Кто такой генерал алмазов

Генерал Алексей Николаевич Гришин-Алмазов: биография русского офицера

Печатный аналог: Ларьков Н.С. Гришин-Алмазов Алексей Николаевич //
История «белой» Сибири в лицах: Биографический справочник. СПб.: Нестор, 1996. С. 15–17.

В 1899 г. поступил в Михайловское артиллерийское училище, после трёхлетнего обучения в котором был произведён в подпоручики. С 3 августа 1904 по 10 ноября 1905 гг. он участвовал в войне на территории Манчжурии, в том числе в боях под Ляояном. В последующие годы служил в частях и Приамурского военных округов.

На протяжении шести лет возглавлял команду разведчиков и учебную команду. Много путешествовал, главным образом, по Амурской области и Уссурийскому краю. Вскоре после начала Первой мировой войны А. Н. Гришин в составе Сибирского армейского корпуса прибыл на фронт (в район ст. Барановичи, Червонный Бор). Первоначально возглавлял службу связи, был адъютантом командира корпуса.

После производства в апреле 1915 г. в капитаны командовал батареей и артиллерийским мортирным дивизионом, входившим в состав ударных частей. Участвовал во многих наступательных и оборонительных операциях. Был награждён Георгиевским крестом, орденами Св. Анны степени с надписью «За храбрость», Св. Станислава степени с мечами и бантом, Св. Анны степени, Св. Станислава степени с мечами а также медалями.

К моменту ликвидации Русской армии имел чин подполковника. В активную политическую жизнь А. Н. Гришин включился после Октябрьского переворота 1917 г., некоторое время примыкал к партии Будучи в составе действующей армии, за сопротивление большевизму был заключён в тюрьму, а затем в административном порядке выслан из армии. Приехав в Сибирь, принял непосредственное участие в вооружённой борьбе с советами.

Весной 1918 г. под псевдонимом «Алмазов» возглавил военный штаб при подпольном комиссариате Временного правительства автономной Сибири. Вёл энергичную работу по созданию и укреплению тайных вооружённых организаций на территории от Омска до Канска. Узнав о начале антисоветского выступления Чехословацкого корпуса, 27 мая 1918 г. отдал из Томска приказ подпольщикам о вооружённом восстании.

Перебравшись в Новониколаевск, утром 28 мая подписал приказ № 1 о своём вступлении в командование войсками военного округа, развернувшим совместно с чехословаками наступление в западном, восточном и южном направлениях. После легализации комиссариата с 14 июня 1918 г. возглавил его военный отдел, а днём раньше стал командующим только что созданной четырёхтысячной армией. После перехода власти к Временному Сибирскому правительству и преобразования отделов комиссариата в министерства А. Н. становится управляющим военным министерством, объявив об этом в приказе от 1 июня 1918 г. Одновременно он продолжал командовать армией, переименованной 27 июля того же года в Сибирскую.

Постановлением правительства от 10 июля за военные заслуги был произведён в В течение лета 1918 г. сибирская армия под руководством А. Н. выросла до 60 тысяч и совместно с чехословаками очистила территорию края от советских войск.

В конце лета начался переход от добровольческого комплектования вооружённых сил к принудительному набору двух призывных возрастов, позволивший уже к концу сентября 1918 г. поставить под ружьё около 175 тысяч новобранцев, преимущественно из крестьянской молодёжи. А. Н. активно участвовал в формировании политического курса Временного Сибирского правительства.

Разделяя программные положения «Союза Возрождения России», он поддерживал сторонников установления режима твёрдой власти, считал неосуществимыми в условиях гражданской войны эсеровские лозунги «народоправства», чем вызвал резкое недовольство со стороны сибирского руководства партии и самарского Комуча. Некоторое представление о взглядах генерала даёт его приказ по армии: «Каждый военный начальник должен помнить, что на театре войны все средства, ведущие к цели, одинаково хороши и законны и что победителя вообще не судят ни любящие родную землю, ни современники, ни благоразумные потомки». Будучи патриотически настроенным русским офицером, А. Н. болезненно воспринимал политическое вмешательство во внутрироссийские дела представителей иностранных союзных держав и чехословаков. Конфликт с английским консулом Престоном послужил поводом для отставки генерала с занимаемых им постов. Эта отставка, произошедшая 5 сентября 1918 г., сопровождалась глубоким министерским кризисом, до основания потрясшим и расколовшим Временное Сибирское правительство. Постановлением Административного совета от 13 сентября 1918 г. А. Н. был зачислен «по полевой лёгкой артиллерии с назначением состоять в распоряжении Совета министров».

Однако оскорблённый недоверием и установленноё за ним слежкой, он уже 22 сентября покинул Омск, выехав в расположение Добровольческой армии Юга России. Добравшись через 38 дней до Екатеринодара, А. Н. был командирован генералом А. И. Деникиным в г. Яссы для информирования собравшихся там российских и иностранных участников политического совещания о положении дел на востоке страны.

Вдова генерала, Мария Александровна, урожденная Захарова, как бывшая хозяйка одного из самых видных омских салонов, после восстановления в Сибири советской власти подверглась аресту и вместе с бывшими министрами колчаковского правительства оказалась в мае 1920 г. на скамье подсудимых, но была оправдана.

СОЧИНЕНИЯ

ЛИТЕРАТУРА

Источник

Полковник Гришин — он же генерал Алмазов

Этот человек мог быть военным диктатором Сибири

Повернись история по-другому, и многие наши улицы, районы, города назывались бы сегодня иначе. До сих пор зафиксирована в названиях лишь одна часть российской истории — это, так сказать, версия «от красных». Но точно такие же права на существование имеет и версия «от белых», которая живет в памяти немногих людей, помнящих революцию и Гражданскую войну, и в огромном количестве книг, интерес к которым растет с каждым годом.

Подпоручик Гришин участвовал в одном из самых ожесточенных сражений Русско-японской войны — в битве под Ляояном.

Столица Сибири город хоть и молодой, но все равно исторический. Здесь побывало немало интересных людей, которые оставили свой след в истории не только города, но и страны. Одна из почти забытых ныне, но от этого ничуть не менее интересных фигур такого масштаба — Алексей Николаевич Гришин-Алмазов (1880–1919).

От кадета до подполковника

Алексей Гришин-Алмазов родился в Тамбове, происходил из дворян. Отец большой карьеры не сделал, служил коллежским секретарем; сына отдал воспитываться в Воронежский кадетский корпус.

Выбор был сделан. И в нем человек, который мог стать диктатором всей Сибири, никогда не сомневался. Он поступил в Михайловское артиллерийское училище и вскоре в чине подпоручика оказался на фронте: принимал участие в одном из самых ожесточенных сражений Русско-японской войны — в битве под Ляояном. После войны молодой офицер остается на Дальнем Востоке. Он служил в Приамурском и Восточно-Сибирском военных округах. Под его началом была целая команда разведчиков. Кроме того, как в те времена было принято, офицер Гришин много путешествовал.

А когда началась Первая мировая война, капитан Гришин сначала руководил службой связи, потом был адъютантом командира корпуса, затем командовал батареей и артиллерийским дивизионом, которые всегда были на передовой. О том, как служил Алексей Гришин, лучше всего расскажут его награды: Георгиевский крест, орден Святого Станислава второй степени с мечами, орден Святого Станислава третьей степени с мечами и бантом, орден Святой Анны третьей степени, орден Святой Анны четвертой степени с надписью «За храбрость». К тому моменту, когда русская армия практически прекратила свое существование, Гришин уже был подполковником.

Генерал Алмазов

Когда армия развалилась, подполковник, как считают некоторые историки, стал сотрудничать с партией социалистов-революционеров, которых народ именовал просто эсерами. Октябрьский переворот не принял, большевизм категорически отрицал, и потому сначала попал в тюрьму, а позже был выслан из воинской части.

Вскоре Гришин оказывается в далекой, но хорошо ему знакомой Сибири, где его фамилия становится вдвое длиннее за счет псевдонима «Алмазов». В условиях глубокой конспирации он разъезжает по Транссибу и создает офицерские организации. Собственно, офицеры, недовольные тем, что происходит, уже начали объединяться, но именно Гришин-Алмазов превратил неоформленные объединения в настоящую тайную организацию. Достоверно известно, что он побывал во всех крупных сибирских городах.

