Сделаем вид что ничего не было
Давай сделаем вид, что ничего не было
Первый месяц меня просто не было. Был кожаный мешок с костями, который умудрялся перемещаться в пространстве. Позже, вспоминая те дни, я удивлялась, как вообще ходила, держала тело в вертикальном положении и где брала силы переставлять ноги! Потом прочитала притчу про ангела-хранителя.
Все сразу встало на свои места, и я поняла, что не одна. Бог никогда не оставляет нас одних и не дает испытаний, которые мы не сможем вынести. Так что, надо только потерпеть.
Событий в первый месяц было немного, каждый день одно и то же: утренняя истерика в ванной с беззвучными рыданиями; на работе после каждой встречи с тобой в коридорах – срочно возвращаюсь в кабинет, прижимаюсь спиной к стене и стекаю по ней на пол, плачу до чьих-нибудь шагов, спрашиваю у неба, «когда все это кончится?», и иду шевелиться дальше; вечерняя истерика под душем; ночные слезы каждый раз, как просыпаюсь, а просыпалась я бесконечное количество раз. В тот месяц я упала на самое дно себя, не знала, что там так глубоко. Познакомилась со своим дном, нормальное, ничего криминального. Я была очень черной тогда, все вокруг было черным, помещения были темными, будто мы вдруг решили экономить электричество. Единственное место, где было светло, был кабинет директора, но об этом позже.
Там, на дне, меня посетила страшная мысль, очень хотелось перестать существовать. Но был один аргумент встречать рассветы. Оказывается, я не такая уж эгоистка, вполне ответственная личность. Друзья говорили, что я перестала улыбаться и, пока все веселятся, ищу угол, где бы лечь и помереть. Это меня улыбнуло. Значит, я есть, и меня видно.
Долго так продолжаться не могло, надо было что-то делать. Сильно терзал вопрос «почему?», который быстро сменился вопросом «зачем?». Приступы истерики заставали врасплох в любом месте в любое время, меня это начало злить, и я всем своим существом беззвучно кричала: «Хватит!», потом чуть тише: «Ну, пожалуйста, хватит!», а потом изо всех сил: «Зачем?». Мне надо было понять, зачем. Думала, если пойму, все пройдет. Это просто какой-то урок или задание, и, когда я пойму, что от меня требуется понять или сделать, сразу отпустит (или отпустят). И я начала искать, искать ответ. О, он мог быть где угодно, а кто угодно мог быть его носителем, нельзя было упускать ни единого штриха Вселенной, надо было собрать каждую пылинку, щепку, клочок бумаги, услышать каждый шорох …
Иногда я уезжала в командировки. В этих городах я прислушивалась ко всему еще сильней, специально забиралась в толпу, вдруг кто-то что-то скажет, догоняла разговаривающих людей, чтобы услышать обрывки их фраз, которые могли бы мне о чем-то сообщить. Я внимательнейшим образом относилась ко всем звукам, надписям, знакам. Если несколько раз попадалось одно и то же число, то бросалась искать его значение в интернете. Каждое место, в которое я приезжала, находилось рядом с каким-нибудь храмом или церковью, я туда, конечно, заходила. Стояла и слушала вокруг, погружалась в себя, плакала, сидела там на скамейке просто так. Ко мне подсаживались люди, и вот тут я напрягалась и готовилась впитывать всем телом. Но чаще всего помощь оказывала я, а не мне. Успокаивала и поддерживала их в меру своих скудных сил, просто выслушивала. Видимо, в моих страдальческих глазах люди видели столько понимания, что им становилось легче, они благодарили, желали удачи и уходили. Мне нужна была удача, я искала ответ.
— Двадцатки не будет? Взял бутылку и должен остался.
— А пить бросить не пробовали?
— Ну вот, тоже меня воспитывать будешь!
— Почему тоже?
— Сын мой с внуками все пытались меня перевоспитать, теперь уж не разговаривают совсем.
