Кто такой отрядник в колонии
Тюрьма и жизнь за решеткой
Содержание
Новости
Поиск
«Воспитатели»
Вертухаи второго сорта
Много лет в местах лишения свободы наблюдал эту братию. Как я уже говорил, воспитательный отдел считается самым малоуважаемым. Именно поэтому там иногда служат крутые профессионалы.
Не подумайте, что я оговорился. Просто иногда тех, кого за проступки понижают в должности и звании, назначают отрядником. Это могут быть даже бывшие начальники колоний или замы по БиОР, которых не выгнали за «косяки», а дали доработать до пенсии.
Такие профи держат барак под контролем, подбирая сильного завхоза, докладывающего обо всех движениях среди зеков. Не всегда активисты боятся блатных. С блатными опытный отрядник тоже ладит, и они поддерживают дисциплину. Еще нужно поощрять тех, кто заслужил, разрешать им дополнительные свидания, объявлять благодарности, подписывать ходатайства на УДО. Главное, чтобы сотрудника уважали как держащего слово и побаивались. Потому что он может пообещать устроить наглецу «пресс» и выполнить свое обещание.
«Хозяин» и его замы обязательно знают про это. Пусть они и не любят такого отрядника, но все же отдают дань его профессиональным навыкам, порядку в бараке и всегда идут ему навстречу, не отказывая в подписи тех же поощрений и ходатайств для осужденных.
Это я описал идеальную картину, но она встречается редко. Чаще расклад бывает иной. Начальниками отрядов назначают или совершенно зеленых новичков, которые не годятся для работы в других отделах, или уволенных по сокращению из милиции-полиции. Выгоняют и сокращают далеко не лучших, и к тому же в зонах своя специфика. Да и реформы властей вносят сумятицу и хаос.
Но начальство не любит, когда воруют больше их, и может для примера прочим отдать под суд таких «оборотней в погонах». Поэтому отрядники и увольняются.
Не тронь мою «крысу»!
Так получилось, что знакомство с воспитуемыми он начал с меня. Вызвал в кабинет и заорал: «Встань смирно, когда разговариваешь с офицером!» Еще сдерживаясь, я заметил: «Командир, я не в армии. Да и когда это жандармы офицерами считались? Так что ты уже тоже не армейский».
Здесь еще важны интонация и выражение морды. Капитан закрутил головой, судорожно сглотнул слюну и резко протиснулся к выходу. Добежав до дежурки, он накатал рапорт.
Он не мог смириться с несправедливостью моих обвинений и не мог отдать столько денег или курева. Дневальный ломанулся к отряднику, дал ему весь расклад. Старый майор вызвал меня знакомиться. Но я попросил послушать у кабинета братву, а сам сказал майору, что боксер и плохо слышу. Отрядник принялся громко говорить, авторитеты в коридоре внимали ему с большим интересом.
После взаимного представления майор принялся хлопотать о своем стукаче-дневальном. Он начал стыдить меня и говорить, что из баула пропали две пачки, а не десять. Улыбнувшись, я выглянул в коридор и спросил братву: «Все слышали? У меня действительно пропали две пачки. Делайте выводы!»
Несмотря на мою откровенность, я снова отсидел в штрафном изоляторе и оказался в другом отряде.
Там рулил лощеный юноша с манерами неудовлетворенного гомосексуалиста. Юнец не носил форму, а вместо нее таскал поддельный «сто первый» «LeviS», немодный пиджак с нашитыми налокотниками и ботинки с дешевого вещевого рынка. Такой маскарад объяснялся тем, что этот отрядник раньше недолго числился опером в отделении милиции, а опера форму не носят. Видно, плохой он был сотрудник, раз его из ментовки выгнали и у нас только в воспитотдел взяли.