27 мая в Томске Гришин-Алмазов отдает приказ о вооруженном восстании, а уже на следующий день в Новониколаевске в доме Ершова подписывает приказ N 1, в котором извещает о своем вступлении в командование. Надо сказать, что незадолго до этих событий Гришин-Алмазов провел в Новониколаевске нелегальное совещание представителей всех подпольных вооруженных организаций Западно-Сибирского региона, и потому во время наступления каждый знал, что делать.

14 июня 1918 года Гришин-Алмазов становится командующим Западно-Сибирской армией. А сразу после прихода к власти Временного Сибирского правительства он не только командующий армией, которую теперь называют Сибирской, но и управляющий военным министерством.

В начале июля за военные заслуги Алексею Гришину-Алмазову присваивается звание генерал-майор. Под его началом теперь не четыре тысячи, а уже шестьдесят тысяч человек. В этот период белые наступают, а красные бегут.

По закону чести

Но карьера генерала оказалась недолгой, уже 5 сентября 1918 года он ушел в отставку. Надо сказать, что Гришин-Алмазов был человеком весьма деятельным. Он не только занимался армией, в которой к осени состояло уже 175 тысяч новобранцев, но и активно вмешивался в политику. Есть мнение, что симпатии к эсерам Гришин-Алмазов имел, но похоже, что на самом деле генерал всегда оставался убежденным монархистом и использовал политику только как средство для победы над большевизмом. Гришин-Алмазов выступал за установление режима твердой власти, за что его очень не любили многие.

Вообще Гришин-Алмазов был убежден в правоте своего дела и для торжества его готов был сделать все. Вот фраза из одного из его приказов по Сибирской армии: «На театре войны все средства, ведущие к цели, одинаково хороши и законны… Победителя вообще не судят ни любящие родную землю, ни современники, ни благоразумные потомки».

Отставка Гришина-Алмазова была внезапной. Поводом стал конфликт с английским консулом Престоном. По одной из версий, произошло это на балу, генерал сказал такую фразу: «Англичане, предав царскую фамилию, и сейчас тоже, как всегда, играют двойную игру». А потом объяснил, что Россия сама может разобраться с тем, что происходит, и мнение иностранной державы не должно являться решающим…

Впрочем, есть точка зрения, что сам конфликт спровоцировали как раз те круги, которые боялись того, что Гришин-Алмазов может стать уже в скором времени военным диктатором всей Сибири. И не случайно отставка генерала вызвала серьезный политический кризис. А сам он спустя неделю получил новую должность — «по полевой легкой артиллерии с назначением состоять в распоряжении Совета министров». Естественно, что это назначение Гришин-Алмазов воспринял как личное оскорбление и вскоре покинул Сибирь.

Губернатор Одессы

Через месяц после отставки Гришин-Алмазов оказался уже у генерала Деникина и вскоре был назначен военным губернатором Одессы. Заговорили о новом губернаторе достаточно быстро, потому что 38-летнему генералу пришлось не только создавать фронт для борьбы с красными, но и начать настоящую войну с уголовным миром. В общем, генерал опять начал наводить порядок. Естественно, знаменитому Мишке Япончику это не понравилось, и он написал письмо генералу, в котором предложил своего рода размен: вы не трогайте представителей криминального мира, а мы не тронем белых офицеров.

Гришин-Алмазов был известен как человек образованный и воспитанный, но вместе с тем решительный, жестокий и не прощающий обид. Письмо Япончика он посчитал оскорбляющим его офицерскую честь и объявил главу одесского криминального сообщества своим личным врагом.

Помимо всего прочего, губернатор был человек светский. Водил знакомство с литераторами и людьми мира искусств. Тэффи так писала о «молодом сероглазом губернаторе»: «Собеседником он был милым и приятным. Любил говорить фразами одного персонажа из «Леона Дрея» Юшкевича.

Сегодня очень холодно. Подчеркиваю: «очень».

Удобно ли вам в этой комнате? Подчеркиваю: «вам».

Есть у вас книги для чтения? Подчеркиваю: «для».

Рекомендовал коменданту гостиницы, бородатому полковнику, гулявшему целые дни с двумя чудесными белыми шпицами, заботиться обо мне.

Словом, был чрезвычайно любезен.

Время для него было трудное.

«Ауспиции тревожны« — такова была модная одесская фраза, и она хорошо определяла положение…»

Последний выстрел

События во время Гражданской войны менялись, как в калейдоскопе — все происходило очень быстро. Одной из важнейших задач для белых стала координация деятельности. Кто лучше Гришина-Алмазова знал Сибирь?! Именно он возглавил специальную военную миссию к адмиралу Колчаку. 16 офицеров и 25 солдат во главе с генералом должны были переправиться на пароходе «Лейла» через Каспийское море и затем добраться до ставки Верховного правителя.

Но в дело вмешался случай. Совершенно неожиданно пароход был перехвачен эсминцем «Карл Либкнехт» (название недвусмысленно указывает на его принадлежность). Силы были неравны, но сдаваться в плен красным белый генерал не собирался. Он застрелился из своего револьвера. Считается, что перед этим Гришин-Алмазов уничтожил все секретные бумаги, которые были адресованы лично Колчаку…

Это было 5 мая 1919 года. А в «Окаянных днях» великого русского писателя Ивана Бунина 11 июня появилась такая запись: «Проснувшись, как-то особенно ясно, трезво и с ужасом понял, что я просто погибаю от этой жизни и физически и душевно. И записываю я, в сущности, черт знает что, что попало, как сумасшедший… Да, впрочем, не все ли равно!

Едва дождался газет. Все очень хорошо:

«Мы оставили Богучар… Мы в 120 верстах западнее Царицына… Палач Колчак идет на соединение с Деникиным…»

«Угнетатель рабочих Гришин-Алмазов застрелился… Троцкий в поездной газете сообщает, что наш миноносец захватил в Азовском море пароход, на котором известный черносотенец и душегуб Гришин-Алмазов вез Колчаку письмо Деникина. Гришин-Алмазов застрелился».

Ужасная весть. И вообще день большого волнения».

Источник

Полковник Гришин — он же генерал Алмазов

Этот человек мог быть военным диктатором Сибири

Повернись история и многие наши улицы, районы, города назывались бы сегодня иначе. До сих пор зафиксирована в названиях лишь одна часть российской истории — это, так сказать, версия «от красных». Но точно такие же права на существование имеет и версия «от белых», которая живет в памяти немногих людей, помнящих революцию и Гражданскую войну, и в огромном количестве книг, интерес к которым растет с каждым годом.

Подпоручик Гришин участвовал в одном из самых ожесточенных сражений войны — в битве под Ляояном

Столица Сибири город хоть и молодой, но все равно исторический. Здесь побывало немало интересных людей, которые оставили свой след в истории не только города, но и страны. Одна из почти забытых ныне, но от этого ничуть не менее интересных фигур такого масштаба — Алексей Николаевич

От кадета до подполковника

Алексей родился в Тамбове, происходил из дворян. Отец большой карьеры не сделал, служил коллежским секретарем; сына отдал воспитываться в Воронежский кадетский корпус.

Выбор был сделан. И в нем человек, который мог стать диктатором всей Сибири, никогда не сомневался. Он поступил в Михайловское артиллерийское училище и вскоре в чине подпоручика оказался на фронте: принимал участие в одном из самых ожесточенных сражений войны — в битве под Ляояном. После войны молодой офицер остается на Дальнем Востоке. Он служил в Приамурском военных округах. Под его началом была целая команда разведчиков. Кроме того, как в те времена было принято, офицер Гришин много путешествовал.

А когда началась Первая мировая война, капитан Гришин сначала руководил службой связи, потом был адъютантом командира корпуса, затем командовал батареей и артиллерийским дивизионом, которые всегда были на передовой. О том, как служил Алексей Гришин, лучше всего расскажут его награды: Георгиевский крест, орден Святого Станислава второй степени с мечами, орден Святого Станислава третьей степени с мечами и бантом, орден Святой Анны третьей степени, орден Святой Анны четвертой степени с надписью «За храбрость». К тому моменту, когда русская армия практически прекратила свое существование, Гришин уже был подполковником.

Генерал Алмазов

Когда армия развалилась, подполковник, как считают некоторые историки, стал сотрудничать с партией которых народ именовал просто эсерами. Октябрьский переворот не принял, большевизм категорически отрицал, и потому сначала попал в тюрьму, а позже был выслан из воинской части.

Вскоре Гришин оказывается в далекой, но хорошо ему знакомой Сибири, где его фамилия становится вдвое длиннее за счет псевдонима «Алмазов». В условиях глубокой конспирации он разъезжает по Транссибу и создает офицерские организации. Собственно, офицеры, недовольные тем, что происходит, уже начали объединяться, но именно превратил неоформленные объединения в настоящую тайную организацию. Достоверно известно, что он побывал во всех крупных сибирских городах.

