Во сне и наяву читать конофальский

25.10.202311.07.2022 admin 0 Comments

Во сне и наяву читать конофальский

Открыть глаза. Закрыть глаза. Снова открыть. Ничего, абсолютно ничего не меняется. Ничего. Слепота? Ее глаза больше не видят? Она вспомнила ещё не очень давний урок физики. Фотоны. Училка по физике, Анна Аркадьевна, говорила про них, говорила, что это частицы света, что летят в пространстве. Что эти частицы и есть свет. Так вот, ни один фотон в это пространство, где сейчас она находилась, не залетел. Полная темнота. Непроглядная тьма. Тьма такая, словно у неё попросту не было глаз. А ещё влажность, которая пробирает прохладой спину. Прохладная сырость и полная темнота. Да, она чувствовала, как промокли её майка и трусы со спины. У неё ещё и ступни ног, и особенно пальцы, чуть-чуть замёрзли. А руки её, которые она держала вдоль тела, нащупывали рядом с ней влажные комочки. Земля была сырой и рассыпалась под пальцами. И тут ей показалась, что по правой ноге её что-то… кто-то ползёт. Маленькие крючочки цепляются за её кожу, цепляются и цепляются, настойчиво ползут вверх по ноге. Начали с голени и, цепляясь дальше, приближаются к колену. Девочка больше всего на свете не любила всяких жуков и вообще всех насекомых. Всех. А тут какой-то жучок, или кто ещё там, ползёт по её ноге. Да ещё в этом мраке она не могла поглядеть на него. Не могла увидеть ЭТО. Страх вперемешку с омерзением. От УЖАСА девочка закричала, вернее, вскрикнула коротко, встряхнула ногу: сбросить, сбросить, сбросить эту дрянь с себя. Немедля. Она даже попыталась приподняться, чтобы стряхнуть это с ноги…. В полном мраке девочка бьётся зубами и губами обо что-то жёсткое. На лицо сыплется песок и мелкие камушки, их мало, но теперь ещё песок скрипит на её зубах, а во рту у неё мерзкий привкус крови. Но ни песок, ни кровь, ни даже та тварь, что ползёт по её ноге, не вызывают в ней такого ужаса, как осознание того, что в этой кромешной тьме над ней что-то нависает. Большое, тяжёлое, каменное. Она даже позабыла на время о том, что по ней кто-то ползает, теперь девочке было нужно… просто необходимо узнать, что это над ней, что под ней и где она вообще находится. И предчувствие чего-то ужасного зарождалось у нее в душе, тем больше, чем больше она начинала осознавать себя, своё положение. Кажется, она просыпалась. Приходила в себя от глубокого, глубокого сна, в котором случилось что-то страшное. Мысли её становились всё чётче. Темнота, сырая земля, нависающее над ней что-то, какая-то дрянь, ползающая по её ноге.

Что это такое? Где она? Почему она здесь? Ведь вчера, девочка это сейчас отлично помнила, она ложилась в свою постель, в своей комнате, которую делила с двумя своими пятилетними братьями.

А теперь, где она? Как она тут очутилась? Что это такое вокруг?

Страшно от того, что кто-то, хоть и невидимый, но явно мерзкий, настырно и усердно дырявит тебе кожу. Сознание девочки, какие-то её мысли, её попытки что-то понять и так были зыбки, эфемерны от заливающего её душу ужаса, а тут и вовсе покинули её. Она уже не могла ни понимать, ни думать, ни анализировать. Девочку затрясло, выгнуло. Ей надо было во чтобы то ни стало освободиться, выбраться отсюда. Выбраться, чего бы это ни стоило. Её мозг разрывал ужас: тьма, прохладная сырость, могильные звуки, какая-то тварь на ноге и этот страшный камень, камень, почти придавивший её к мерзкой и холодной земле! Девочку затрясла истерика, она сначала выгнулась, закричав что было сил, а от её сдавленного и глухого, поистине замогильного голоса ей стало ещё хуже, ещё страшнее. Она стала биться, лишь бы сбросить эту тварь с ноги. Она дважды сильно ударилась лицом о нависавший над ней камень, сначала бровью и ещё раз зубами. Потом она попыталась согнуться, чтобы дотянуться до въедливой твари рукой, но лишь расцарапала в кровь костяшки пальцев, так и не дотянувшись до неё совсем чуть-чуть. И лишь разбив о всё тот же камень ещё и колено, она всё-таки сковырнула с себя это существо и, кажется, ещё чуть раздавила эту тварь. Но от этого легче ей почти не стало. Истерика прошла, вернее затихла, она от неё устала, растратив на неё много сил. Она всё ещё лежала на влажной земле и над ней всё ещё висел проклятый огромный камень. И ужас от осознания этого никуда не делся. Девочка была уже взрослой и весьма самостоятельной, но тут это ровным счётом ничего не решало. Что ей было делать, что? Умереть в этом ужасе?

Заснуть? Звать кого-то? Тут она не выдержала, заплакала и позвала… Конечно же, маму…

– Мама…, – и, уже не пугаясь замогильного звука своего голоса, повторила, – Мама…, – и больше ничего она произнести не могла, всё-таки очень страшно в этой могиле звучал её голос. Теперь же даже говорить ей не хотелось, она просто лежала без слёз и стонов, подрагивала от холода, ужаса и ожидания, что кусачая тварь вернётся и снова вопьётся ей в кожу. Больше ей, кажется, тут ждать было нечего.

Поэтому от того, что произошло в следующую секунду, она вздрогнула.

– Кто здесь? – раздалось в темноте.

Да! Да! Да! Кто-то её спрашивал! Спрашивал при этом голосом чистым, не приглушённым спёртым воздухом могилы, не сдавленным от ужаса. Она даже дышать перестала от волнения.

«Мне это не послышалось, не послышалось», – убеждала девочка сама себя, собираясь что-то ответить. Но что? Что? Как назло, ничего ей не шло в голову, а ещё она всё-таки побаивалась, что эти слова ей почудились, что ответь она на этот вопрос, то ничего не произойдёт и больше ничего она не услышит. И тут снова прозвучали слова, всё тот же вопрос сказан был чистым голосом и тоном, которым говорят добрые люди, обязательно добрые люди.

– Я… Я здесь, – почти закричала девочка, всё ещё боясь, что ей больше не ответят.

И опять звуки её голоса были ужасны, а звуки отвечающего чисты и красивы.

– Я…? – пауза. – А есть ли у вас название? Имя? Вы имеете имя?

Девочку не удивил такой вопрос, ей сейчас вообще было не до удивления. И попытка выяснить название не показалась ей странной, она поспешила сообщить имя, она почему-то думала, что это важно:

– Я Света, Светлана Фомина.

– Света, Светлана Фомина, – как бы раздумывая, произнёс некто всё тем же чистым голосом. А после опять спросил: – Вы находитесь ниже уровня горизонта, над вами грунт, вы там внизу от кого-то прячетесь?

Источник

Во сне и наяву читать конофальский

А теперь, где она? Как она тут очутилась? Что это такое вокруг?

Источник

Во сне и наяву

Начало и конец дня на графике считаются по московскому времени (UTC +03:00)

Сортировать по

Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарии. Войдите, пожалуйста.

Один из лучших писателей. Книга шикарнейшая, как впрочем и остальные. Впечатляет.

Полностью разделяю ваше мнение.

Прчел пиратское «Во сне и наяву», но счел необходимым оплатить, как только появилась возможность. Надеюсь вместе с Вашими (по)читателями на увлекательное продолжение.

Супер, надеюсь, что продолжение вас не разочарует. «С декабря начну писать продолжение».

Сегодня проснулся и сразу, только открыв глаза, вспомнил про вашу книгу. Вспомнился сюжет, последняя прочитанная глава, а вот название вылетело из головы. Я даже подумал что пропустил её выход и теперь придется долго заниматься поиском. А тут такой подарок! Спасибо Вам за новый мир!