Этот манерный молодой человек строил из себя гениальную звезду сыска. Он пытался влезть в душу, протянул мне руку, предложил присесть, закурить, угощал чифиром. Сочувственно-покровительственно глядя на меня, он заявил: «Мы в ответе за тех кого приручили». Нацелившись на его подбородок, я снова сдержался и спросил: «Это ты про своих вшей лобковых рассказываешь?»
Летеха не нашелся с ответом и продолжал лезть в душу. Подстроившись под собеседника, я включил дурку, изобразил раскаяние и, якобы поддавшись на его уговоры, написал явку с повинной про нераскрытые делюги.
В числе прочего признался в том, что мы с гражданином Н-ским В. П. грязно надругались над гражданином В-ским М. А., изнасиловали его с особым цинизмом, после чего замуровали, чтобы скрыть следы преступления. Изнасилованный находится по адресу. (улица и номер дома), насильник Н-ский проживает. (адрес).
Юный летеха служил недавно и плохо знал сотрудников. Но всех волновало, как это я проведал настоящие адреса высокопоставленных вертухаев! Для развлекухи я сначала напустил туману, после чего увидел, что дело нешуточное, и дал расклад.
Бумажку со стола дежурного сразу убрали в сейф. Странно, но мою явку не отправили по инстанции. Объяснительную по данному поводу тоже не заставили сочинять. Даже в шизняк не закрыли. Начальство пыталось замять дело, но даже среди них нашлись вменяемые и ржали до истерики. Юный летеха надолго стал объектом для насмешек. Ну а меня снова перевели в другой отряд. На этот раз к опытному «зубру» из тех, кто все держит под контролем и с осужденными беседует смотря по личности. При знакомстве майор прямо сказал: «Ты мне не мешаешь, я тебя не замечаю. Иначе поссоримся».
Майор в коротких штанишках
Прибыв на поселение, я с горечью осознал, чем дальше зона от центра, тем запущенней в ней порядки и сотрудники. Умные люди в неволе не сидят и не работают, тем более на Северах.
Грязный майор повел нас на далекий склад получать спецодежду. По дороге он держался важно, не отвечал на вопросы, покрикивал на отстающих и матерился, разговаривая сам с собой. На поселении я пробыл два месяца и больше майора не видел. Он ушел в затяжной запой.
Здесь нас тоже никто не воспитывал. За нарушения и пререкания я снова оказался в старой зоне и вскоре освободился.
Капитан поведал, что у них такие порядки: все «хозбыки» начинают с низов, то есть сначала выносят мусор из камер, моют полы в коридорах и кабинетах, обслуживают помойку. После испытательного срока они могут подняться по карьерной лестнице в зависимости от профессии.
Отрядник. в силу образа жизни и алгоритма мышления, долго не понимал, шутят с ним или нет. Только когда я попросил у благодетеля облобызать в знак благодарности его руку, он отправил меня в камеру и больше не дергал.
Как свин превратился в кабана
Вскоре я попал на строгий режим. За то время, что я гулял на свободе, воспитательный отдел перестроился. Теперь начальники отрядов, по задумке реформаторов, должны были стать нашими чуткими наставниками, учителями и почти отцами родными.
Мы прикалывались и задавали вопросы по теме. От них отрядник терялся. Мы также интересовались посторонними вещами. Например, однополым сексом и можно ли нам им заниматься. Летеха краснел и, не реагируя на внешние раздражители, продолжал читать газеты и книги вслух.
Посовещались мы с вменяемыми парнями, собрали через поселенцев, замещающих на производстве начальников цехов, информацию о махинациях начальства. Отпечатал я компромат на машинке и подкинул отряднику в стол. Недаром Свинью держали в отсталом воспитательном отделе. Зная его самолюбивость, тупость и нелады с начальником, мы все верно просчитали. Отрядник отдал компромат в отдел собственной безопасности, надеясь, что «хозяина» посадят или уволят. Но «хозяин» воровал лес и платил дань наверх. Полковнику ничего не сделали, а сам начальник не стал увольнять доносчика. Он его перевел в дальний лесной филиал.