В общем, этот мужчина – бывший полковник, у него есть сын и приемная дочь, которую он удочерил, когда умерла его жена. Когда умерла его жена, он запил, его сын отчаявшись привести отца в чувства, перестал с ним общаться и внукам не дает. Так этот человек пил, пока жизнь не столкнула его с девочкой лет восьми, сиротой. Он добился усыновления, начал работать. Но не смог. Девочка теперь в детском доме, наверное, а он на привокзальной площади, знакомится с разными сумасшедшими, вроде меня, и гробит алкоголем свой организм. Я не такая наивная, прекрасно понимаю, что все это можно придумать. Но еще до того, как он мне это рассказал, я обратила внимание на его очень грамотную речь, образованность и контраст общего развития на фоне картины его бытия.
— Вам бы книжки писать, а не пить! – советовала я.
— Какие книжки?! У меня образование хоть и высшее, но одно! – и засмеялся, как-то горько, будто жалея, что я разбередила его тихое пьяное болотце своими нелепостями.
Я угостила его купленными в кафе фаршированными блинами, а он рассказал мне свою историю. Историю о том, как потеряв любимого человека, он потерял себя и свою жизнь. Всюду одна только любовь. Если мир будут сотрясать землетрясения от падающих с неба астероидов, настигнут самые ужасные катастрофы и болезни, люди все равно будут думать о любви, а самой сильной болью будет боль от потерь и предательств. Что же это за субстанция такая, и почему одни ставят ее выше всего, а другие наивно полагают, что достаточно сильны, чтобы справиться с этой «ерундой»?
Мои ежедневные истерики не прекращались, та же частота, та же интенсивность. В моменты приступов казалось, что череп разрывает изнутри. Сейчас я уже не могу вспомнить и описать всей полноты той изуверской боли, да и слава Богу! Помню, что иногда после очередного я выходила в коридор из своего кабинета, а там ты шел мне навстречу. Я ненавидела эту твою улыбочку. Не знаю, что она означала, но мне тогда казалось, что ты насмехаешься надо мной. Думаю, что это вовсе было не так, но тогда это причиняло дополнительные страдания. А потом ты уехал, и я вздохнула с облегчением, теперь я могла ходить спокойно и не бояться столкнуться с тобой. Когда ты приехал, уехала я. В командировку на три недели. Эта командировка вытянула мою реанимацию до пятидесяти процентов.
Началась она с аварийной посадки на запасной аэродром. Мы подлетали к пункту назначения, но снизиться нам не удалось, самолет начинало болтать, как картонку. И знаешь, мне было от этого так весело и радостно, будто я на аттракционе. Обернувшись и увидев людей, вцепившихся мертвой хваткой в ручки кресел, некоторых молящимися, мне пришлось отвернуться к иллюминатору, иначе меня приняли бы либо за сумасшедшую, либо за террористку, улыбка была явно неуместной. Но мне было весело, с тем же весельем я подумала, вдруг упадем?! Мой сосед, глядя на мою радость, решил, что или такая родилась, или потом головой ударилась, еще был вариант, накурилась. Сам он чуть не поседел. Потом нам сообщили, что мы летим на запасной, я сказала, хорошо, как раз там никогда не была, куплю колокольчик. Народ обернулся, и я замолчала. Я поняла потом, отчего было так хорошо в той болтанке, просто мне были нужны другие эмоции, сравнимые по силе с теми, которые я испытывала последнее время. Сравнимой по силе оказалась лишь угроза падения с высоты в девять тысяч метров.
Я задумалась. Была одна особа, к которой я испытывала отнюдь не добрые чувства, я думаю, ты понимаешь, о ком я. Гордыня?
— Может быть. То есть получается, я считаю себя чем-то лучше ее и поэтому испытываю к ней негативные эмоции?
— Именно. Умничка!