Рад, что вам понравилось. Кстати, ваши вкусы сходи с моими. С декабря начну писать продолжение.

Здраствуйте Великий Автор верни инквизитора дай лучик надежды. Или хотябы приключения в Вашем мире другого героя, мага например

Пока нет материала.

купил книгу. дух инквизитора чувствуется или правильно сказать дух Конофальского)).

Снимаю шляпу! я правильно понял, что первая часть заканчивается вручением героине спецножа?

Рад, что смог вас заинтересовать. За вторую часть сяду в декабре. Надеюсь, что до весны закончу.

О, а я и не знал, что с 14 лет сейчас паспорта. А книг будет 3.

Борис, мне очень нравятся Ваши книги. И литературный слог тоже. Но, ёлки-палки, «вылазит»?! Всё-таки действие в Питере происходит…

Поскорблю в сотый раз. Такой хороший автор, интересные произведения, а коммерческий статус получить не может на сайте. Вы поймите меня правильно, мне удобно читать и покупать все в одном месте. Не искать сайты авторов и разбираться с оплатой, не думать куда зайти и что я не дочитал на всех этих сайтах. Обсуждать какие-либо детали тут тоже удобно, а не искать форумы писателей. Больше года прошло, как я спрашивал у Бориса про комм. Статус. А воз и ныне там. Не знаю в чем причина-в пассивности нас читателей и автора, может в безразличии администрации автортудей.

Ну, всему своё время.

Отличная книга, купил и дочитал на сайте, с нетерпением жду продолжение

Источник

Во сне и наяву читать конофальский

А теперь, где она? Как она тут очутилась? Что это такое вокруг?

Заснуть? Звать кого-то? Тут она не выдержала, заплакала и позвала… Конечно же, маму…

Поэтому от того, что произошло в следующую секунду, она вздрогнула.

– Кто здесь? – раздалось в темноте.

– Я… Я здесь, – почти закричала девочка, всё ещё боясь, что ей больше не ответят.

И опять звуки её голоса были ужасны, а звуки отвечающего чисты и красивы.

– Я…? – пауза. – А есть ли у вас название? Имя? Вы имеете имя?

– Я Света, Светлана Фомина.

Источник

Читать онлайн Во сне и наяву бесплатно

Борис Конофальский
Во сне и наяву

Во сне и наяву

Глава 1

А теперь, где она? Как она тут очутилась? Что это такое вокруг?

Заснуть? Звать кого-то? Тут она не выдержала, заплакала и позвала… Конечно же, маму…

Поэтому от того, что произошло в следующую секунду, она вздрогнула.

– Кто здесь? – раздалось в темноте.

– Я… Я здесь, – почти закричала девочка, всё ещё боясь, что ей больше не ответят.

И опять звуки её голоса были ужасны, а звуки отвечающего чисты и красивы.

– Я…? – пауза. – А есть ли у вас название? Имя? Вы имеете имя?

– Я Света, Светлана Фомина.

– Нет, нет, – спешила ответить девочка, – я тут не прячусь… Я не знаю, как тут оказалась. Я не прячусь… Нет…

Она говорила быстро, едва не сбиваясь на рыдания. Светлана очень боялась, что обладатель красивого голоса вдруг перестанет с ней говорить.

– Вы хотите оттуда выбраться? Или мне это кажется?

– Нет, не кажется, не кажется… Я очень хочу отсюда выбраться, – Фомина уже почти кричала, и загробный звук голоса уже не пугал её. – Я очень хочу! Не могли бы вы мне помочь… Или… Или позвать кого-нибудь на помощь?

– Не уверен, что смогу вам помочь…, – эти слова для Светланы прозвучали страшно… – И уж точно, для вас будет только хуже, если кто-то из местных обитателей прознает о вашем существовании.

– Что? – Светлана Фомина готова была снова сорваться в истерику. – Вы не можете мне помочь и не хотите никого позвать мне на помощь?

– Нет, вы не правы, я хочу вам помочь, но чем? Здесь, в месте, где я нахожусь и рядом с которым находитесь вы, лучше никому о вас не сообщать, там, под грунтом, вы находитесь в безопасности.

– Я не нахожусь здесь в безопасности, не нахожусь, не нахожусь, – едва не кричала девочка. – Я хочу выбраться отсюда.

– Выбраться… Выбраться…, – повторил голос как-то задумчиво, – не думаю, что для вас это будет лучше, но я не буду брать на себя смелость и давать советы…, – некто чуть помолчал, ещё раз напугав Светлану тишиной, и продолжил: – Мне отсюда не очень хорошо слышно, но поначалу мне показалось, что справа от вас есть полость, она заметно больше той полости, в которой находитесь вы.

– Полость? – Фомина не понимала, о чём ей говорит собеседник. – Полость?

– Да, теперь я могу сказать это с уверенностью, справа от вас есть пространство большего объёма, чём то, в котором вы сейчас находитесь. Вам нужно двигаться правее от своей оси, если вы, конечно, не зафиксированы теми обломками, которые над вами. Вы можете двигаться?

– Двигаться? Да, кажется, я могу двигаться. Направо, да?

– Направо от вашей оси, если вы лежите полостью рта кверху.

«Полостью рта кверху»… Девочка не стала долго думать над этими словами и вытянула правую руку вдоль земли и, к своей радости, ни до чего не дотронулась.

– Попробуйте. Там объём значительно больше того, в котором находитесь вы.

И Светлана, ударяясь коленками о камень, висящий над ней, стала по сантиметру, по сантиметру просачиваться вправо от себя.

Она всё ещё очень боялась, что голос исчезнет, и поэтому спрашивала:

– Я правильно ползу, вы меня видите?

– Я вас не вижу, но я слышу колебания воздуха, что вы производите, они становятся отчётливее, я слышу вас, думаю, вы преодолеваете пространство в правильном направлении.

Этот голос в полной тьме, в сырой прохладной могиле был для девочки единственным, что давало ей хоть какую-то надежду.

Он позволял ей не сойти с ума от страха, граничащего с паникой, и не провалиться в истерику от безысходности. Он для Светланы был словно маяк для корабля в беспросветной ночи, он давал ей направление к спасению. Она ползла лицом вверх, тяжело дышала, протискивалась между влажной землёй и камнем, то и дело ударяясь о камень коленками. И один раз даже лбом. Но Светлана была очень рада тому, что всё ещё ни во что не уперлась по ходу своего движения. И тому, что голос ей отвечал.

– Вы двигаетесь в правильном направлении, – слышала она всё так же чётко и хорошо.

И тут, когда она уже основательно сместилась вправо и случайно согнула колено больше, чем нужно…Колено вдруг не ударилось о камень, висевший над Светланой. Оно согнулось. Волнуясь, девочка проползла ещё немного и смогла согнуть оба колена. Камень теперь был уже не так близок, как раньше, коленями она его не доставала. Девочка с замиранием сердца подняла руку. И, о чудо… рука выпрямилась до конца, и только пальцы смогли прикоснуться к ненавистному камню. Она тут же перевернулась и села на колени, теперь лишь её голова прикасалась к камню. Наконец-то она могла сидеть, жаль, что голову выпрямить было нельзя.

Светлана перевела дух, да, конечно, тут ей было лучше. Пусть даже тьма так и осталась тьмою, но теперь она уже не была зажата в щели, теперь она могла двигаться. Например, обшарить темноту руками и ничего в ней не найти. Но тут же у неё возник вопрос, который она немедля задала:

Девочка опять обрадовалась, услышав голос.

– Я не очень хорошо слышу, куда вам двигаться дальше, попробуйте повернуться направо, относительно своей оси… Градусов на восемьдесят.

Из всего сказанного девочка поняла лишь «повернуться направо».

Она сразу сделала это.