Семья Свиньи, наоборот, осталась в поселке, так как жена только здесь имела работу, а дети могли учиться.
В лесу Свин вообще одичал и спился. Он стал уже похож не на домашнюю свинью, а на кабана. Его часто били зеки-лесорубы. Жаловаться же капитан боялся, чтобы не уронить свой авторитет. Его жена стала изменять мужу с теми же арестантами. К нам в барак отрядником назначили Тимоху. Он много пил и никого не пытался воспитывать. Всем заправлял завхоз и умные зеки.
После этого поселения я сменил еще несколько зон всех режимов. Везде отрядники не блистали знанием психологии или просто жизни. Их самих было впору воспитывать и учить хорошим манерам.
В любом случае пользы от воспитательного отдела не много. Может, его пора переименовать, как переименовали ментов? Возможно, что с новым названием они станут работать лучше.
Начальник отряда. Часть последняя
Это завершающий пост серии историй от лица начальника отряда колонии строгого режима.
Все началось с небольшого комментария, который, благодаря вашим апвоутам, сподвиг меня разворошить свою память и в течение трех недель рассказывать Вам о своей прошлой работе:
Где-то за неделю до последнего рабочего дня я объявил своему отряду о своем уходе. На следующий день в мой кабинет было непрекращающееся паломничество осуждённых как моего отряда, так и других отрядов, которые мне ранее периодически приходилось без каких-либо доплат тянуть на себе, так как в начале 10-х годов численность начальников отряда была в критическом недостатке. Так однажды, когда была какая-то реформа, которая запретила служить людям определенного возраста, и сразу 5 начальников отряда были отправлены на пенсию. И естественно свободные отряды закрепили за оставшимися начальниками отряда. У кого-то было 2, у кого-то 4. Был случай, когда на мне числились как раз 4 отряда (в одном примерно 100 осужденных). Кожаная папка для документов, с которой начальник отряда не расстается ни на минуту, находясь на рабочем месте, просто трещала по швам от количества содержащейся в ней корреспонденции от осуждённых. «Прощальные разговоры» были о разном, кто-то интересовался планами на будущее, кто-то заходил сказать слова благодарности за помощь в различных ситуациях (были кого не раз отмазывал от посадок в ШИЗО за пустяковые нарушения, но попавшиеся начальству не в то время). Не забыл посетить напоследок и осуждённых своего отряда, но находящихся в ШИЗО и ПКТ.
В последний рабочий день принес несколько коробок чая и шоколадных конфет. Часть оставил на кухне для мужиков, часть отдал осуждённым с пониженным социальным статусом, которые исправно намывали мой кабинет в течение всех этих лет. Им же кстати и оставил свой электрический чайник. Затем выпили с завхозом по кружке чая, чифир сколько не предлагали мне, так и не решился попробовать, хотя скорее всего многого я не потерял.
И вот последняя вечерняя проверка. Все на месте. Попрощался перед строем и покинул стены колонии. Спустя пару часов проставился сослуживцам за свое отбытие и утром нового дня уехал.
Хочу поблагодарить всех тех, кто подписался на меня, читал мои истории, комментировал, задавал вопросы. Все это вряд-ли было бы мной написано, если бы не было Вашей заинтересованности.
12 часов за колючей проволокой: как я работала начальником отряда в женской колонии
Я – начальник отряда в женской колонии. Точнее, сразу двух. У меня около 100 подопечных. Всех я знаю по имени и отчеству. Знаю все их проблемы.
На один день журналист портала KOTROMA.TODAY Мария Роганова примерила форму майора, провела один день в качестве начальника отряда женской колонии в Прибрежном, и рассказывает, что из этого получилось.
Берцы, бушлат и хорошая память
В новой форме было сначала непривычно. Но бушлат — очень теплый.