Так. Действительно, с чего это я взяла, что я лучше? У меня нет повода так думать. Может быть, она вообще совершенно замечательная девушка. Исходя из теории равенства, мы с ней абсолютно равные, никто из нас не лучше и не хуже. И как только я поняла это всем своим существом, мгновенно перестала ее ненавидеть, я ее даже почти полюбила, ну, по крайней мере, искренне пожелала ей удачи и всего хорошего. Пока я скрипела мозгами, мой новый знакомый смотрел на меня молча и одобрительно улыбался. Я была довольна собой, а он мной.
— Спасибо! – расчувствовалась я.
— Не за что, ты сама!
Мы разговаривали с Сергеем каждый вечер, когда оба возвращались с работы, он рассказал мне много интересного из своей жизни. Бывший наркоман, которого чуть не упекла в психбольницу собственная мать. Это была другая жизнь, сегодня этот человек рассуждает о жизни, философии, помогает всем подряд и мечтает бросить курить. Я думаю, его и Сергеем-то зовут для того, чтобы научить меня спокойно реагировать на это имя. Встреча с ним дала мне понять, что Вселенная и не думала оставлять меня одну, я всегда была под присмотром, просто кое с чем меня учат справляться самостоятельно. Меня охватило такое чувство благодарности и безграничного доверия к ней, что я могла бы, наверное, прыгнуть с моста в полной уверенности, что останусь в целости и сохранности. И, кстати, я прыгнула, метафорически, конечно.
Приближалось Крещение, но купание в реке в городе власти запретили, так как лед из-за отсутствия морозов был тонким. Все в нашей гостинице расстроились и озадачились, как быть. И тут кто-то предложил, кажется, это был как раз Сергей, поехать в некую слободу, что в ста километрах от города. И вот, мы едем на нескольких машинах за сто километров от чужого для меня города купаться в проруби. Я одна в машине почти незнакомого огромного мужика. Когда я садилась в его машину, у меня и тени сомнения не возникло, что я все делаю правильно, мысль о том, что, в принципе, есть чего бояться, возникла только в середине пути, но я отогнала ее, напомнив себе, что у меня есть моя Вселенная, все будет хорошо.
Когда мы туда приехали, было уже часа четыре вечера, начинало смеркаться, а дорогу еще не дочистили. Мы дождались, когда ее расчистят и уже в темноте добрались до места. Одно неловкое движение рулем и колеса соскользнули с колеи и уперлись в свеженький сугроб. Мы переглянулись и рассмеялись, по дороге мы обсуждали вероятность того, что понадобится лопата, и понадеялись, что не понадобится, ибо в машине ее попросту не было. Мы ехали последними, остальные уже скрылись из виду, и мы оказались в темноте с единственным источником света, фарами автомобиля. На наше счастье, мы находились на территории поселения, надо было всего лишь дойти до ближайшего дома. Ближайший дом оказался пустым, но навстречу попался молодой паренек, лет пятнадцати максимум. Он взялся нам помочь с неожиданным энтузиазмом, сбегал за лопатами, и они с Сергеем стали откапывать, причем Сергей работал так, будто именно этого ему и не хватало последние годы. Он раскраснелся и улыбался от уха до уха, совершенно довольный происходящим. Парень помог вытолкнуть машину, показал, куда ехать, и исчез по своим делам.
— Что мы такого с тобой сказали или подумали, а? – подмигнуло мне улыбающееся лицо.
— Не знаю, ты не матерился на чистильщика?
Он рассмеялся.
— Может быть.