– Да, вибрации стали чётче, но попробуйте повернуться ещё на двадцать градусов вправо.

– Так? – спросила она, ещё чуть-чуть развернувшись.

– Да. Вот сейчас вы заняли идеальное направление, – прозвучал голос. – Теперь двигайтесь в этом направлении. Это путь на поверхность, если, конечно, вы считаете, что вам там будет лучше.

Она даже говорить на эту тему не стала. Что бы там ни было, тут Светлана оставаться не хотела точно. Девочка встала на четвереньки и поползла вперёд, одной рукой шаря пред собой. Ей не хотелось налететь головой на камень. И хоть снова пространство перед ней сужалось, и хоть снова камень прижимал её к земле, тем не менее, она значительно продвинулась вперёд. Через каждые несколько пройдённых метров она спрашивала правильность своего направления, и всякий раз голос сообщал ей, что звуки её голоса становятся чётче. И она ползла дальше. Единственное, что теперь пугало девочку, так это то, что под колени и ладони стали попадаться живые, колючие, хрустящие жуки, которых она случайно давила и которые её при этом пытались укусить. Это, судя по всему, были те же гадины, что и та, которая пыталась прогрызть ей ногу. Они, конечно, пугали Светлану, но точно не могли остановить, она ползла и ползла вперед.

Глава 2

А эти кусаки становились всё больше и всё злее. Один из таких, чуть хрустнув под левой её ладонью, сначала впился в неё каким-то её шипом, а потом и вцепился в мизинец, да так, что она вскрикнула и остановилась, чтобы оторвать эту твёрдую и страшную тварь от руки. Оторвала её с силой, уколовшись ещё раз, и, забыв страх, сжала так, чтобы ещё и раздавить кусаку. Кинула колючую тварь куда-то в сторону и всхлипнула от боли в исколотых руках.

Самое ужасное было то, что она их не видела. И поэтому не могла избегать контактов с ними. Девочка опять всхлипнула.

– Вы приостановили движение? – донёсся до неё голос.

– Я уже ползу, ползу. – отвечала девочка, не без волнения опуская ладони на землю. – Тут просто какие-то жуки… Они колют руки и кусаются.

– Если вы рассчитываете на мою помощь в продолжении вашего пути наверх, то вам нужно торопиться, моё время тут истекает, вскоре мне нужно будет покинуть эту локацию.

«Покинуть локацию, покинуть локацию… – это значит уйти?» Страх, который только что, кажется, покинул Светлану, снова вернулся.

– Нет, я прошу вас, не уходите, скажите мне… куда мне ползти. И не уходите… пока…, – стала быстро говорить она.

– Вы уже значительно продвинулись вперёд, теперь возьмите… градусов двадцать пять левее от вектора предыдущего движения.

– Да, градусов на двадцать пять. И двигайтесь.

Светлана поползла вперёд:

– Да, правильно, но вам нужно торопиться, моё время истекает.

И тут ей было уже не до жуков, которые хрустели под ладонями и коленями. Она ползла вперёд, и теперь только одно волновало девочку:

– А когда вы хотите… Когда вы уйдёте?

– Когда мои силы закончатся, я буду вынужден вернуться к себе.

– А когда они закончатся?

– Вы ещё можете располагать мной какое-то время, я постараюсь быть с вами как можно дольше.

«Какие силы закончатся… какое-то время… как можно дольше…» – ничего это ей не говорило. Впрочем, назови он точное количество минут, это Светлане тоже не сильно помогало бы, девочка понятия не имела, сколько она тут находится и как тут течёт время. Она просто старалась ползти вперёд быстрее, уже не обращая внимания на уколы хрустящих «колючек», которых становилось всё больше. Кажется, они ещё и шипели. Но ничего, ничего, она старалась не обращать на гадин внимания, лишь спрашивала:

– Я правильно ползу? Правильно?

И с радостью, и с надеждой слышала ободряющее:

– Вы двигаетесь в верном направлении.

Девочка уже смирилась с тем, что руки её, да и колени, и даже голени были исколоты, одну тварь, небольшую, Светлана, не останавливаясь, вытряхнула из майки! Как она только туда забралась? Но пусть, пусть, лишь бы не добрались кусаки до лица. Ну и в трусы не забрались. Светлана торопилась, ей было не до кусак. А тут вдруг камень по ходу её движения пошёл вниз и вниз, вниз и вниз, сначала ей пришлось пригибаться, потом она поползла на животе, а потом… Камень опустился так низко к земле, что ей удавалось просунуть вперёд только руку.

Она готова была зарыдать… закричать… возмущаться… Она была зла на голос.

– Тут нет пути! Нет прохода! Нет прохода, я тут не пролезу.

– Да, кажется, так и есть, – невозмутимо отвечал ей голос, – кажется, тот объём не соответствует вашим габаритам. Но вы не должны меня упрекать, я не могу видеть пространство вокруг вас, я лишь слышу колебания воздуха, которые вы производите.

– Но что же мне делать? – кричала Светлана, вытаскивая руку из щели и срывая с неё кусаку, сдавливая его, чтобы раздавать. – Что мне теперь-то делать?

Одна мысль, что ей придётся остаться тут, в этой тьме, с этими омерзительными тварями, могла довести её до самоубийства. Да было бы тут ещё чем самоубиться! Но опять голос вселил в неё надежду:

– Мне кажется, область малых объёмов перед вами не так уж и велика, вы сможете переместить некоторое количество грунта в обратную сторону от направления вашего движения?

– Что? – не поняла она.

– Грунт, как мне кажется, влажен, – продолжал голос, – его плотность невысока, попробуйте убрать часть его со своего пути. Если это вам удастся, то вы продвинетесь весьма значительно к выходу на поверхность.

– Мне надо рыть? – Светлана снова вытянула руку, согнула пальцы и загребла как можно больше сырой земли.

– Да, попробуйте убрать часть грунта со своего пути.

Светлана никогда до этого не копала землю руками, но, к счастью, земля была влажной и рыхлой. Девочка чуть отползла назад и начала выгребать из-под себя грунт из щели. Это было бы несложно, если бы не кусаки. Она едва начала разбираться с землёй, едва уяснила, как её выгребать на себя, как откидывать в сторону, как снова почувствовала «крючки» на голени правой ноги. Тварь взобралась на ногу и поползла к икре, кажется, ища места, где кожа помягче. Пришлось отвлечься от земли и скинуть эту мерзость с ноги. И сразу снова за дело, снова выгребать землю из-под камня. Она торопилась, ей очень не хотелось, чтобы голос оставил её. От неловкости и торопливости она ударилась головой о камень, приостановилась, переводя дыхание:

– Да, вы продвигаетесь в правильном направлении, но вам нужно поторопиться, мне уже пора уходить.

– Нет-нет, подождите, я копаю, копаю…

Она снова начала выгребать из-под камня землю, но, видимо, её активность, а может, запах, привлекли внимание подземных существ, или кусак тут попросту было больше. В общем, то и дело маленькие колючие твари забирались на неё и куда-то деловито ползли или и вовсе, без затей, при первой возможности впивались ей в руки, в ноги, в пальцы, в любое место, куда могли дотянуться. Это очень осложняло дело. Она протиснулась чуть вперёд, стала подгребать под себя землю, чтобы собрать кучу побольше и потом выбросить её из-под камня, вдруг – резкая боль. В левый мизинец ноги впились жвала кусаки. Пришлось выползать из щели, отрывать гадину от пальца, а она оказалась ещё такой большой! И мизинцу было больно. Светлана от злости, уколов себе ладонь, раздавила тварь и отшвырнула её в сторону. И, плача от обиды и боли, снова начала выбирать землю, расширяя проход. И чем дальше копала девочка, тем этих неприятных существ становилось больше, в одном месте, в самом узком, где ее лицо было близко к земле, какая-то ловкая кусака запрыгнула ей на плечо и сразу, молниеносно перебралась на ухо. Светлана закричала! Быстро поползла обратно, схватила, оторвала эту мерзость от себя и, снова уколов руку, раздавила существо. Девочка всхлипнула, она очень хотела посмотреть на свои руки. Они болели, они были липкие, то ли от её крови, то ли от жидкости из жуков. Ладони все были исколоты, а некоторые проколы были глубоки и очень болезненны, всё-таки это от её крови руки были липки, а ещё у неё болело под ногтями, это от земли, которой она уже выгребла немало. И опять кусака пополз по ноге. И опять она услышала голос:

– Если вы рассчитываете на мою помощь, вам следует ускорить продвижение.