После этого мы отправились в пункт досмотра. Там симпатичная женщина в форме специальным прибором проверяла, не принесла ли я чего-то запрещенного. С собой у меня был только блокнот, поэтому ничего страшного у меня не обнаружили. Потом разрешили попробовать воспользоваться прибором мне. Для проверки мне дали одного из самых серьезных сотрудников колонии – замполита. Я проверила все, как надо – одежду, обувь и даже шапку. Тоже ничего не нашла.
Ничего незаконного у замполита не нашла.
И вот мы направляемся на инструктаж. Заместитель начальника колонии Наталья Логинова рассказала все, что нужно знать начальнику отряда. Например, имена, фамилии и отчества всех осужденных. Я, если честно, никого не запомнила. Рассказали правила поведения, и мы отправились в сам отряд.
В этот день все было по-настоящему. Многие осужденные, по-моему, даже и не поняли, что я журналист – вели себя со мной, как с новым начальником отряда.
Пицца и стиральная машина
В отряде №6 нас встретила дневальная. Это одна из заключенных – миловидная девушка с большими глазами. Кстати, большинство осужденных, как мне показалось, очень хорошо выглядят – все с макияжем, прическами. Если честно, заключенных мы представляем совсем не так — если бы я встретила их на улице, в жизни бы не подумала, что в их жизни была колония.
Все кровати должны быть одинаково заправлены. Лежать на них можно только ночью, а также тем, кто болеет, либо нес ночное дежурство.
Мы направились к спальне. Спальня пустая, все кровати одинаково заправлены. Только на самой дальней спит женщина.
«Кто это?» — поинтересовалась я.
Наталья сказала, что эта женщина – дежурная. Она всю ночь сидела и смотрела за обстановкой, поэтому ей положен сон с 6 утра до 15 часов. Остальным осужденным лежать на своих кроватях запрещено режимом. Отбой – в 22 часа, подъем – в 6 утра. У всех спальни похожи на армейские, да и распорядок дня — тоже.
В тумбочках можно хранить только самое необходимое.
Но вернемся к спальне. Я, как начальник отряда, должна проверить тумбочки. Заглянула в несколько, раз положено, но ничего запрещенного не нашла.
Идем на кухню. Девушки рассказывают, что приготовили пиццу – в лаваш добавили начинку, а продукты купили в магазине. В магазине, кстати, неплохой выбор.
Холодильник тут забит едой. Говорят, что в женскую колонию можно приносить посылки без ограничения по весу. Но и женщин в отряде много — 56. Поэтому и продуктов так много.
У каждой женщины есть вот такой мешок с личными вещами, которые нельзя хранить в тумбочке. У некоторых таких мешков — по три.
После этого девушка повела нас на склад. Здесь хранятся вещи осужденных, которые нельзя держать в тумбочке. А держать в тумбочке нельзя ничего, кроме пачки сигарет, книги и лекарств. Так что на складе лежат целые тюки. Каждый – должен быть не больше 50 килограммов. К каждому тюку прикреплены неудачные фото женщин (как с ориентировки), информация с их датами рождения, началом и окончанием срока, а также список вещей, которые лежат в тюках.
Еды в холодильнике много. Женщины пытаются готовить что-то вкусненькое.
Мне предложили проверить один из тюков на выбор. Начальники отряда делают это раз в неделю. Я долго собиралась с мыслями, потому что копаться в чужих вещах мне совершенно не нравится. Но раз уж я решила полностью вжиться в образ – взяла один из тюков. Количество вещей в нем указано не было, что является нарушением. Лежали там полотенце, детектив, мыльница, а еще жевательные подушечки в целлофановом пакете. Они в списке указаны не были. Так за 5 минут я нашла сразу два нарушения.
Железных кружек здесь, кстати, не бывает, как и решеток.
Но со склада я не ушла – посмотрела на сроки и статьи женщин. Большинство – за наркотики.