27 мая в Томске отдает приказ о вооруженном восстании, а уже на следующий день в Новониколаевске в доме Ершова подписывает приказ N 1, в котором извещает о своем вступлении в командование. Надо сказать, что незадолго до этих событий провел в Новониколаевске нелегальное совещание представителей всех подпольных вооруженных организаций региона, и потому во время наступления каждый знал, что делать.

14 июня 1918 года становится командующим армией. А сразу после прихода к власти Временного Сибирского правительства он не только командующий армией, которую теперь называют Сибирской, но и управляющий военным министерством.

В начале июля за военные заслуги Алексею присваивается звание Под его началом теперь не четыре тысячи, а уже шестьдесят тысяч человек. В этот период белые наступают, а красные бегут.

По закону чести

Но карьера генерала оказалась недолгой, уже 5 сентября 1918 года он ушел в отставку. Надо сказать, был человеком весьма деятельным. Он не только занимался армией, в которой к осени состояло уже 175 тысяч новобранцев, но и активно вмешивался в политику. Есть мнение, что симпатии к эсерам имел, но похоже, что на самом деле генерал всегда оставался убежденным монархистом и использовал политику только как средство для победы над большевизмом. выступал за установление режима твердой власти, за что его очень не любили многие.

Вообще был убежден в правоте своего дела и для торжества его готов был сделать все. Вот фраза из одного из его приказов по Сибирской армии: «На театре войны все средства, ведущие к цели, одинаково хороши и законны Победителя вообще не судят ни любящие родную землю, ни современники, ни благоразумные потомки».

Отставка была внезапной. Поводом стал конфликт с английским консулом Престоном. По одной из версий, произошло это на балу, генерал сказал такую фразу: «Англичане, предав царскую фамилию, и сейчас тоже, как всегда, играют двойную игру». А потом объяснил, что Россия сама может разобраться с тем, что происходит, и мнение иностранной державы не должно являться решающим

Впрочем, есть точка зрения, что сам конфликт спровоцировали как раз те круги, которые боялись того, может стать уже в скором времени военным диктатором всей Сибири. И не случайно отставка генерала вызвала серьезный политический кризис. А сам он спустя неделю получил новую должность — «по полевой легкой артиллерии с назначением состоять в распоряжении Совета министров». Естественно, что это назначение воспринял как личное оскорбление и вскоре покинул Сибирь.

Губернатор Одессы

Через месяц после отставки оказался уже у генерала Деникина и вскоре был назначен военным губернатором Одессы. Заговорили о новом губернаторе достаточно быстро, потому пришлось не только создавать фронт для борьбы с красными, но и начать настоящую войну с уголовным миром. В общем, генерал опять начал наводить порядок. Естественно, знаменитому Мишке Япончику это не понравилось, и он написал письмо генералу, в котором предложил своего рода размен: вы не трогайте представителей криминального мира, а мы не тронем белых офицеров.

был известен как человек образованный и воспитанный, но вместе с тем решительный, жестокий и не прощающий обид. Письмо Япончика он посчитал оскорбляющим его офицерскую честь и объявил главу одесского криминального сообщества своим личным врагом.

Помимо всего прочего, губернатор был человек светский. Водил знакомство с литераторами и людьми мира искусств. Тэффи так писала о «молодом сероглазом губернаторе»: «Собеседником он был милым и приятным. Любил говорить фразами одного персонажа из «Леона Дрея» Юшкевича.

Сегодня очень холодно. Подчеркиваю: «очень».

Удобно ли вам в этой комнате? Подчеркиваю: «вам».

Есть у вас книги для чтения? Подчеркиваю: «для».

Рекомендовал коменданту гостиницы, бородатому полковнику, гулявшему целые дни с двумя чудесными белыми шпицами, заботиться обо мне.

Словом, был чрезвычайно любезен.

Время для него было трудное.

«Ауспиции тревожны« — такова была модная одесская фраза, и она хорошо определяла положение »

Последний выстрел

События во время Гражданской войны менялись, как в калейдоскопе — все происходило очень быстро. Одной из важнейших задач для белых стала координация деятельности. Кто лучше знал Сибирь?! Именно он возглавил специальную военную миссию к адмиралу Колчаку. 16 офицеров и 25 солдат во главе с генералом должны были переправиться на пароходе «Лейла» через Каспийское море и затем добраться до ставки Верховного правителя.

Но в дело вмешался случай. Совершенно неожиданно пароход был перехвачен эсминцем «Карл Либкнехт» (название недвусмысленно указывает на его принадлежность). Силы были неравны, но сдаваться в плен красным белый генерал не собирался. Он застрелился из своего револьвера. Считается, что перед этим уничтожил все секретные бумаги, которые были адресованы лично Колчаку

Это было 5 мая 1919 года. А в «Окаянных днях» великого русского писателя Ивана Бунина 11 июня появилась такая запись: «Проснувшись, особенно ясно, трезво и с ужасом понял, что я просто погибаю от этой жизни и физически и душевно. И записываю я, в сущности, черт знает что, что попало, как сумасшедший Да, впрочем, не все ли равно!

Едва дождался газет. Все очень хорошо:

«Мы оставили Богучар Мы в 120 верстах западнее Царицына Палач Колчак идет на соединение с Деникиным »

«Угнетатель рабочих застрелился Троцкий в поездной газете сообщает, что наш миноносец захватил в Азовском море пароход, на котором известный черносотенец и душегуб вез Колчаку письмо Деникина. застрелился«.

Ужасная весть. И вообще день большого волнения».

Источник

Кто он был? Политический авантюрист, вознесенный случайной волной истории на вершины тогдашней нетвердой власти и затем уничтоженный ею, или самоотверженный деятель, герой, бескомпромиссно выступивший против установившейся коммунистической диктатуры, патриот России, не пощадивший своей жизни ради этой святой цели? Или, может быть, он просто был именно тот человек, который всегда оказывается «в свое время и на своем месте»?

Скорее всего, в нем, как и во всяком другом человеке, присутствовали и те и другие черты и деяния, иногда превалируя одни над другими. Хотя в сумбурной обстановке Гражданской войны трудно было сохранить «чистоту риз» кому бы то ни было, мы все же думаем, что генерал Гришин-Алмазов старался все-таки действовать и поступать в рамках кое-каких установившихся на тот момент правил и норм поведения, почти не злоупотребляя своей временами огромной властью и не опускаясь в кровавую бездну насилия и террора, захлестнувших страну.

О его жизни известно мало, хотя имя его постоянно мелькает в мемуарах современников и трудах, посвященных Гражданской войне в Сибири и на юге России. Мелькнувши метеором на разных фронтах войны, сам генерал не успел оставить после себя никаких дневников и воспоминаний, а только туманный клубок легенд и вымыслов, частично созданных его же недоброжелателями, завистниками и соперниками. Несомненно, это был талантливый и энергичный офицер, и кто знает, как бы сложилась его жизнь, если бы не бурные события в России начала XX века.

С детства он избрал себе чисто военную карьеру, поступив в Воронежский кадетский корпус и надев на себя черный кадетский мундирчик с золотыми пуговицами и белыми погончиками с вензелем великого князя Михаила Павловича. В 1899 году, по окончании корпуса, он поступил в Михайловское артиллерийское училище в Петербурге, которое окончил в 1902 году и был произведен в подпоручики.

За время войны награжден многими медалями, а также орденами: Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом, Св. Анны 3-й степени, Св. Станислава 2-й степени с мечами. Уже в 1917 году, при Временном правительстве, награжден Георгиевским крестом за личную храбрость. К моменту ликвидации Русской армии имел чин подполковника.

В активную политическую жизнь А.Н.Гришин включился в 1917 году. Есть сведения, что после Февральской революции он был близок к партии эсеров (социалистов-революционеров) и поддерживал Временное правительство (правда, по другим сведениям, он всегда оставался монархистом). Октябрьский переворот не принял сразу же. Будучи в составе действующей армии, за сопротивление большевизму в ноябре 1917 года был арестован и ненадолго заключен в тюрьму, а затем в административном порядке уволен из разлагающейся армии.

По некоторым данным, он мелькнул в самом конце 1917 года на Дону, где тогда создавалась Добровольческая армия во главе с генералами М.В.Алексеевым и Л.Г.Корниловым. Вероятно, здесь он мог получить какие-то конкретные инструкции по организации белого подполья в уже охваченной большевизмом Сибири.