Девочке очень хотелось заплакать, но последний год жизни дал ей понять, что слёзы почти не помогают делу. Она сорвала с себя кусаку, и снова полезла в щель под камень:

– Я правильно копаю? – со всхлипом спросила она.

– Да, вы двигаетесь в правильном направлении. Но вам следует торопиться, я уже почти на пределе своих сил. Мне скоро придётся покинуть вас.

Ничего другого, чтобы ускорить работу, ей говорить было не нужно.

Девочка уже не обращала внимания ни на боль в ногтях, ни на кусак, которых становилось всё больше, она стала выгребать землю из-под камня не хуже настоящего крота. В мизинец левой ноги впился очередной кусака, от испуга, да и от боли, Светлана закричала, бросила работу на пару секунд, вылезла из прохода, оторвала тварь от пальца, отшвырнула в сторону, во мрак, и тут же поползла в проход за новой порцией земли. Ей нужно было выгребать землю, ей нужно было во чтобы то ни стало покинуть могилу, увидеть свет до того, как голос исчезнет, оставит её.

Зрячие люди и люди, которые не были погребены, никогда не поймут того ощущения, которое даёт свет. Нет, ей не стало вдруг светло, и она не смогла оглядеться, когда она выгребла под себя и потом вытолкнула назад очередную порцию сырой и рыхлой земли. Но беспроглядная тьма вдруг сменилась глубокой и мутной серостью. Однако уже это заставило её и так часто стучащее сердце забиться ещё быстрее.

– Я вижу свет…, – произнесла она, – кажется…

– И я слышу вас отчётливее, – донёсся до неё всё такой же спокойный и чистый голос.

Эти слова заставили её работать ещё быстрее, загребать и вытаскивать землю, копать, копать, копать изо всех сил, слава Богу, сил у девочки хватало. Хотя теперь ей, кажется, не хватало воздуха. Она молча расширяла проход под камнем, сопела и работала, ничего не говоря. Девочка уже увеличила отверстие под камнем, думала, что уже может протиснуться туда, полезла, уж больно манил её свет, которого становилось всё больше. Там уже было заметно светлее, свободнее, воздух был свежее. Это было глупо, нужно было ещё убрать земли, но она полезла…

Полезла и застряла. Чуть не закричала, когда подумала, что не сможет отползти назад, но, ободрав спину о камень, смогла вернуться и, плача от злости, начала выкапывать из-под камня землю. Пока не убедилась, что сможет пролезть. Надо было убрать ещё немного земли, но девочке всё-таки удалось протиснуться, проползти под камнем и вылезти в пространство, в которое… – о чудо! – проникал свет. Он падал на девочку сверху, и ей пришлось жмуриться, так он был ослепителен и бел.

– Я вижу свет, – произнесла она.

Ей бы надо было поблагодарить голос, но у неё не хватило сообразительности. На тот момент она ни о чём больше не хотела думать, кроме как добраться до выхода на поверхность.

– Я рад, что вы близки к тому, к чему стремились. Я ещё раз упомяну, что я не желаю навязывать вам своё мнение, тем не менее повторю, что для вас будет лучше, если вы останетесь под землёй, вам там будет значительно безопаснее, чем на поверхности. Вам просто нужно дождаться своего пробуждения там, под грунтом. И всё.

– Дождаться пробуждения? Я не понимаю. Я что, сплю?

– Думаю… Да, вы спите. Скорее всего, это вам снится. И если бы вы остались там, ниже нулевого уровня, вы бы просто проснулись и, скорее всего, даже не смогли бы вспомнить то, что с вами произошло во сне. Ну разве что удивлялись бы тем ранам, что обнаружили бы на себе с утра.

– Я ничего не понимаю…

– Признаться, я тоже мало что понимаю в этом, кроме того, что это сон, умерев в котором, вы умрёте и там… В своём естественном пространстве. Это я знаю наверняка.

Сон! Тем более она не будет тут сидеть. Тут её просто заедят кусаки, их здесь было очень много, очень. Перед ней был подъём, что вёл наверх, к свету, и когда её глаза привыкли, она увидела, как земля на этом подъёме шевелится и иногда в лучах падающего света поблёскивают твёрдые панцири этих мерзких существ. Да и Бог с ними, девочка стала карабкаться вверх, уже не обращая внимания на тварей. Она тут больше не останется, нет, нет и нет!

Ей нужен был свет, сейчас он был просто физически необходим. Почти так же, как и голос. И чтобы услышать его приятное спокойствие, она спрашивала:

– А что мне там может угрожать?

– На поверхности вам может угрожать всё, – коротко ответил голос.

– Всё? – удивлялась она, карабкаясь по влажному грунту вперемешку с кусаками, которые то и дело пытались вцепиться в её тело.

– Да, вы лакомый кусок для всего, что тут обитает, вы для всего сущего будете являться самой жизнью. Продолжением её. Каждый кусочек ваших тканей будет для здешних обитателей капелькой, что удлиняет их существование.

Светлана уже почти добралась до верха.

– А когда я проснусь… Если меня тут… Если я тут не погибну, я проснусь у себя дома? Живая и здоровая?

– Да, вы проснётесь в том виде, в каком вы будете тут; если вас убьют, вы не проснётесь…

– Все… Все существа, что тут обитают, представляют для вас опасность, не уходите с этого места, оно относительно безопасно, прячьтесь от медуз, старайтесь не шевелиться без надобности, опасайтесь даже жаб, они очень ядовиты. Не производите шума и старайтесь не распространять свой запах, здешние существа реагируют на запахи, тепло и на движения. Если вы дождётесь своего пробуждения, то, скорее всего, вы и не вспомните, что были тут. А если не вспомните и ничто вам не напомнит о пребывании тут, то больше вы сюда, скорее всего, и не попадёте. Желаю вам удачи.

– Подождите, подождите, – просила девочка.

Она карабкалась вверх, к свету, упираясь ногами в рыхлый грунт, и уже почти вылезла на поверхность, осталась лишь пара метров, ей очень хотелось, чтобы голос побыл ещё хоть немного. Ещё хоть чуть-чуть. Но голос сказал, как ей показалось, с сожалением:

– Нет, боюсь, что это невозможно, дальнейшее моё пребывание с вами может обернуться для меня гибелью. Я уже и так здесь задержался.

И всё. Ни хлопка, ни прощания. Голоса она больше не слышала.

Глава 3

Девочка торопилась и наконец вылезла из-под земли, из-под камня, она отряхивала руки и колени от прилипшего грунта, щурилась, оглядывалась по сторонам. И почти ничего не видела. Всё вокруг заливал тяжёлый и плотный туман. Кажется, пока ей ничего не угрожало, она так и стояла у большого камня, который на поверку оказался большим куском кирпичной стены, с облупившейся штукатуркой. Руки болели, от ладоней и до локтей они были исколоты, изрезаны, грязны. Впрочем, как и ноги. А её бельё выглядело ужасно, оно и так не было новым, а тут и вовсе… Растянувшаяся, сырая, ветхая и грязная рванина… Хоть выбрасывай. А ещё болело под ногтями. Всё-таки немало земли ей пришлось выгрести и переместить. Но с этой болью можно было мириться. Девочка стала приходить в себя.