Здесь есть душевая кабина и стиральная машина.
Дневальная повела нас в ванную. Это огромное помещение с двумя душевыми кабинами, туалетами и раковинами. Стоит здесь даже стиральная машина. Низ у одной из душевых кабин немного отваливался.
«Мы сегодня вечером починим», — пообещала дневальная, подпирая отвалившуюся железку ногой.
Тут замначальника колонии сказала, что у женщин хотят забрать стиральную машину, потому что они тратят много воды. Дневальная сурово ответила, что все у них по графику – стирают с 17.00 до 21.30. Моются тоже. Дневальной тут тоже приходится несладко – за все косяки, если что, придется отвечать ей.
20 лет одиночества
После этого с отрядом №6 мы распрощались. Дневальная громко доложила отряду №4, что проверка направляется к ним. Отряд №4 – образцово-показательный.
В отряд попадают женщины, которые хорошо себя ведут и работают. Помещения тут отличаются, а спальня и вовсе похожа на недорогую гостиницу. Также здесь разрешено больше свиданий.
Все постельное белье должно быть проштамповано. Проверять это должны дневальные.
Самым ответственным шагом в этом отряде у меня был прием граждан. Осужденные обращаются к начальнику отряда по любым вопросам – узнают про режим, спрашивают разрешение на что-то, показывают фотографии детей и просто изливают душу. Именно по последнему поводу ко мне на прием и пришла дневальная. Назовем ее Катя — высокая стройная красивая блондинка.
Всё было по-настоящему — даже табличка на кабинете.
Выяснилось, что этой миловидной красавице уже почти 50, а сидит она здесь уже…12 лет. Осталось еще 8. Надеется на досрочное освобождение. Катя попала сюда, когда ее сыну было 2 года, а дочери – 14.
«Я не знаю, как быть с сыном. Ему в мае 13 лет, воспитывает бабушка, ей 74 года. Бабушка жалуется, что никак не может с ним совладать. Она ему все запрещает, а я все разрешаю», — спрашивает Катя.
Осужденные изливали мне душу.
Бабушка с внуками живет в Новосибирске. Сын видел маму всего один раз в жизни, но постоянно созванивается с ней. В колонии разрешено пользоваться телефоном 15 минут в день. Дочь с мамой не общается и ни разу не приезжала. К Кате вообще больше никто не приезжает.
«Сын должен был родиться в мае. А в апреле у моего мужа, которому тогда было 29 лет, обнаружили последнюю стадию онкологии. Он «сгорел» за 26 дней, так и не увидев сына. Я осталась с двумя детьми и долгами», — рассказывает женщина.
Суд назначил ей 20 лет колонии за организацию банды по распространению наркотиков. Это один из самых больших сроков.
«Им выговориться надо»
Начальники отрядов знают истории всех осужденных. Некоторые женщины рассказывают чистую правду о себе, некоторые выдумывают часть своей биографии. Но начальникам все равно приходится слушать длинные рассказы и давать советы.
«А есть лимит по времени на прием одной осужденной?» — спрашиваю я у одной из начальниц отряда.
«Нет, конечно. Неужели я их выгонять буду? Им выговориться надо», — ответила она.
На улице сыро, холодно и идет дождь. Сейчас должно быть построение. Мне нужно было называть фамилии осужденных, а они делать шаг вперед и называть имя и отчество. Но в мой приезд женщин пожалели из-за непогоды. На плацу грязно и промозгло.
Это осужденные-рецидивистки. Некоторые из них еще очень молоды.
«Они ведь сейчас ругаться начнут, что в такую погоду их вытащили», — сказала одна из сотрудниц колонии.
Но построение я все-таки видела. У женщин-рецидивисток – тех, которые в колонии уже не первый раз. Они, как мне показалось, действительно ведут себя как-то агрессивнее.
Здесь пекут очень вкусный хлеб.