Уже в самом начале 1918 года полковник Гришин обосновывается в Новониколаевске (ныне Новосибирск), где связывается с эсеровским подпольем и начинает энергичнейшую работу по организации законспирированных боевых офицерских групп. Он берет себе псевдоним Алмазов и с мандатом «Закупсбыта» разъезжает по городам Сибири, выступая то от имени ЦК партии эсеров, то от Центрального военного штаба и штаба Западно-Сибирского военного округа (с правами Главного), руководство которыми он и возглавлял.

В апреле-мае 1918 года через города Сибири с тайной миссией по подготовке вооруженного восстания против Советской власти и для ознакомления с обстановкой проехал посланец руководителя Добровольческой армии генерала Алексеева, генерал от инфантерии В.Е.Флуг. После этого и долгих пятидневных уговоров Гришиным-Алмазовым П.П.Иванова-Ринова упрямый казачий полковник согласился подчиниться в оперативном отношении подпольному военному штабу Западно-Сибирского комиссариата. Теперь наступала пора решительных действий.

В августе Алексей Николаевич Гришин-Алмазов был произведен в генерал-майоры Временным Сибирским правительством за военные заслуги. Вскоре он заявляет, что отныне отказывается от сотрудничества с эсеровской партией, намереваясь работать теперь «для всего народа в целом». Разделяя программные положения «Союза Возрождения России», он считал неосуществимыми в условиях Гражданской войны эсеровские лозунги «народоправства» и поддерживал сторонников установления режима твердой власти, чем вызвал резкое недовольство со стороны сибирского руководства партии социалистов-революционеров и Самарского комитета членов Учредительного собрания (КОМУЧа). Некоторое представление о взглядах генерала того периода дает его приказ по армии: «Каждый военный начальник должен помнить, что на театре войны все средства, ведущие к цели, одинаково хороши и законны и что победителя вообще не судят ни любящие родную землю, ни современники, ни благоразумные потомки».

Работы у военного министра был непочатый край. Помимо ведения боевых действий с остатками большевиков в Сибири, необходимо было налаживать регулярное снабжение развертывающихся корпусов и дивизий, вести большую организационную и кадровую работу. Одним из первых шагов Временного Сибирского правительства было обращение к союзным державам с тем, что оно не признает позорного Брестского мира, навязанного России большевиками, и находится в состоянии войны с Германией. Гришин-Алмазов заявил по этому поводу: «Работа по организации армии весьма ответственная, т.к. требует ломки жизни общества, ведет к расходам и вовлекает в сферу опытов, от которых страдает сама же армия, как организм весьма хрупкий. В разработке вопросов надо иметь в виду, что метод войны с большевиками скоро кончится и тогда можно будет выйти из области импровизации и начать настоящую войну с немцами». Алмазов понимает, что выиграть войну только с самоотверженными, но малочисленными добровольцами невозможно, поэтому 23 августа он объявляет призыв о мобилизации 19- и 20-летних новобранцев, что должно было дать армии порядка 230 тысяч человек.

Позаботился Гришин-Алмазов и о награждении особо отличившихся бойцов и командиров Сибирской армии, сделав это, правда, в завуалированной форме. Он созвал комиссию из 36-ти георгиевских кавалеров, которым предстояло решить вопрос о допустимости награждения военнослужащих орденом Святого Георгия и другими русскими орденами. В этот период многие белогвардейцы считали борьбу с большевиками только частью великой войны с Германией и Австро-Венгрией и готовились к новым битвам с внешним противником. Такими настроениями был продиктован и единогласный вердикт георгиевских кавалеров:
— «. В данный момент при ведении внутренней междоусобной войны награждать этими высокими наградами совершенно не следует, а начать награждение этими наградами в момент столкновения с внешним врагом. »
Гришин-Алмазов несколько скорректировал это решение комиссии, указав, что в любом случае честь награждения орденом Св. Георгия может принадлежать лишь будущему Верховному Главнокомандующему всеми национальными Вооруженными силами. Пока же следует вести списки воинов, совершивших подвиг и достойных ордена Св. Георгия или его знаков отличия.

На этих переговорах КОМУЧ заявил, что в состоянии исполнять функции центральной власти впредь, до созыва Учредительного собрания. Алмазов категорически отверг претензии КОМУЧа на власть и заявил, что его армия «приняла лозунг стоять вне политики» (как современно это звучит!), а «учредиловцы», по его мнению, страдают в подходе ко многим вопросам принципом партийности, игнорируя общегосударственные интересы, не учитывают в своей политике «национальные права башкир и киргизов».

В конце концов, договаривающиеся стороны не приняли никакого конкретного решения, за исключением некоторых вопросов военного характера, и решили отложить на будущее вопросы государственного строительства. Генерал Гришин-Алмазов, министр финансов ВСП И.А.Михайлов и товарищ министра иностранных дел Головачев уезжают обратно в Омск.

В конце августа состоялось второе Челябинское совещание, на которое съехались члены КОМУЧа, Сибирского и Уральского правительства, представители ЦК эсеров, находящегося в Самаре, и проэсеровского комитета национальных групп. Опять начались бурные дебаты о создании всероссийской власти, объединении военного командования, о судьбе захваченного в Казани частями Народной армии золотого запаса России. Наконец, все сошлись на том, что в Уфе состоится государственное совещание по решению всех этих проблем.

После закрытия этой конференции устроили банкет с выпивкой, где Гришин-Алмазов, возбужденный очень резкими и неприятными для русского патриота замечаниями и отзывами о России английского консула в Екатеринбурге Престона, наговорил ему в ответ дерзостей и, между прочим, добавил: «Еще вопрос, кто в ком больше нуждается: Россия в союзниках или союзники в России». Случился дипломатический скандал, поднялся шум и последовала нота протеста Омскому правительству. Враги и недоброжелатели Гришина-Алмазова, и в первую очередь сам премьер Вологодский, решили использовать это обстоятельство и отправить Алексея Николаевича в отставку с занимаемых им постов.

5 сентября 1918 года на должность командующего Сибирской армией и управляющего Военным министерством Временного Сибирского правительства был назначен недавно избранный войсковым атаманом Сибирского казачьего войска генерал-майор П.П.Иванов-Ринов, сподвижник Гришина-Алмазова по подпольной работе в Сибири, а затем командир 2-го Степного сибирского корпуса. Интересно отметить, что уже на следующий день, 6 сентября, он издает приказ по армии, восстанавливающий погоны, петлицы и кокарды, отмененные большевистской властью.
Постановлением административного совета от 13 сентября 1918 года А.Н.Гришин-Алмазов был зачислен «по полевой легкой артиллерии с назначением состоять в распоряжении Совета министров», т.е. фактически остался без какой-либо должности.

Надо отметить, что Алексей Николаевич оставлял после себя неплохое наследство: за время командования Сибирской армией (с 28.05 по 5.09.1918 г.) он довел ее численность до 60 тысяч бойцов при 70 орудиях и 184 пулеметах, положил начало ее объединению с Народной армией КОМУЧа и освободил от большевистской власти почти всю Сибирь.

Антон Иванович Деникин, ничего не знавший о Гришине, встретил его весьма сдержанно. Но доклад Гришина о положении в Сибири произвел на него благоприятное впечатление, и он решил командировать его в Румынию, с информацией об обстановке в Омске и вообще на востоке страны.

В это время в Яссах открывалось так называемое Ясское политическое совещание, между военными и дипломатическими представителями держав Антанты и США, с одной стороны, и русской делегацией, с другой. В состав русской делегации входили представители Совета государственного объединения «Россия», кадетско-октябристского «Национального центра», а также «Союза возрождения России». Председателем русской делегации был барон В.В.Меллер-Закомельский. Совещание проходило в Яссах, с 16 по 23 ноября, а затем по 6 января 1919 года в Одессе.

На Ясском совещании генерал-майор Гришин-Алмазов делает сообщение о положении на востоке России, присутствует на всех заседаниях и знакомится с недавно назначенным французским консулом в Одессе Эмилем Энно. В это время Шульгин валялся в постели с испанкой (тяжелой формой гриппа) и почти не появлялся на заседаниях. В январе 1919г Ясское совещание переезжает в Одессу.

После ухода в конце ноября оккупационных германо-австрийских войск, власть в городе удерживалась немногочисленными и слабыми отрядами русских офицеров-добровольцев в количестве нескольких сот человек во главе с генералом В.В.Бискупским. На город помимо большевиков со стороны Вознесенска и Жмеринки двигались отряды петлюровского атамана Григорьева. Представители Антанты объявили Одессу, Николаев, Херсон и Крым зоной своих интересов и готовились ввести туда свой экспедиционный корпус.