Немного отступлю, чтобы рассказать небольшую историю, случившуюся с моим другом, когда они с коллегой ехали в одну из командировок. Ехали они на машине. В одном с Сергеем дворе жила женщина, которая работала продавцом в круглосуточном киоске там же, рядом с домом. Эта женщина когда-то очень давно имела несчастье конфликтовать с еще не таким как сейчас разумным ним. Дама она была в принципе не самой легкой судьбы, и как-то очень для себя логично оказалась в тюрьме. Оттуда она вышла еще более неприятная для нашего героя и стала работать в упомянутом киоске. Он старался туда не ходить, чтобы только с ней не пересекаться, если сталкивался, не здоровался, в общем, всячески игнорировал ее существование. Была в его к ней отношении даже какая-то брезгливость. Так вот, едут коллеги по трассе, рассуждают опять-таки о чувстве равенства, как вдруг, непонятно каким образом, сталкиваются с впереди ехавшей машиной, и она улетает в кювет. Каково же было его удивление, когда водителем машины оказалась именно та женщина. У нее был перелом ноги и еще чего-то, у пассажирки ушибы, а Сергей с другом только помяли бампер. Они вызвали скорую, эвакуатор, все уладили, а Сергей ходил потом в больницу по несколько раз в неделю, носил ей фрукты и лекарства. Ему пришлось с ней поговорить, он признался в своей неприязни к ней, извинился, и они подружились. Мораль сей басни такова, что он за свою гордыню отхватил пощечину с размаху, но как человек разумный правильно все понял и исправил.
Мы взяли на заправке кофе и конфет и всю оставшуюся дорогу пытались поднять друг другу настроение. В ту ночь я уснула очень быстро, но спала неспокойно от переизбытка эмоций.
Когда мама увидела мое плачевное душевное состояние, она сунула мне молитвослов. Это такая стадия взросления, я где-то прочитала, когда вдруг взрослый человек начинает активно посещать церковь, ездить по святым местам, читать молитвы … Так вот, моя мама повзрослела и вместо обычных нравоучений подала мне небольшую черную книжицу. Когда я собирала чемодан в командировку, она позвонила и велела взять ее с собой, так что молитвослов лежал на дне чемодана и ждал своего часа. Его час наступил однажды вместе с появлением у меня мысли о роли разнообразных Сергеев в моей жизни. Я открыла оглавление и нашла молитву к Сергию Радонежскому «Об исцелении души». Надо ли говорить о том, что моя душа как никогда нуждалась в исцелении. Я открыла ее и начала читать, потом еще раз и еще. На третьем повторе разревелась. Вскоре постучал Сергей. Он спросил, что это я без настроения, я ответила, что пытаюсь отпустить одного человека.
— Правильно, незачем его держать.
— Понятно, что незачем, я бы отпустила, да меня не отпускает.
— А чего ты хочешь?
— Я хочу, если все это хоть что-то значит и по-настоящему, то чтобы у нас был шанс, и чтобы что-то произошло в этом направлении. А если нет, то пусть в моей душе наступит покой, уйдет эта боль и все пройдет.
— Татьяна Сергеевна, до тех пор, пока ты не возьмешь из этой ситуации все, что тебе положено взять, не пройдешь через это до конца, ничего не пройдет.
— И где этот конец?
— А это не тебе решать! Ты думала, почему это вообще могло произойти?
— Конечно. Одна причина, по крайней мере, у меня есть.
— Просвети.
— Ну, я завязла в своем болоте, мне там было тихо, тепло и уютно, зона полного комфорта. Знаешь же, что, когда долго в этой зоне, развития никакого, плесневеешь. А мне вот там так уже привычно хорошо было, что, когда моя подруга влюбилась, я смотрела на ее треволнения и говорила, что мне вот этого уже не надо, я мол уже все, отвлюблялась, меня мой покой вполне устраивает. Ну, и влипла, полгода не прошло.
— Возможно, это и есть причина, но, думаю, есть еще и цель.
— Какая?
— Время покажет. Скорей всего, тебе предстоит удивить себя, сделать то, чего от себя не ожидаешь, много понять, к чему-то прийти. Не надейся, что это скоро произойдет, так что запасись терпением.
Я глубоко вздохнула.
— Хоть бы чуток полегчало, а то иногда дышать невозможно.
— Пойдем, у меня в машине есть записи, я слушаю в дороге иногда.
— Что за записи?
— Ошо. Очень правильные вещи говорит.