Теперь, когда ужас пребывания под землёй уже отступил, она почувствовала себя лучше. Можно сказать, что девочка почти не устала, в общем она была достаточно сильной и выносливой для своего возраста и пола. Светлана с шестого класса, то есть уже более четырёх лет, занималась спортом. Девочка уже фактически выполнила норматив на звание кандидата в мастера спорта. Тренировалась она теперь редко, но на десяти тысячах метров она всё ещё легко выбегала из тридцати шести минут. Просто не успела показать этот результат на соревнованиях для официального получения звания. В общем, сил у неё ещё было предостаточно. Она стала смотреть по сторонам.

И почти ничего не могла рассмотреть. Всё тот же густой туман, и был он таким плотным, что уже через пять или семь шагов ничего не было видно. Кирпичные обломки, сырая, серая земля и сплошной туман. Ну, еще справа от неё какое-то растение, почти без листвы, не то низкое дерево, не то куст с мощным стволом. И больше ничего. Разве что невысокое, прямое, вывороченное с корнями ещё одно деревце валялось рядом с той щелью, из которой она вылезла. Да, а голос-то был прав, когда отговаривал её вылезать на поверхность. Место это девочке вообще не казалось приветливым. Этот туман был серым, серым и густым, с явным оттенком нездоровой желтизны, этот рыхлый, почти осязаемый туман, кажется, придавал воздуху неприятный, но знакомый привкус. Она не могла распознать его. Но он точно ей не нравился. А ещё тут были звуки. Глухие, как через вату доносились до неё, нехорошие, резкие. Сначала птичий заливистый клёкот. Но неестественно низкий и какой-то озлобленный. И как эхом, ему вторили щелчки, даже через этот туман казавшиеся чёткими. И тут же визг, высокий, короткий, захлёбывающийся… А потом снова клёкот и уханье… Всё это прозвучало быстро, закончилось за пять секунд. Звуки показались девочке весьма красноречивыми, очень неприятными.

Теперь уже и обломки кирпичной стены, что были для неё ненавистным камнем под землёй, вдруг стали походить на убежище, к которому захотелось прислониться. А может, и вновь забраться под него, чтобы укрыться от тех, кто издавал такие звуки.

И лишь наличие десятков колючих и свирепых кусак, там, внизу, в щели под камнем, отталкивало её от мысли вернуться в сырое убежище. Она пока лишь присела возле камня на корточки. Стала прислушиваться дальше. Голос рекомендовал ей скрываться, меньше двигаться и не источать запахов. Да, судя по тем звукам, что доносились до ушей Светланы, нужно было придерживаться его рекомендаций.

Это хорошо, что там, во тьме, она не могла разглядеть кусак. Она бы там перепугалась ещё больше. Чёрная и блестящая тварь в указательный палец длиной ползла по стене. Конус живота из сегментов, как у большого таракана. Мощные щипцы жвал, сама гадина вся даже на вид прочная. И длинные, суставчатые, крепкие лапы-крючки. Никаких шипов, никаких усов. Наверное, Света исколола руки об их мерзкие и жесткие ноги. И вот что её ещё удивило…

Не то чтобы она очень хорошо училась. После того как у неё стало получаться с бегом, с учёбой у неё начались проблемы, но даже имея тройку по биологии, она помнила, что у всяких мелких тварей бывает либо шесть ног, либо восемь. У кусаки, что ползла по кирпичам, ног было всего четыре. Страшила непонятная. У девочки холодок пробежал меж лопаток, её даже передёрнуло, когда она представила, что вот такие же гадости ползали по ней и пытались своими страшными, острыми кусачками прогрызть ей кожу. И опять лезть под камень, в щель, к этим колючим мерзостям, Светлана совсем не хотела.

Никто ей этого не советовал, как-то само всё получилось, она, чуть наклонившись, подтянула к себе деревце и стала обламывать с него ветки. Древесина была сырой, влажной, ветки не ломались, их приходилось откручивать, обрывая гибкую кору. Но девочка не сдавалась и даже ускоряла процесс по мере того, как слышала новые неприятные звуки. Услышав новое ужасное уханье, похожее на насмешку, девочка замирала, боясь произвести хоть какой-нибудь шум. Тем не менее, ей удалось через некоторое время добраться и до корней деревца. Как это ни странно, но от корней она избавилась быстрее, чем от веток. У неё вышел крепкий, сучковатый полутораметровый стек, хлыст, посох в пять сантиметров в основании и два сантиметра на конце. Гибкий, увесистый и достаточно прямой. Пока Светлана занималось палкой и поглядывала по сторонам, оборачиваясь на каждый неприятный звук, стало заметно теплее. Даже через плотный, как старая вата, туман, в небе забелело солнце. А с солнцем появился и ветерок. Сначала он был лёгкий, едва пробивался через серые клубы, но когда её палка была готова, девочка с ужасом стала замечать, что ветерок всё увереннее закручивает туман в лёгкие вихри, закручивает и уносит, словно выдувая туман отовсюду.

– Ой нет, – тихо сказала девочка, вдруг поняв, что видит уже значительно дальше вокруг себя, чем несколько минут назад. Воздух стал прозрачнее. Это было очевидно, а значит… значит, и её могли увидеть… Те, кто только что кричал в тумане. Снова Света подумала о том, что для неё и вправду будет безопаснее под камнем. А кусаки… ну, придётся с ними что-то делать. Ничего, она потерпит, какие-то мерзкие тараканы вряд ли её съедят. Конечно, ей очень не хотелось туда лезть… Она перевела взгляд на ту щель, откуда вылезла, и… тут же переменила своё решение. Она действительно не очень хорошо знала биологию, так как не смогла определить то существо, что выползло из-под камня, оттуда же, откуда выползла и Светлана. Это был огромный червяк насыщенного цвета варёной сгущёнки. Он был толщиной с её руку, да нет же, он был ещё жирнее, и конца его не было видно, ведь конец его ещё не выполз наружу. По бокам существа, вдоль тела, шевелились тысячи, как казалось девочке, жёлтых крючкообразных ножек, с острыми, как иглы, окончаниями, а на голове красовались настоящие клещи, острые и страшные. Червяк приподнял свою переднюю часть и развернул клещи к Светлане. Глаз его она не видела, но девочка была уверена, что тварь смотрит именно на неё. Смотрит и оценивает. А пока эта тварь смотрела на девочку, вдоль приподнятой части её тела шевелились, как бахрома, её отвратительные ноги, шевелились плавно, волнообразно, красиво, чуть завораживающе. Светлана даже засмотрелась на эту бесконечную волну, но опомнилась и… Вообще-то надо было убегать, не смог бы этот червяк её догнать, это было невозможно, но голос сказал, что у этого камня не так опасно, и голосу девочка доверяла. А значит… Света чуть привстала и подняла палку над головой, держа её за толстый конец двумя руками:

– Даже не думай ко мне лезть… Не лезь ко мне… Стой!