Банды Григорьева под «жовто-блакитным» флагом фактически «прошли» ряды войска Бискупского, даже не заметив их присутствия, и подошли к Одессе. В городе началась паника. Жители с ужасом представляли себе «прелести» жизни под властью погромно-самостийного атамана. Находившийся в Одессе сербский полк отказался вступать в противостояние с Григорьевым, отряды польских колонистов также не хотели самоуничтожения и заняли нейтралитет.

Минимальное сопротивление григорьевским бандитам пытались оказывать только немногочисленные офицерские дружины, у которых не оставалось никаких шансов на жизнь при победе погромного атамана. Офицеры надеялись только на ввод в Одессу французских войск, или на эвакуацию по морю, в случае победы григорьевцев.

26 ноября /9 декабря/ 1918г атаман Григорьев предъявил ультиматум о сдаче Одессы.

Гришин-Алмазов решил остаться в городе, но уйти в подполье. Петлюровские отряды вступают в Одессу 28 ноября /11 декабря 1918 года. Через шесть дней, 4 /17 декабря, в одесском порту высаживается и первый эшелон французских войск под командованием генерала Бориуса. Они занимают несколько улочек в районе порта и Николаевского бульвара. Как писал генерал А.С.Лукомский, «французы предполагали 5/18 декабря вступить в город с музыкой, но вследствие выяснившегося враждебного настроения петлюровцев, занимавших город, было решено первоначально очистить его от них.

Эта задача, под прикрытием огня с французских судов, была выполнена офицерским добровольческим отрядом, под начальством генерал-майора Гришина-Алмазова.

Потери добровольческого отряда исчислялись в 24 офицера убитыми и около 100 ранеными.

7/20 декабря 1918г генерал Бориус по соглашению с представителем Добровольческой армии возложил на генерала Гришина-Алмазова обязанности военного губернатора Одессы».

Эти же события очень интересно описывает и ближайший сподвижник Гришина-Алмазова по Одессе В.В.Шульгин.

«В Одессе среди русских командных лиц была не то что паника, но полная нерешительность. Выделился среди адмиралов и генералов недавно прибывший сибиряк Гришин-Алмазов. Очень зорко это понял Энно, сказав мне:

— Гришин-Алмазов производит на меня впечатление волевого человека». Тем более было удивительно, как он это понял, ведь Гришин-Алмазов не говорил по-французски, все переводила будущая жена Энно.

И вот, по приглашению консула Энно, у него в номере состоялось совещание. Были приглашены все эти растерявшиеся русские генералы и адмиралы. В соседней комнате, моей, сидел Гришин-Алмазов, ожидая приглашения.
Энно в нескольких словах изложил присутствующим положение, т.е. анархию, безначалие.
— Chere amie, traduisez!
Присутствовавшие выслушали, склонив голову, но не отвечали.
— Единственный человек, который производит на меня впечатление волевого характера, это генерал Гришин-Алмазов. Chere amie, traduisez!
И это выслушали растерявшиеся. Тогда пригласили генерала (он, собственно говоря, был полковником). Фамилия его была Гришин, Алмазов был псевдоним.
Вошел человек, явственно молодой для генерала. Одет он был в грубую солдатскую шинель, но с генеральскими погонами, широкую ему в плечах. Шашка, не сабля, была на нем, пропущенная, как полагается, под погон. Он сделал общий поклон присутствующим. Энно предложил ему сесть. И снова повторил в его присутствии то, что говорил раньше.
— Chere amie, traduisez!
— Сущность слов Энно состояла в том, что при безвластии в Одессе надо сконцентрировать власть в одних руках, а именно в руках генерала Гришина-Алмазова.
— Chere amie, traduisez!
Генерал Гришин-Алмазов, держа шашку между колен, обвел твердыми глазами «растерявшихся» и спросил:
— А все ли будут мне повиноваться?
«Растерявшиеся» ничего не сказали, но сделали вид, что будут повиноваться.
На этом собрание закончилось. Гришин-Алмазов стал диктатором в Одессе. Я увел его в свой номер. Там он сказал:
— Ну теперь мы посмотрим!
И, схватив кресло, сломал его.
Как я ни был печален, я улыбнулся.
— Александр Македонский был великий человек, но зачем же стулья ломать.
(Это из Гоголя, кажется. В скобках: Гоголь).
__ ____

За несколько дней до того как Гришин-Алмазов стал диктатором в Одессе, небольшие отряды Добровольческой армии севернее Одессы были разбиты большевиками. Они бежали, в Одесском порту захватили корабль «Саратов» и собирались уходить в Крым. К этим саратовцам явился новоиспеченный диктатор и сказал:

— Я назначен консулом Энно и представителем Деникина в Одессе Шульгиным главным начальником военных отрядов Добровольческой армии. Потрудитесь мне повиноваться.

Саратовцы дрались прекрасно, но были малочисленны. К концу дня Гришин-Алмазов пришел ко мне:
— Формально мы победили, но потери есть. Если мы продержимся ночь, за завтрашний день я ручаюсь.
В это время явился адъютант Гришина-Алмазова, который был при нем неотлучно, кроме времени, когда сидел на гауптвахте.
— Ваше превосходительство, там один офицер, очень взволнованный, добивается увидеть вас немедленно.
— Просите.
Вошел офицер действительно совершенно, как у нас говорят, «расхристанный». Он махал руками в воздухе, поддерживая «расхристанные» слова.
— Ваше превосходительство! Мы окружены со всех сторон. Противник дал нам для сдачи 10 минут.
Гришин-Алмазов холодно смотрел на взволнованного офицера. И сказал спокойно:
— Отчего вы так волнуетесь, поручик?
И вслед за этим загремел:
— Что это, доклад или истерика? Потрудитесь прийти в себя!
Это подействовало. Руки и ноги поручика успокоились, и он повторил уже без истерики то, что сказал раньше.
И Гришин-Алмазов успокоился и сказал:
— Вы говорите, что окружены со всех сторон. Но как же вы прорвались? Вот что. Возвращайтесь к пославшему вас полковнику и скажите вашему начальнику: «Генерал Гришин-Алмазов, выслушав, что противник дал вам для сдачи 10 минут, приказал: дать противнику для сдачи 5 минут».
— Ваше превосходительство!
— Ступайте.
Поручик повернулся по-военному и пошел.
Я повторил вроде поручика:
— И что вы делаете, Алексей Николаевич?
Он ответил:
— Другого я ничего не мог сделать. У меня нет ни одного человека в резерве, кроме моего адъютанта. Я послал им порцию дерзости. Я хорошо изучил психику гражданской войны. «Дерзким» Бог помогает.
После некоторой паузы он повторил:
— Формально мы победили, если мы продержимся ночь, за утро я ручаюсь. А теперь пишите.
— Что?
— Приказ №1.
— И что писать в этом приказе?
— Я поставил себя в полное подчинение генералу Деникину. Я умею не только приказывать, но и повиноваться. Пишите так, как написал бы Деникин, если бы он был здесь. Заявляю вам, что отныне вы моя «деникинская совесть». Ухожу, чтобы вам не мешать.

В это время обсуждение приказа № 1 было прервано. Явился адъютант Гришина-Алмазова.
— Разрешите доложить.
— Докладывайте.
— По телефону звонят, что противник, которому было дано 5 минут для сдачи, сдался.
Надо было увидеть лицо адъютанта. Он смотрел на своего генерала, как на чудо. И в нем действительно было что-то чудесное. Он сказал радостно, но спокойно:
— Я хорошо изучил психику гражданской войны.

Генерал Бориус потребовал от петлюровцев, чтобы они очистили город. Получив отказ, он полностью доверился Гришину-Алмазову и его добровольцам. Французы оказали белым только огневую поддержку со своей эскадры. Инициатива Гришина увенчалась полным успехом. Через сутки Одесса была полностью взята под контроль добровольцами, а петлюровцы отошли к северу и встали полукольцом вокруг города. Бориус был очень рад, что при занятии Одессы не была пролита французская кровь, и с тех пор стал полностью доверяться во всех делах новоиспеченному «диктатору Одессы».