— Хорошо.
Мы сидели в машине и слушали, как чей-то мужской голос декламировал истины от лица Ошо. Тогда он мне показался слишком категоричным, хотя, возможно, это голос виноват. А может быть, мое сознание было еще затуманено болью и отчаяньем и не воспринимало так, как было нужно. А может и не было еще нужно, я была не готова. Сергею я ничего не сказала об этом, а только старалась максимально открыться для восприятия. Когда мы вернулись в гостиницу, он прислал мне на почту ссылку на мантру любви и нежности в YouTube. Я слушала ее раз десять в ту ночь, уснула под нее и слушала потом каждый день. Кроме нее я нашла еще много других подошедших мне мантр, они приносили мне успокоение, я была благодарна Сергею за это. В ответ я поделилась с ним случайно найденным Олегом Торсуновым, которого я тоже слушала каждый вечер перед сном, я засыпала под его лекции, вернее под его голос. Много я почерпнула от этого человека, хотя и не со всем была готова согласиться, из чего сделала вывод, что как женщина я так себе, полуфабрикат, есть, куда расти, на что мне ответили, что всем есть, куда расти, другое дело, что не все этого хотят. А раз я хочу, то молодец! Вообще мой друг сказал мне: «Татьяна Сергеевна, в тебе настолько всё хорошо, что ты просто не можешь в это поверить, и поэтому мучаешься!». Сомнительной правдивости утверждение, но вместо самобичевания, я стала искать в себе хорошее, выполняя задание высказавшегося. Ну, нашла кое-что.
Командировка длилась уже больше двух недель, хотя планировалось три дня. Я была рада задержке, это было нужно, но теперь, когда столько всего произошло, услышано и понято, мне вдруг резко надоело ходить в одной и той же одежде. Это был явный признак, что пора. Я стала приставать к экспертам, чтобы они выдали мне все замечания, устранить их и уезжать. И они пожаловались на меня начальнику отдела экспертизы. Начальник этот позвал меня и сказал:
— Поезжайте, Татьяна, домой!
— Я еще не закончила!
— Пока нечего Вам дать, потом руководство Ваше приедет, будет разбираться.
— Хорошо.
И уже за спиной услышала его ворчанье: «Ходят тут девушки красивые, работать мешают!». Красивые?! Я три недели намеренно выглядела, как чучело, не взяла с собой ни одной юбки, всю дорогу в очках, не красилась. Мужчины, с вами все в порядке? Либо «красивой» я стала уже к концу третьей недели, лишив свое лицо вселенской печали, а вместо неё нацепив улыбку. Что ж, тем более надо ехать. Кроме прочего, я совершенно четко осознала, что работать с тобой в одном здании выше моих сил, и по приезду решила уволиться.
Город провожал меня метелью. Администратор гостиницы вела себя как тетушка, провожающая племянницу, позаботилась, чтоб меня накормили обедом пораньше, заказала такси, довела до машины, и на ее лице читалась совершенно искренняя забота, она меня только что не расцеловала напоследок. Таксист оказался чудным, какими-то тропами объехал пробки, довез раньше срока и все время успокаивал с такой добротой в голосе, будто я некий хрупкий сосуд, крайне ценный. И вот я, окутанная облаком нежности и доброты покидаемого города, села в самолёт. Домой! Я везла отсюда огромный багаж, мне не попалось ни одного агрессивного или хотя бы нервного человека здесь, все были со мной вежливы, добры и даже заботливы. Всё здесь относилось ко мне бережно, охраняло и оберегало, я думаю, даже больше от себя самой, чем от чего-либо еще. И я испытывала благодарность. Сидя в самолете, я благодарила этот город за все. Под мою дверь стал робко пробиваться свет.