Она сказала это очень тихо, и червяк её, кажется, не расслышал. Он с неожиданным проворством метнулся к ней, болтаясь из стороны в сторону зигзагом, словно ещё раздумывая, откуда на девочку напасть. А она вскрикнула:

В небе мимо девочки, далеко от неё, метрах в ста, проплывала… медуза. Настоящая, совсем как на картинках, что Света как-то видела в интернете. Огромная, как воздушный шар, только плоская, розово-фиолетово-лиловая, с красивой бахромой по периметру своего огромного тела, с длинными лиловыми жгутами-щупальцами, свисавшими почти до земли, она проплывала, гонимая ветерком, казалась почти невесомой и, при всей своей величине, лёгкой и воздушной. Медуза была очень красива. А за ней плыла ещё одна, и ещё. Всего Светлана насчитала в небе шесть этих завораживающе красивых и величественных созданий. Они медленно улетали от неё вдаль. И слава Богу. Девочка вспомнила, что голос, кажется, упоминал их, когда говорил об опасностях, ожидающих её тут, на поверхности. Он так и советовал ей – «прячьтесь от медуз». Да, они медленно улетали в сторону от неё. Светлана стала осматриваться. Сначала ещё раз щель под камнем, не торчит ли снова голова мерзкого червяка, а уж потом, убедившись, что червяка нет, осмотрела небо, поглядела во все стороны. Нет, медуз больше нигде не было. А те, что были, величественно уплывали вдаль от неё. Огляделась и вдруг поняла, что окружена обломками зданий. Некогда крепких зданий с толстыми стенами и большими окнами. В паре сотен метров от неё высился целый каркас мёртвого, пустого дома, от которого, впрочем, осталась лишь пара стен, до второго этажа, проем входа, парадная с бетонной ступенькой, но без дверей, да пустые глазницы окон. О! Поребрик! Непонятно почему Светлана даже обрадовалась. Да, это был бетонный поребрик, почти засыпанный землёй. Значит, тут была проезжая часть, улица, движение, светофоры. Только теперь девочка поняла, что камень, из-под которого она выбралась, был углом развалившегося дома, с мощными стенами из красного кирпича и толстым слоем штукатурки. У неё не осталось сомнений, что это место когда-то было городом. Городом? Каким? Нет, Петербург это место мало напоминало. В Петербурге нет, и быть не может, такого солнца. Здешнее солнце яркое, жгучее, похожее на южное. Тени тут почти чёрные, очень контрастные, резкие. Нет, это не Петербург. Солнце яркое, в воздухе большая влажность, много зеленой травы и удивительные серо-зелёные лужайки. Скорее даже лужайки были серебряные, с оттенком зелени. Здесь было даже… красиво? Да, места вокруг, может, из-за такого синего неба, может, из-за серебряных лужаек, были красивы, ну, во всяком случае, необычны.

Этот… Это существо, так ничего и не расслышав, снова начинает нюхать и после спускается чуть ниже с камня, всего на полметра, но ещё ближе к девочке и снова начинает принюхиваться.

«Старайтесь не распространять свой запах», – вспоминает девочка наставления голоса. Ага, и как же это сделать? Голос ей этого не сказал. Солнце жарит так, что недавно ещё влажные трусы и майка на Светлане уже совсем высохли, испарина покрывает ей и спину, и лицо, а уж про подмышки с промежностями и говорить нечего. Старик чувствует запах девочки, он начинает спускаться с камня, он точно выбрал направление. Слепой очень ловок, движения его вовсе не старческие, на самом деле он силён, он крупнее девочки раза в два, его слепые, жёлтые глаза смотрят на неё. Не видят, но смотрят. Он знает, что она тут. Девочка поднимает палку над головой, но палка… Да ничего она ему не сделает, ни одну его мощную кость такой палкой не сломать… Бежать! Или ударить? Или ударить и бежать…

У неё в жизни никогда не было подобных моментов, были другие страшные, но таких никогда. Ужас вперемешку с напряжением буквально парализует девочку, а до мерзкого старика пять метров… Вот он уже рядом, его крепкие, костистые, заросшие серыми волосами плечи. Три, два метра… Фу… Мерзкий треугольник носа, пустая чёрная дыра в обрамлении седой щетины – от одного вида тошнит…

«Мама, Господи! Какие страшные у него ногти! Ими кожу можно содрать!»

Ей нужно было взять себя в руки, надо было бить его… Или бежать. Она сжала палку, замахнулась, закричала и…

Глава 4

– Света-а… Света-а-а… Мы проспали, вставай, мы проспали, – её трясут за плечо, и она знает, кто это, – Света-а… Мы на завтрак опоздаем!

Это Колька, один из её братьев-близнецов. Но его слова ещё не дошли до неё, она их слышит, но не в состоянии реагировать.

– Ещё говори ей, – слышит она голосок второго брата, Макса, – буди её, скажи, что она в школу опоздает.

Макс всегда руководит Колькой, Максимка тихий, Коля понаглее.

– Света-а-а…, – Колька трясёт её изо всех сил.

– Я не сплю…, – она поворачивается к ним. Сознание возвращается к ней, но девочке нужно ещё немного времени, чтобы прийти в себя. У неё каждое утро так. Она всегда встаёт с трудом. Ей всегда хочется поваляться под тёплым одеялом.

– Ой, Света… У тебя бровь! – кричит Коля и лезет пальцем к её лицу.

– Ты ударилась? – негромко спрашивает Максим.

Светлана перехватывает руку брата у своего лица.

– Света-а-а… А что у тебя с рукой? – снова удивляется Коля. – Она вся исцарапана.

– У нас, у Даши Пивоваровой из нашей группы, так же все руки исцарапаны, у неё кот злой, – замечает Макс.

Света смотрит на левую руку, она вся в порезах и чуть вспухших проколах: кусаки, сволочи.

– Что это, Света? – спрашивает Максим. – Где ты изрезала руку?

И Коле интересно, что произошло с её рукой, они стоят возле её кровати и смотрят на неё внимательно.

– Идите умываться, – говорит она. Ей не хочется вставать при них. – Надо спешить.

– Мы уже умылись! – кричит Колька. – Давно. Когда будильник прозвенел ещё.

– И зубы уже почистили. Давно. – добавляет Макс.

– Одевайтесь тогда, быстрее, – строго говорит Светлана и вылазит из-под одеяла.

Мальчишки отворачиваются, а она, пока они не видят её трусов и майки, выскакивает из комнаты и бежит в ванную, на ходу прихватив из кладовки чистую пару белья. Там, у зеркала, девочка замирает: левая бровь… на ней запеклась кровь. Теперь она ещё рассмотрела и руки. Их точно кошка подрала. Все в порезах от ладоней до локтей. Она начинает мыть их, стараясь вымыть грязь из-под ногтей. И опять смотрит на себя в зеркало. На правой стороне лба тёмное пятно. Попыталась его смыть – больно. Это не пятно, это синяк. Ноги тоже все в порезах и ссадинах, особенно колени. Она лезет в ванную, гибким надломанным душем быстро смывает с себя, что может, не вытираясь снова к зеркалу, чистит зубы. Сразу вытирается, натягивает треники и олимпийку. Самое удивительное, что за всё время утренних процедур девочка так и не смогла толком вспомнить, что ей снилось. Подземелье, жуки, старики с противными мошонками. Расплывающиеся образы, неясные тени, кажется, голос какой-то. Порезы и ссадины на теле, грязное бельё на полу возле ванны, об этом она не раздумывала, ни времени, ни желания у неё не было. А если честно, ей не хотелось всё это вспоминать. Уж очень в том сне всё было неприятно и… Натурально.

Света вышла из ванной, сушиться не стала, на улице ещё не холодно, быстро прошла в прихожую, во-первых, торопилась, а во-вторых, не хотела встречаться с сиделкой мамы. Мальчишки уже обувались в прихожей, они молодцы, самостоятельные, мальчишкам только шестой год, но они почти всё могут делать сами.

Им только нужно напоминать.

Она быстро надела свои старенькие беговые кроссовки «найк», они самые не рваные из всей её обуви, проверила ключи от двери – в кармане. Отворила дверь:

Колька играет с обувной ложкой, представляя её мечом или саблей.

– Коля, не балуйся, выходи давай.

Девочка отбирает у него ложку, вешает её на вешалку и выталкивает братьев за дверь.

– Пошли быстрее, а то опоздаете на завтрак.

Но она не успевает выйти.

Это Иванова – одна из маминых сиделок. Она стоит в коридоре, как всегда, недовольная.

– Доброе утро, Ольга Александровна, – говорит Светлана.

– Ты там не задерживайся нигде, мне нужно уйти вовремя, – сухо говорит сиделка и скрывается в маминой комнате, даже не дождавшись ответа девочки.