Дел же у «диктатора», как и в бытность его военным министром ВСП, было невпроворот. Необходимо было налаживать гражданскую жизнь в Одессе, выбрать вместе с Шульгиным ответственных лиц для занятия министерских должностей в создаваемом одесском «правительстве», покончить с бандитизмом и уголовщиной на улицах города и, самое главное, необходимо было немедленно занять уезды, прилегающие к городу, выйти на стратегический простор и начать наступление на Херсон, Николаев и другие южные части Новороссии, прилегающие к Черному морю. Между тем генерал Бориус, получив приказание от своего высшего командования занять лишь Одессу, категорически отказался развертывать дальнейшее наступление и запретил выполнять эту операцию добровольческим частям. Связь между Екатеринодаром, Новороссийском и Одессой была очень плохая, донесения и распоряжения приходили с большим опозданием. Деникинское командование питалось различными слухами о происходящем в Одессе, в частности, о стремлении образовать там какое-то особое «правительство» для юго-западной России.

Чтобы разобраться на месте во всех этих вопросах, 15/28 декабря Деникиным был послан в Одессу генерал-лейтенант Александр Сергеевич Лукомский, помощник главнокомандующего Добровольческой армией.

Вот что писал затем Лукомский: «В Одессе я нашел обстановку довольно сложной.
«Генерал Бориус мне сказал, что в ближайшем будущем ожидается прибытие в Одессу генерала Д»Ансельма, который примет командование над всеми союзническими войсками, направляемыми на юг России; что он, конечно, будет иметь исчерпывающую директиву и что тогда будут устранены все недоразумения».

Ясно было, что до приезда генерала Д»Ансельма совершенно бесполезно убеждать генерала Бориуса изменить характер его действий, ибо он точно руководствуется полученной им инструкцией. Во внутренние дела по управлению в Одессе и в распоряжение о мобилизации в городе Одессе генерал Бориус не вмешивался, предоставляя генералу Гришину-Алмазову полную самостоятельность. Но из слов генерала Бориуса я понял, что представители различных общественных групп, находившихся в Одессе, очень недовольны полным подчинением русской администрации в Одессе генералу Деникину и состоящему при нем Особому совещанию и неоднократно ему заявляли, что власть в Одессе необходимо построить на автономных началах, так как управлять всем из Екатеринодара невозможно.

Из доклада генерала Гришина-Алмазова я узнал, что он вследствие постоянного перерыва сообщений с Новороссийском и необходимости наладить в Одессе правительственный аппарат образовал при себе особый орган для разрешения возникающих вопросов в составе отделов: гражданской части, торговли и промышленности, морского, юстиции, народного просвещения, путей сообщения, финансов, продовольствия и контроля.

Из дальнейшего доклада ясно выяснилось, что и генерал Гришин-Алмазов полагает необходимым, основываясь на мнении представителей общественных кругов и различных организаций, иметь в Одессе особое автономное правительство, которое должно руководствоваться лишь общими директивами от генерала Деникина.

Мотивами для такого предположения Гришин-Алмазов выставил: отсутствие должной связи с правительством (Особым совещанием) генерала Деникина; совершенно исключительное значение Одессы в торгово-промышленном отношении и в отношении правильного направления деятельности морского транспорта через правления пароходных обществ, которые все сосредоточены в Одессе; исключительное значение Одессы в смысле установления товарообмена с заграницей; особое значение Юго-Западного края, который (по мере освобождения от большевиков) будет тяготеть к Одессе, и, наконец, необходимость представителю главнокомандующего самому иметь право распоряжаться распределением денежных ассигнований, пользуясь имевшейся в Одессе экспедицией заготовления денежных знаков, так как опять-таки при отсутствии связи с Новороссийском и Екатеринодаром не будет никакой возможности своевременно испрашивать необходимые кредиты.

Я, соглашаясь с трудностью решать все вопросы, касающиеся Одессы и Юго-Западного края из Екатеринодара, категорически отверг допустимость образования в Одессе какого-то автономного правительства, которое своими мероприятиями могло бы совершенно разойтись с тем направлением основных вопросов, которое будет проводиться генералом Деникиным через состоящее при нем Особое совещание.

Я указал, что вопрос должен был быть разрешен так: действующее при Гришине-Алмазове совещание должно быть сохранено, но исключительно в качестве совещательного органа, без правительственных функций, кои принадлежат лишь самому Гришину-Алмазову в пределах предоставленных ему полномочий. Для неотложных и непредвиденных расходов он должен испрашивать достаточный кредит.

В случаях неотложной необходимости или перерыва связи с Новороссийском и Екатеринодаром он должен самостоятельно принимать решения, донося немедленно генералу Деникину.

Это решение, ставшее, конечно, сейчас же известным в Одессе и впоследствии (1/14 января 1919 г.) подтвержденное телеграммой генерала Деникина, не удовлетворило многих из общественных деятелей, некоторые политические организации, пароходные общества и торгово-промышленные круги».

Генерал Гришин-Алмазов, как и ранее в Омске, тоже стал быстро неугоден многим из этих «кругов» в Одессе.

Вот что вспоминал об этом В.В.Шульгин: «Этого было достаточно для моего личного «зигзага». По времени он обозначился в начале 1919 года, когда я мог наблюдать в Одессе еврейскую работу против Добровольческой армии, персонифицировавшейся в лице талантливого генерала Гришина-Алмазова. При нем я был, так сказать, на ролях «действительного тайного (и явного) советника». Это было, как известно, во время французской интервенции. Разложение пришедшей в Одессу французской армии было сделано в значительной мере антибелым жужжанием Одессы-мамы. А ведь никаких погромов еще тогда не было».

Борьба Гришина против бандитизма была столь жестокой, что «король» одесской уголовщины Мишка Япончик (послуживший впоследствии прообразом Бени Крика из «Одесских рассказов» И.Бабеля) направил губернатору Одессы умоляющее письмо-просьбу. В нем были такие строки: «Мы не большевики и не украинцы. Мы уголовные. Оставьте нас в покое, и мы с вами воевать не будем». Но генерал не принял бандитского предложения.

Прочтя письмо Япончика, Гришин-Алмазов сказал Шульгину:
— Не может диктатор Одессы договариваться с диктатором уголовных. И ничего не ответил ему.
Война продолжилась. Для широкомасштабных облав стали использоваться французские и греческие солдаты из союзнических войск. Вскоре было закрыто 44 притона бандитов, которые именовались буфетами, паштетными, трактирами.

Для собственной безопасности Гришин-Алмазов, как только стал у власти в Одессе, набрал себе конвой, или охрану из семидесяти человек. Обратимся опять к воспоминаниям Шульгина:

Шульгин вспоминает такой случай, красноречиво свидетельствующий как о конвойских нравах, так и о личности самого Гришина:

«В передней, надевая шинель, он еще говорил о Ницше, но, выйдя на крыльцо, сказал:
— Простите, мне необходимо нацукать свой конвой.
___ ______

«Цукать» было необходимо, потому что ночью эти татары убили одного из своих. Он что-то украл. Кража у татар хуже убийства.

Странно, я не помню, какими словами Гришин-Алмазов «цукал» свой конвой. Но я помню звук его голоса, трещавший вроде пулемета. И помню лица этих татар: они были бледны, как будто действительно попали под пулемет.

Мне невозможно это понять, чем он их так напугал. Это кончилось очень быстро. Мы сели в машину, и разговор о Ницше продолжался. Я понял, что он, Гришин-Алмазов, настоящий диктатор. Он имел какие-то гипнотические силы в самом себе, причем он бросал гипноз по своему собственному желанию. Никогда, например, он не пробовал гипнотизировать меня. Наоборот, ему приятна была моя свободная мысль. Но адъютанты его, их у него было четыре, конечно, состояли под его гипнозом, хотя и не чувствовали этого. Впрочем, из них, из четырех, один постоянно сидел на гауптвахте.

Применял он, я бы сказал, какой-то мирный гипноз к людям, его посещавшим. Сколько бы их ни было, он принимал всех. С часами на руках. Прием продолжался три минуты. Полминуты уходило на здоровканье (рукопожатие), две минуты на изложение дела. И еще полминуты, когда он говорил:
— Все, что вы сказали, чрезвычайно интересно. Прошу вас изложить это письменно. До свидания!»

Вот тут-то особенно пригодился Гришину-Алмазову его «Особый татарский отряд», который стал самым подходящим исполнителем бессудных приговоров, которые генерал предпочитал окружать атмосферой таинственности. Видя нарастание бандитско-большевистского террора, «одесский диктатор» начал действовать такими же методами.

