедливое судебное разбирательство, исключительно в связи с ненасильственным осуществлением свободы выражения мнений в ходе профессиональной работы в независимом средстве массовой информации, гарантированном Конституцией РФ, Международным пактом о гражданских и политических правах и Европейской Конвенцией о защите прав человека и основных свобод в условиях отсутствия события преступления.
Мы требуем немедленного освобождения Абдулмумина Гаджиева, прекращения его уголовного преследования и наказания виновных в его незаконном уголовном преследовании.
Признание лица политзаключённым не означает ни согласия ПЦ «Мемориал» с его взглядами и высказываниями, ни одобрения его высказываний или действий.
Как помочь
367012, Дагестан, г. Махачкала, ул. Левина, 45, СИЗО-1 УФСИН России по Республике Дагестан, Гаджиеву Абдулмумину Хабибовичу 1984 г. р.
Счета Союза солидарности с политзаключёнными для помощи всем политузникам:
— Карта «Сбербанка России» № 5469 3800 7023 2177