Света выходит на улицу немного раздражённая. Иванова грубая, всегда недовольная, девочке иногда хочется сказать ей что-нибудь в таком же тоне, но этого делать нельзя. Папа просил не ссориться с ней. Она может уйти в любую минуту, а другую сиделку с опытом за двести двадцать рублей в час в Петербурге сейчас просто не найти. Он и так едва уговорил её поработать за эту цену до ноября. До ноября. То есть полтора месяца, а там придётся либо платить ей больше, либо искать новую.

Светлана догнала мальчишек, они уже свернули в арку, братья сами знали, куда идти. Семьдесят пятый детсад был совсем недалеко, лишь пройти по диагонали большую детскую площадку, и за ней был такой же дом, как тот, в котором жила Света. Можно было бы отпускать братьев и самих ходить в садик, но папа просил провожать их. Света была не против. Ей было не в тягость.

– Света-а…, – начал Колька, и она уже знала, о чём пойдёт речь. Она иногда их забирала раньше, но это лишь тогда, когда дома был ужин.

– Нет, – сразу ответила девочка. – До ужина я вас забирать не буду.

Братья, как и все дети, не любили свой садик, они ещё немного поканючили, но, видя, что у старшей сестры сейчас не то настроение, смирились. Дальше шли, уже общаясь между собой. В садике многих мам Света уже знала, здоровалась с ними. У Макса на рубашке манжеты совсем обтрепались, да и рубашка сама ему мала. У Коли дела с одеждой обстояли не лучше. Кажется, одна из мамаш обратила на рукава Максима внимание, когда тот обрывал с них нитки, Света перехватила её взгляд, и та отвела глаза. Девочка и сама всё знала. Дома вокруг Парка Победы всё сталинские, престижные, бедных тут нет, Колька и Макс в группе одеты хуже всех. Это сразу бросалось в глаза. Мальчишки меж тем переоделись и убежали в группу, с ней не попрощавшись. Света убрала их одежду в шкафчики, аккуратно всё сложив, спрятала туда же их уличную обувь и ушла. У неё ещё были дела. Прежде чем вернуться домой, ей нужно было забежать в магазин, купить еды на завтрак себе и папе, он должен был скоро прийти со смены.

Иванова её уже ждала. Уже собралась. Стояла всё с той же недовольной миной на лице и рассказывала:

– Судороги были, рвотных спазмов нет, давление под утро ушло за сто шестьдесят, я сбила. Переворачивала её два часа назад, ещё часа полтора так может полежать, приёмники я опорожнила, помыла. Полость рта обработала, нос тоже. Промежности и подмышки обработала, но завтра её нужно будет мыть полностью.

– Мы с папой сегодня помоем, – отвечает Света. – У него сегодня свободный день.

Иванова подходит к прикроватной тумбочке, на которой лежат все мамины лекарства, стучит пальцем по большой упаковке с ампулами:

– Три ампулы осталось.

Светлана кивает, лекарство дорогое, двенадцать ампул – две тысячи шестьсот рублей. А упаковки не хватает и на месяц. Вообще-то все лекарства для мамы они получают бесплатно, по федеральной программе, но лекарства расходуются быстрее, чем положено, их приходится докупать за свои. На это уходит много денег. Почти столько же, сколько и на сиделок. Они с папой уже не раз садились считать деньги, ища способ сэкономить хоть чуть-чуть, но им уже не на чем экономить. Двух пенсий, маминой и папиной, и того, что папа зарабатывает, работая на двух работах, не хватает. Когда маму перевозили из больницы, пришлось взять кредит, чтобы купить для мамы медицинскую кровать. Кровать купили через объявление, хорошую и недорогую, а вот матрас от пролежней пришлось покупать новый, дорогой, швейцарский, а ко всему этому ещё пришлось купить аппаратуру контроля за состоянием больного. Целая стойка приборов, которые всё время урчали и тратили море электричества. Покупали их тоже с рук, все они уже были в употреблении, аппаратура была китайская. Папа сразу понял, что она не очень хорошая. Называл её китайским барахлом. Эти приборчики папиным словам соответствовали. Барахлили. К ним часто приходилось вызывать мастера. Но сейчас всё работало, пульс, дыхание, давление, температура мамы была в норме, ну, если температуру в тридцать шесть и один, а пульс в пятьдесят восемь можно считать нормой. Ольга Александровна на приборы сегодня не жаловалась. Она и девочка стояли возле кровати.

Ивановой Светлана годится во внучки, эта крепкая и недобрая женщина считала, что папа пользуется своим тяжёлым положением, её добротой, чтобы недоплачивать ей. Она обещала уйти и дала папе время найти другую сиделку.

Её губы либо вытянуты в нитку, либо уголки их опущены вниз. Всякий раз, как только это возможно, она демонстрирует Светлане своё неудовольствие. И всё время считает дни, когда истечёт их с папой договор. Сейчас же она, больше не сказав девочке ни слова, не попрощавшись, поворачивается и выходит из комнаты. В прихожей хлопает дверь. Ушла. Светлана подходит к кровати матери.

Мама всё ещё красива, только кожа чуть жёлтая. Но Света к этому привыкла, привыкла и к тому, что мама похудела, к тому, что кожа у неё всегда прохладная. Первые разы, когда с головы мамы сняли повязки, Света была в ужасе от того, что видела. Девочка не могла смотреть на левую часть головы матери, ту часть за виском и над ухом, что была смята и где кожа была вся стянута грубыми толстыми нитками и вымазана какой-то мазью. Но теперь там снова отросли волосы, росли они клоками, были редкими, но если не приглядываться, то вмятина на голове уже не бросалась в глаза. Светлана заметила, как у мамы под веками движутся зрачки. Нет, Свете это не показалось. Она была уверена, что видит это. А ещё она здоровалась с мамой. Брала её правую руку, сжимала её и говорила:

Мама всегда узнавала свою дочь, и едва-едва заметно отвечала рукопожатием. Вот как и сейчас. Ни папа, ни кто другой маминого рукопожатия не чувствовали и смотрели на Светлану, как на выдумщицу, но Света точно знала, что мама ей отвечала, просто мама отвечала только ей.

О! Снова зрачки под веками дёрнулись. Врач говорил, что это хороший признак. Светлана очень злилась на братьев. Тумаками и подзатыльниками загоняла их в мамину комнату, чтобы они хоть иногда навещали её. Она не могла понять, почему мальчишки почти никогда сами не заходят туда, не говорят с мамой, не прикасаются к ней. Папа объяснял ей, что они почти её не помнят, уже второй год пошёл, как это произошло. Им тогда было чуть больше четырёх лет. Но это объяснение девочку не удовлетворяло, она гнала мальчишек к маме, пусть хотя бы поздороваются с ней. И не дай им Бог не послушаться её. Света, конечно, их любила, но могла быть и строгой. Братья это знали.

Глава 5

Папа пришёл, она слышит, как открывается дверь, слышит, как он садится на табурет в прихожей, ставит к стене костыли, разувается.

Он работает в охране крупного сетевого супермаркета, работает сутки через двое. После ДТП папу взял туда его товарищ, Лёня Карповский, они служили в одном батальоне. Пришли в батальон вместе из училища взводными, дослужились оба до должности ротных и почти одновременно ушли. Теперь Карповский взял однополчанина в охрану, и папа был ему очень благодарен, на «кассах» он не стоял, он бы не смог, у него были сильно повреждены обе ноги. Папа «сидел на мониторах», следил за тем, что творится в торговых залах. С этим он справлялся. Он был внимательным и ответственным человеком, и поэтому, а может, и потому, что был товарищем Карповского, он был назначен начальником смены. Там папа получал тридцать шесть тысяч рублей за десять дежурств.