Выйдя на работу, я тут же написала заявление на увольнение. Одни меня называли смелой, так как на вопрос куда я отвечала, никуда, просто устала, другие по тому же поводу, отзывались не столь лестно, но все удивлялись. Больше всех проявил участия в этом деле директор. Он не хотел меня отпускать, предложил взять отпуск сначала, уж если не передумаю, тогда … Столько хорошего о себе я и подумать не могла, сколько услышала вдруг от него и других людей. Уверена, что были и по другую сторону, без этого никак. Думала, что по другую как раз больше. Сергей был прав, я многого о себе не знала. Никакой гордыни, просто я все время приуменьшала свои достоинства, никогда не давая себе оценки, хоть немного близкой к реальности. И уж совершенно точно, я никогда не думала, что такой ценный работник! Но, мой дорогой директор, я не могу больше здесь оставаться, все за пределами Вашего кабинета покрыто мраком, я хожу там по абрису, ориентируясь на звук. Просто инстинкт самосохранения.
Этот славный человек вел со мной долгие беседы до, во время и после увольнения. При чем оказалось, он на той же частоте, что и Сергей, только уровнем повыше и светлей. Он продолжил то, что делал с моим сознанием Сергей, и пожелал в итоге удачи. Это был очередной человек, которому я стала благодарна и о котором вспоминаю с теплом и улыбкой. Он добавил света в тот скудный пучок под дверью.
Итак, я свободна. Приняв решение не работать, пока не буду к этому готова, сначала я хорошенько наревелась. Первый месяц свободы, четвертый после тебя каждый день начинался с медитации, потом по графику рыдания, сопровождающиеся битьем дивана, ну, а потом прогулки, походы по музеям, выставкам, и ни одного магазина.
Через какое-то время я решила закончить диссертацию, ты мне сказал когда-то, закончи то, что начала! Ну, я ж послушная. В один из дней, когда было особенно туго, я поехала к подруге, которая любит рисовать. На тот момент она увлеклась маслом. Я села рядом и нарисовала то, что максимально отражало меня тогда. Это было разорванное в клочья сердце на фоне голубого неба, внутри него тоже было небо. И меня понесло, я стала рисовать, причем, если я садилась за работу, не могла встать, пока не закончу. Иногда я заканчивала в 4-5 часов утра, тут же фотографировала и отправляла ей, чем научила ее оставлять на ночь телефон без звука. Когда я рисовала, то входила в какое-то медитативное состояние, мысли отступали, я думала только о том, что делала. Тогда я поняла, что значит, находиться здесь и сейчас.
Мне нужно было заполнить свои дни до отказа, не оставив себе времени на страдания. Поэтому я записалась еще и на уроки игры на гитаре. Потом начались лекции в универе, рисование, гитара, написание диссертации, чтение, медитации, я очень старалась. Я старалась непременно выплыть на поверхность и начать жить без надрыва, я не хотела быть этакой страдалицей. Но, к сожалению, не все зависело от меня. Стоило ослабить хватку, как водичка из глаз текла самопроизвольно, но уже гораздо, гораздо реже. И тут появился ты. Зачем? Ты сказал, просто так. Меня сразу основательно отбросило назад. Что ты сделал? Ты просто прислал смайл, улыбочку. Мне бы не отвечать, но я же добрая, к тому же, а вдруг … Нет, не вдруг, просто так. О чем ты думал? Я помню, что после этого попросила тебя отпустить меня, раз уж я тебе не нужна. Ты промолчал, я приняла это за согласие.
Теперь начинать заново. Я еще не знала, что начинать заново мне придется снова и снова, потому что ты будешь появляться снова и снова и каждый раз «просто так». Как дела, как успехи, просто привет, просто смайлик, ты будешь делать это каждые 2-3 месяца на протяжении полутора лет. Я каждый раз буду просить тебя оставить меня в покое. Однажды на мое предложение сделать вид, что ничего не было ты даже скажешь: «Как я могу тебе отказать?» и исчезнешь, но только до следующего раза.