Старший адъютант генерала, подпоручик Б.Д.Зернов, записывал в своем дневнике 21 февраля 1919 года:
— «Много шума сейчас вокруг имени Масловского по случаю расстрелов без суда. По ликвидационным спискам отправлено на тот свет немало людей. Одесса все видит, все знает, и вокруг этих событий, естественно, поднялся страшный шум со стороны «демократии». Горы протестов, особенно потряс Одессу «расстрел 11-ти». Это группа большевиков, переданная татарами для ликвидации французской контр-разведкой».

Так называемая «группа одиннадцати», в составе которой была известная международная революционерка Жанна-Мари Лябурб, входила в подпольную Коллегию иностранной пропаганды при Одесском обкоме КП(б)У, проводила пропаганду среди французских войск в Одессе и готовила восстание на кораблях французского флота. Она была полностью разоблачена в подрывной деятельности и расстреляна 16 февраля /2 марта 1919 года.

Генерал Д»Ансельм на это заявление Алмазова ограничился только предложением к петлюровцам очистить указанную зону и пригрозил, что в случае неисполнения этого требования французы вынуждены будут применить силу.

Ввиду большой удаленности Одессы от Екатеринодара и массы недоброжелателей Гришина там из числа тех, кто «растерялся» при первом наступлении петлюровцев, а затем перебрался в кубанскую столицу и теперь клеветал там на него, усложнились отношения генерала и с командованием Добровольческой армии. Чтобы как-то наладить ситуацию, Шульгин пишет письмо председателю Особого совещания при главнокомандующем генералу А.М.Драгомирову, где пытается объяснить и доказать необходимость действий Гришина в Одессе, в том числе и причины печатания своих «одесских» денег. Драгомиров, кажется, понял это, как понял и генерал Лукомский, побывавший с инспекционным визитом в Одессе. Но недоброжелатели не унимались, не складывались отношения Гришина и с новым французским командованием. Масло в огонь подливал один из «общественных деятелей» Одессы, член партии конституционных демократов М.С.Маргулиес (после падения Одессы он подвизался в качестве министра торговли в Северо-Западном правительстве генерала Н.Н.Юденича и проводил там подобную же провокационную политику).

В конце концов генерал Деникин для усиления своего влияния в Одессе назначил туда главнокомандующим генерал-лейтенанта Александра Сергеевича Санникова, бывшего при гетмане Скоропадском городским головой Одессы, а следовательно, хорошо знакомого с местными условиями. Гришин-Алмазов должен был остаться его помощником и военным губернатором города. Как писал Шульгин, Алексей Николаевич, «который обладал бешеным темпераментом, был разъярен приездом Санникова. Однако наличие в нем настоящей офицерской дисциплины помогло ему укротить свой нрав. Он подчинился Санникову. Но я понял, что если Гришин-Алмазов не смог справиться с затруднениями, возникшими в Одессе, то Санников, старый и безвольный, доконает дело. Так оно и вышло».

По прибытии в Одессу 27 января /9 февраля Санников нанес визит генералу Д»Ансельму, который долго не мог понять, по какому праву генерал Деникин делает назначения в районе, занятом французскими войсками». В лице Фрейденберга генерал Санников встретил полное непонимание и нежелание сотрудничать. Тем не менее Д»Ансельм посоветовал Санникову сохранить при себе Гришина-Алмазова. Санников сейчас же встретился с Гришиным и консулом Энно, и начал совместную работу.

Тем временем положение в Одессе и прилегающем районе продолжало усугубляться. С севера и запада на Одессу вновь повели наступление отряды бандитствующих атаманов Григорьева и Грекова, негласно поддерживаемых большевиками. Советские агенты искусно вели пропаганду среди французских моряков и солдат с призывами к мятежу против своих офицеров. Подпольная типография издавала газету «Одесский коммунист» на французском языке, распространявшуюся среди войск интервентов, и среди них началось скрытое брожение. Не понимая сложившейся обстановки, французское командование запретило проводить мобилизацию населения в одесской зоне под эгидой Добровольческой армии, а решило ограничиться формированием так называемых бригад-микст, то есть смешанных русско-французских бригад, набранных на добровольной основе, не подчиняющихся командованию Добровольческой армии и в форме «применительно к французской, без погон».

Гришин ведет очень насыщенную и интенсивную жизнь. Примерно в это время он встречается с прибывшим в Одессу английским супершпионом Сиднеем Рейли (1874-1925), со знаменитой актрисой Верой Холодной.

Французское командование окончательно запуталось в создавшейся в Одессе сложной обстановке. Не зная, на кого положиться, оно выслушивает предложения различных политических партий и группировок, окопавшихся в Одессе, затем начинает переговоры с украинской Директорией в лице атамана Грекова, с целью найти силы для противодействия большевикам (а тем временем петлюровский атаман Григорьев уже переметнулся к ним и его части вошли в состав 1-й Заднепровской дивизии советского Украинского фронта, ведшего наступление на Одессу, Херсон и Николаев).

На французском флоте в Черном море начались волнения. Вспыхнул открытый бунт на линейных кораблях «Мирабо», «Жюстис», «Жан Барт», миноносцах «Фоконно», «Мамелюк», крейсере «Брюи» и флагманском корабле «Вальдек Руссо».

4/17 марта генерал Д»Ансельм объявляет в Одессе осадное положение и организует при французском командовании совет с исполнительной властью, во главе с неким авантюристом Андро. Части Григорьева подступают вплотную к Одессе, и украинско-советский атаман шлет телеграмму Гришину-Алмазову с требованием безоговорочно сдать город, угрожая в противном случае снять с генерала кожу и натянуть ее на барабан.

Вскоре в Одессу прибывает главнокомандующий французскими войсками на Востоке генерал Франше Д»Эспере, впоследствии маршал Франции, с целью лично ознакомиться с ситуацией. Он отстраняет от должности главнокомандующего в Одессе генерал-лейтенанта Санникова и военного губернатора генерал-майора Гришина-Алмазова и предлагает обоим немедленно отправиться в Екатеринодар, в распоряжение генерала Деникина, с письмом к нему. Военным губернатором Одессы он, без согласования с командованием Добровольческой армии, назначает генерала Шварца, одно время бывшего на службе у большевиков.
На этом судьба «одесского диктатора» была решена, но фактически была решена и судьба «белой Одессы».

10/23 марта Гришин-Алмазов отбывает в Екатеринодар. Обратимся еще раз к запискам Шульгина: «Вот порт. Отходит корабль. Гришин-Алмазов на корабле, положив руки на фальшборт. Он все такой же. Моложавый, в солдатской шинели, которая ему широка в плечах.
Говорит:
— Ну что же, моя деникинская совесть? Выдержал я экзамен?
— Выдержали.
Иногда ему бывало очень трудно. Он готов был опять ломать стулья. Но дисциплина одерживала верх. Он выдержал до конца».

23 марта/ 5 апреля союзники в крайней спешке эвакуировались из Одессы, а власть в городе перешла к местному Совету. При эвакуации «союзниками» было отказано в погрузке на суда частям Одесской стрелковой бригады генерала Тимановского. По существу, они бросили ее на произвол судьбы. Тимановскому пришлось с тяжелыми боями и потерями пробиваться в Бессарабию, занятую румынскими войсками. Оттуда, через Румынию, потеряв все тяжелое вооружение, броневики и артиллерию, бригаде удалось отплыть в Новороссийск, в расположение Вооруженных сил Юга России, как тогда уже именовались объединившиеся Добровольческая и Донская армии.

Еще до эвакуации Одессы, 18/31 марта, город покинул и Особый татарский отряд во главе с ротмистром Бекирбеком Масловским. На судне «Георгий» он отплыл в Ялту для развертывания отряда, а вернее, как писал подпоручик Б.Д.Зернов, «чтобы 10-15 дней пожить в свое удовольствие в тепле и солнце», несмотря на то, что накануне от Алмазова была получена радиограмма: «Деникин одобрил поездку в Сибирь. [С] татарами немедленно ехать в Екатеринодар. Нужны деньги. Брать кого-либо, кроме офицеров и татар, оспрещено». 20 марта отряд сошел на берег, разместившись в Ливадии, где, очевидно, и пробыл около десяти дней, вместо пополнения заметно уменьшившись за это время.