Сейчас у них есть проблема – закрытый спортзал. Когда мы сопровождали этих барышень на обед, одна из них долго упрашивала своего начальника отряда открыть ей, наконец, спортзал.
«А кто вас туда сопровождать будет? Руководство колонии боится, что вы все там разгромите», — ответила заместитель начальника колонии.
«То есть, одним можно, а нам нельзя? Посмотрите вообще, в каких мы условиях живем. Как в бутылке!» — возмущалась осужденная.
«Нет, и в тех отрядах, и у вас есть такие женщины, которые не очень бережно относятся к имуществу колонии. Но насчет спортзала мы подумаем», — пообещала Наталья.
Похожих поделок в колонии очень много. Женщинам тут сложно без любви и мужчин.
Вообще в колонии женщины много чему учатся. Кто-то поделки делает, кто-то шьет. Многих дисциплинирует режим. Странно звучит, но некоторые родственники благодарят сотрудников колонии, говорят: «Мы теперь хотя бы знаем, что она у нас не по улицам шатается, не колется и не спивается».
Говорят, что некоторые даже выглядят лучше – режим в колонии оказывается у них более здоровым, чем на свободе. Пропадают мешки под глазами, фигура становится более женственной.
Трясутся руки
Осужденным очень сложно привыкнуть к свободе после долгих сроков. Мне рассказали про одного мужчину, который отсидел 20 лет, и за несколько месяцев до освобождения его отпустили в отпуск. Так вот, он врезался в раздвигающиеся двери в торговом центре, когда увидел кассы самообслуживания в магазине, испугался и убежал. Он ничего этого не видел раньше.
Охрана следит за поведением осужденных. В журнале записываются все нарушения.
Пока мы ждали замполита, к одной из начальниц отряда подошла осужденная. У нее тряслись руки. Она попросила подписать обходной лист.
«Что руки-то у тебя трясутся?» — спросила начальник отряда.
«Так, освобождаюсь», — сказала дрожащим голосом женщина.
Она провела в колонии почти 7 лет. Тоже за наркотики, как и большинство.
Мужчины и коты
Колония есть колония, и женщинам, похоже, не хватает мужского внимания – один из отрядов даже кота в честь нового сотрудника-мужчины назвал. Мужчин здесь мало, при этом женщины почти всегда при макияже.
Осужденных здесь, кстати, отпускают в отпуск на 12 рабочих дней. Да, они спокойно могут уехать домой – если не нарушают режим. Правда, перед этим нужно пройти много согласований и дать клятву перед другими осужденными. Эта клятва здесь – самое значимое. Потому что, если что, у других осужденных отпуск будет под вопросом.
Эта книга лежала в тумбочке у болеющей женщины. Все книги тут должны быть проштампованы.
«Я когда в первый раз отпускала осужденную в отпуск, у меня сердце бешено билось. Она должна была мне отзваниваться в определенное время по вечерам. А тут не отзвонилась. Я места себе не находила, ночь не спала. Но она все-таки сообщила, что все хорошо. Вернулась вовремя», — рассказывает начальник отряда Наталья.
Женщины до последнего надеются на досрочное освобождение, чтобы вернуться к обычной жизни.
Мой рабочий день в колонии заканчивался. Мы сидели в кабинете психолога. И мне сильно захотелось обратиться к ней за помощью. Потому что работа – психологически очень тяжелая, как будто сам находишься за решеткой. Я думала о судьбе одинокой Кати, которой сидеть 20 лет, о человеческом выборе и поломанных судьбах — даже один день в колонии исключил меня из жизни почти на неделю. Не зря начальники отряда частые гости психолога, иначе, мне кажется, от количества людских бед можно сойти с ума.
Когда-то в детстве, когда я проявляла не лучшие стороны своего характера, некоторые родственники шутили, что моя идеальная работа – надзиратель в тюрьме. Кажется, такого наказания я не заслужила.