Я стала читать Ошо, теперь я для него созрела. Прочитала все, до чего дотянулась, супер. Послушай только:
«Когда сердце настолько жаждет истины, покоя, религии, однажды ты встречаешься лицом к лицу с солнцем, которое разгоняет всю тьму жизни».
«Любви не просят — она никогда не добывается просьбами. Любовь приходит через отдавание — это наше собственное эхо».
«Любовь для тебя — огонь, и я молюсь Богу, чтобы твое эго сгорело в нем». (Это горит мое эго, оказывается).
«Воспринимай жизнь легко и естественно, такой, какой она приходит. Приветствуй ее в ее нескончаемых формах проявлением полного принятия».
«Где истина? Не ищи ее — разве кто-то находил истину через поиски? Ведь в поиске присутствует ищущий. Поэтому не ищи, а потеряй себя. Потерявший себя находит истину».
«Отпусти себя полностью, подобно плывущей по реке лодке. Не нужно грести, просто позволь ей свободно следовать течению. Тебе не надо плыть, просто следуй течению, и тогда река отнесет тебя к океану. Океан совсем рядом — но только для тех, кто следует за течением, а не плывет».
«Ты есть, как ты есть — не стремись измениться. Не плыви в жизни, просто следуй за течением, как листок в ручье».
«Умри для того, чтобы ты мог жить! Когда семя уничтожает себя, оно становится деревом; когда капля теряет себя, она становится океаном».
«Где отыскать истину? Видишь ли, ее ищут внутри самого себя, внутри самого себя, внутри самого себя, внутри самого себя».
«Почему человек так много страдает?
Потому что в его жизни есть шум, но нет беззвучной музыки.
Потому что в его жизни есть грохотание мыслей, но нет пустоты.
Потому что в его жизни есть смятение чувств, но нет спокойствия.
Потому что в его жизни есть безумная беготня туда и сюда, но нет неподвижности, которая не знает никаких направлений.
И в конце концов, потому что в его жизни слишком много себя». Это точно.
«Внутри тебя есть сила, но ты не знаешь о ней. Чтобы найти ее, нужен катализатор. В тот день, когда ты все это поймешь, ты рассмеешься». Я уже улыбаюсь.
Надо было установить предел, срок, после которого я поставлю точку в этом эпохальном плаче. Отсчитав полгода от того дня, прибавив пять дней на погрешность, я назначила точную дату.
За неделю до этой даты, то есть почти через три месяца как я на свободе, я сказала себе: «Ну, вроде бы, отдохнула, можно уже и поработать!». И на следующий день встретила знакомую, которая сказала, что им как раз требуется. Еще через день я беседовала с их директором, а точно в эту дату я вышла на работу, шагнув в новую жизнь. Чуть позже защитила диссертацию, продолжала рисовать. Я приложила много усилий, чтобы буквально за уши вытащить себя из этой великой депрессии. Внутри меня все было выжжено, теперь там распускаются новые травы. Я не хочу терзать себя воспоминаниями и тебе не советую, вот почему я так болезненно реагирую, когда ты это делаешь. Это прошлое, а настоящее всегда здесь и сейчас. У меня нет цели, я ничего не ищу, никуда не стремлюсь. Я лишь стараюсь максимально полно проживать каждое мгновение своей жизни, осознавать ее и свое в ней присутствие, смотреть по сторонам и наблюдать. Это такая радость, видеть!
И кстати, ответ на мой вопрос все время был рядом, когда я его еще искала, через стенку, в соседнем кабинете. Человек из соседнего кабинета сказал мне среди прочего: «Потому что без любви нельзя!». Вот так все просто.
Ты был мне нужен, наверное, для того, чтобы узнать об этом. А еще, чтобы перевернуть мою жизнь с ног на голову, обнулить и заставить жить.
И в заключение ещё от Ошо:
«Жизнь не имеет предназначения — жизнь и есть свое предназначение …».
Я желаю тебе и твой семье много-много совместной радости. Будьте счастливы! (Осознавайте свое счастье, живите.)