Прежде всего необходимо пояснить, что собой представляла весной 1919 года акватория Каспийского моря. На севере, в дельте Волги и Астрахани, держалась советская XI Армия (командарм Н.А. Жданов), защищавшаяся со стороны моря Астрахано-Каспийской флотилией под руководством С.Е.Сакса, бывшего прапорщика. С востока, со стороны Гурьева и Урала, на XI армию красных напирала белоказачья Уральская армия под командованием атамана Уральского казачьего войска генерала В.С.Толстова, поддерживаемая небольшими отрядами алашординцев. По восточному берегу Каспия, почти пустынному, стояли только небольшие гарнизоны белых в Александровском форту (ныне Актау) и Красноводске, из состава Уральской и Туркестанской армий. Персидское побережье Каспия контролировалось английскими войсками и флотом с базой в порту Энзели. По западному побережью, от персидской границы на юге и до Дербента, тянулась территория независимого Азербайджана (в Баку также находились английские войска и флот). Далее на север, почти до дельты Волги, территорию занимали части из терских, кубанских и астраханских казаков, вошедшие вскоре в состав Кавказской армии генерал-лейтенанта барона П.Н.Врангеля, стремившиеся прорвать фронт красных и соединиться с уральцами. На самом море, полновластным хозяином была английская военная флотилия, возглавлявшаяся коммодором Норрисом.

Все бы так и вышло, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что еще 30 апреля (нового стиля) отрядом кораблей Астрахано-Каспийской флотилии под командованием А.В.Сабурова был захвачен Форт-Александровский и находившаяся там радиостанция. Причем красные, пользуясь удаленностью форта от других гарнизонов белых, решили не раскрывать карты, а продолжить радиоигру с ними в Петровск-Порте и Гурьеве. Получив в свои руки коды и шифры, они продолжали регулярно выходить на прием. Под наблюдением матроса Никиты Чемрукова радиотелеграфист Александровского форта Калиновский получал шифротелеграммы белых, которые просматривались большевиками, а потом, в зависимости от обстоятельств, или отправлялись далее, или вообще не доходили до адресата. Ракип Насыров пишет, что этим радиотелеграфистом был не Калиновский, а добровольно согласившийся работать на красных П.М.Шпанов-Егоров, впоследствии известный советский полярник. Как бы то ни было, уловка подействовала, и уже 3 мая большевиками были задержаны две шхуны, идущие из Гурьева в Петровск с грузом табака и продовольствия. Конечно, мистификация не могла продолжаться слишком долго, но вскоре красным несказанно повезло.

Около полудня, через два часа после того, как «Крюгер» и «Вентюр» покинули «Лейлу» (или через полчаса, по другим источникам), со стороны Форта-Александровского показались красные корабли. Это были эсминец «Карл Либкнехт» (бывший «Финн», переброшенный с Балтики), шедший на перехват, и крейсер «Красное Знамя» (бывший сухогруз «Коломна»), прикрывавший операцию (по другим источникам советских кораблей было три). «Карл Либкнехт» на всех парах пошел наперерез «Лейле». Вероятно, на «Лейле» сперва не поняли, что это красные, приняв эсминец за свой корабль, посланный из Гурьева. Когда же ошибка обнаружилась, та резко изменила курс и стала уходить на запад, в сторону Кавказского побережья.

Гришин-Алмазов, видя, что сопротивление бесполезно, спустился в свою каюту и стал сжигать какие-то документы. Затем он приготовил револьвер и стал ждать.

Кроме генерала на «Лейле» успели покончить с собой его адъютант подпоручик Зернов и начальник личного конвоя (вероятно, это был ротмистр Бекирбек Масловский, исполнивший свою клятву до конца). Как вспоминали затем участники захвата «Лейлы», оказавшись в каюте генерала, они увидели там страшный беспорядок. На узком кожаном диване лежал покончивший с собой бывший «одесский диктатор», на полу валялись раскрытые чемоданы и саквояжи, кругом были разбросаны какие-то бумаги, письма и газеты. Среди этих бумаг они нашли и запечатанный пакет с личным посланием главнокомандующего Вооруженных сил на Юге России генерала Деникина Верховному Правителю адмиралу Колчаку, который так и не успел уничтожить Гришин-Алмазов. Там же находился подлинник секретного письма, отправленного французским консулом в Одессе Энно в Париж, но перехваченный белогвардейской контрразведкой, сообщавший о положении на Юге России и в Добровольческой армии, а также письмо деникинского генерала Поживина колчаковскому генералу Лебедеву, содержавшее весьма ценные для большевиков сведения о комплектовании ВСЮР. Нашли военморы и письмо Шульгина Колчаку, которое, как вспоминал Шульгин, было потом большевиками где-то напечатано. Но самое главное было в личном послании Деникина к Колчаку, которое содержало ближайшие планы военной борьбы с Советской республикой, планы совместного похода на Москву. Деникин предлагал соединить оба белых фронта в Саратове.

Операция по захвату «Лейлы» была закончена. На судне начался допрос арестованных. Кроме капитана Мирзы и его команды сдались еще семь белых офицеров, английский капитан, французский майор и бывший саратовский губернатор Соколов. Нигде ничего не упоминается о судьбе татарского конвоя, бывшего с Гришиным-Алмазовым.

Это только одна версия случившегося. Другие несколько разнятся.
Лейтенант Кадесников упоминает о перестрелке на борту «Лейлы», во время которой Гришин-Алмазов был ранен в ногу, а затем, выпустив все пули из своего револьвера, застрелился. Сопровождавшие его офицеры были частью убиты, а частью изранены и захвачены в плен живыми. Конечно, сам Кадесников не был участником этой драмы, так как находился на базе белых в Петровск-Порте.

Вряд ли и справедливы его обвинения англичан в произошедшем, сводящиеся к тому, что «коммодор Норрис не мог не знать, что Гурьев (- М.И.) был в руках красных, что на большевистской базе в Форт-Александровском стояли в готовности и нередко выходили в море вооруженные пароходы «Дело», «Бомбак», «Коломна» и переброшенные с Балтийского моря миноносцы «Деятельный», «Дельный», «Расторопный», «Финн» и «Эмир Бухарский».

В.В.Шульгин, который вообще был тогда в Екатеринодаре и пользовался чьими-то рассказами, пишет о двенадцати молодых офицерах, бросившихся в море, часть из которых добралась до берега, где, вероятно, они были расстреляны.

Как бы то ни было, ясно, что молодой, талантливый и многообещавший генерал А.Н.Гришин-Алмазов нашел свой конец среди вод Каспийского моря 5 мая 1919 года.

На Каспии же ситуация для белых прояснилась гораздо быстрее. Уже утром следующего дня, 23 апреля/ 6 мая, Гурьев запросил Форт-Александровск: «Сообщите, прошел ли мимо форта пароход «Лейла». Продолжая радиоигру, красные ответили: «Прошел». Через некоторое время над фортом появился белый гидросамолет. С его борта были прекрасно видны красные военные корабли, стоявшие в бухте, и плененная «Чайка». Игра была окончена.

Поняв, что форт в руках красных, соединенная флотилия английских и белогвардейских кораблей, усиленная гидросамолетами, уже 21 мая (нов. ст.) дала бой большевикам у двенадцатифутовой банки в Тюб-Караганском заливе близ Александровска, вынудив их оставить его. Чтобы предотвратить впоследствии попытки захвата форта, на усиление его гарнизона атаманом Уральского казачества генералом В.С.Толстовым была направлена сотня казаков во главе с генералом Железновым.

О гибели Гришина-Алмазова и его миссии вскоре сообщили большевистские газеты. В потрясающем дневнике И.А.Бунина «Окаянные дни», в записи от 11 июня 1919 года, мы читаем:

«Едва дождался газет. Все очень хорошо:
«Мы оставили Богучар. Мы в 120 верстах западнее Царицына. Палач Колчак идет на соединение с Деникиным. »
И вдруг:
«Угнетатель рабочих Гришин-Алмазов застрелился. Троцкий в поездной газете сообщает, что наш миноносец захватил в Азовском море пароход, на котором известный черносотенец и душегуб Гришин-Алмазов вез Колчаку письмо Деникина. Гришин-Алмазов застрелился».

Они довольно весело и беззаботно проводили время, посещая рестораны и балы, иногда в компании с самим адмиралом, не обращая внимания на злопыхательства врагов Гришина-Алмазова.

Ее же саму, как и Анну Тимиреву, не расстреляли. Но в отличие от последней, проведшей в советских лагерях большую часть жизни, ей повезло больше. В мае 1920 года Марию. Александровну освободили из тюрьмы, а затем ей удалось эмигрировать. В эмиграции она написала записки, в которых рассказала о последних днях Колчака.

Вот, пожалуй, и все. На этом можно поставить точку в рассказе об удивительных зигзагах судьбы русского офицера, которому пришлось жить и бороться в смутное и страшное время кровавого междоусобья.

Источник