Девочка выходит из комнаты встретить отца, он уже разулся, берёт костыли, встаёт:

– Привет, ну как вы тут? – он обнимает Свету, не выпуская костыли из рук, прижимает её к свой колючей щеке.

– Нормально, па…, – отвечает девочка. – Приборы ночью не барахлили, с мамой всё стабильно, мальчишки в садике, Иванова кислая… Всё как всегда, па…

Папа садится в кресло рядом с маминой кроватью, тут же прислоняет к стене свои костыли, Светлана идёт на кухню за водой. У них уже ритуал. Папа всегда, приходя со смены, пьёт свои таблетки, сидя у маминой кровати. Света всегда приносит ему воду. Отец берёт стакан и одну за другой выпивает две таблетки.

– Ты есть не хочешь? – спрашивает девочка. – Я купила сосиски и яйца и доширак.

Она спросила на всякий случай, папа почти всегда приходил с работы сытый, иногда даже приносил просрочку – колбасу или какие-нибудь обалденно вкусные творожки или йогурты, которые она никогда бы не стала покупать из-за их дороговизны. Папа смотрит на неё, чуть удивляется:

– Света, а что у тебя с бровью?

– Ничего…, – Светлана машет головой, не говорить же отцу, что это она во сне ударилась, тем более, она сама этого не помнит. – Ерунда, так ты есть будешь? Яичницу?

– Спасибо, дочка, не буду. На работе девки накормили.

«Девки!». Девками он зовёт взрослых тёток, продавщиц, что работают в магазине. Отец не догадывается, но Светлане очень не нравится, что какие-то «девки» его там подкармливают. Она не понимает зачем взрослые, даже старые, на её взгляд, женщины делятся обедами или просрочкой с её отцом.

– У тебя деньги ещё остались? – спрашивает он, отрывая девочку от неприятных мыслей.

– Тысяча двести шестьдесят семь рублей, – сразу отвечает она. Света последнее время в любой час дня и ночи может точно сказать, сколько у неё денег. Выходя час назад из магазина, она их пересчитала.

– Слушай, Светик, а сможем мы дотянуть до понедельника на твои тысяча двести шестьдесят семь рублей? – спрашивает отец. – У меня в понедельник пенсия.

Света о ней помнит. Они называют её «армейкой». Это хорошая армейская пенсия, двадцать восемь тысяч триста шестьдесят рублей.

– Протянем? Так, чтобы ни у кого не занимать, – продолжает папа.

Света молча подходит к тумбочке с лекарствами, берёт большую коробку, открывает её и показывает папе. Там всего три ампулы. Может так быть, что это лекарство вообще маме не понадобится несколько дней, а может так случиться, что будет нужно ежедневно.

Оно необходимо при падении ЧСС и падении температуры тела.

Следующую бесплатную коробку они получат только в начале октября. Папа всё понимает, он молча лезет в карман за сигаретами.

Нет, он тут, конечно, не закурит, просто будет держать сигарету в пальцах. И думать, где бы занять до получки денег. Но вариантов у него немного. Будет просить у Карповского. Опять до пенсии. В сотый, наверное, раз.

– Ладно, Света, иди в школу.

Света уже опоздала на первый урок, ей не очень хочется идти туда.

– Может, я посижу с мамой, а ты поспишь? – говорит она. С мамой нужно быть всё время рядом, только за лето у неё два раза западал язык, что останавливало дыхание, и ещё два раза падало давление до пятидесяти. Девочка знает, что нужно делать в таких случаях.

– Не надо, я на работе подремал, – отвечает папа.

– Па, у нас половина не ходит, мелким так вообще разрешили не учиться, – говорит Светлана. – Эпидемия же.

– Иди, иди, – настаивает отец. – Не нужно прогуливать.

Он упрямый человек, очень хочет, чтобы она училась, видит же, как обстоят дела, и всё равно гонит её в школу, а ещё две недели назад говорил с ней о поступлении в Лесгафта. Это глупо, девочка об этом, конечно, только мечтать может, в этом году она ни разу не делала уроков. Да и в прошлом почти не делала, скатилась уже ближе к двойкам. Она подумывает о том, что как только ей исполнится шестнадцать, а это уже через два месяца, ей придётся искать работу… Какая тут школа.

– Ладно, папа, – говорит Светлана, идёт в свою комнату и поднимает с пола у кровати почти невесомый рюкзак. Учебников там нет, там всего две тетради да пенал со старыми изгрызенными ручками. Заглядывает в комнату. – Я пошла.

– Иди, – делает рукой знак, который делал ещё до беды, когда хотел её подбодрить на соревнованиях. В те далёкие и счастливые времена, когда она ещё на них выступала.

Пахом. Он вымахал до метра восьмидесяти семи. Он самый высокий в их классе. Света тоже сама по себе не маленькая, но Пахом выше неё почти на голову. Нога у него каких-то нечеловеческих размеров, любящая его мамаша покупает ему дорогие кроссовки размера, наверное, сорок шестого. Этого лося его мамочка зовёт Владик. Владик! А этот Владик, как говорят в школе, конченый… Он и в школе ведёт себя как урод, и во дворе. Он всегда был выше и сильнее других, кулаки распускал – не стеснялся. А теперь в школе его даже ребята из одиннадцатых классов побаиваются. Света не заметила его, он жил в соседнем доме, парадная прямо напротив детской площадки, через которую девочка шла к улице Фрунзе. Пахом стоял с двумя мальчиками помладше. Как она могла его не заметить?!

«Урод, тоже не пошёл на первый урок!».

И, конечно же, он её видит, ну а как иначе? Молодой человек сразу кричит довольно грубо:

– Э, Фома… Здарова! – это он ей. И тут же поясняет двум своим приятелям: – Эта стрёмная со мной в одном классе учится.

Мальчики смотрят на неё, ухмыляются, знают, что Пахом этим не ограничится, ждут продолжения. Света тоже это знает, даже не поворачивает головы, она быстро проходит мимо, хотя понимает, что одной фразой их общение не закончится.

Он сам и два пацана, что стоят с ним, смеются. У Пахома все шуточки такие. Урод, он всегда таким был. Светлана ускоряет шаг, она ничего не отвечает, но прекрасно слышит следующее пояснение о себе:

– Пипец она криповая, всё время ходит в трениках, кроссы все рваные. На уроках тупит конкретно. Она спортсменка отбитая.

Зачем он всё это говорит тем двум пацанам? Вот зачем? Они из другой школы, какая им разница, какое им до неё дело. Пахом просто урод. Просто урод!

Свете слышать такое было неприятно. Очень неприятно. Это даже не ей был укор, а её папе. А за папу девочке было очень обидно, ведь этот дурак ничего не знает про их беду. Да, у неё нет сейчас хорошей одежды, но раньше, до беды, когда папа хорошо зарабатывал, у неё всё было, было навалом самой классной одежды, и телефоны самых почти последних моделей у неё были. Папа покупал маме новую модель, а Светке доставался всё ещё дорогой мамин телефон. И она запросто могла им похвастаться. И все девочки в классе с ней дружили. Да и грудь у неё нормальная, ну, не такая, конечно, как у Лизы Марфиной, но есть, и причём правильной формы и симметричная. Девочки из класса это замечали. Света лифчики как раз не носила. Ей они были пока не нужны. У неё был один хороший для спорта, она его берегла. А из остальных Светлана за последние полгода выросла. К тому же у неё самые длинные ноги в классе. И у неё нет жира. И она самая быстрая девочка в школе. Но этому дебилу разве что-то объяснишь? Нет, не объяснишь, он же Пахомов. Он всегда был придурком. Светлана лишь прибавляет шаг. Но Пахом не отстаёт от неё, орёт на всю детскую площадку:

– Фома… Ты в школу? Фомина, погоди, я с тобой пойду.

Нет, он точно дебил. Света после его тупых шуточек даже видеть его теперь не хочет. Она пошла ещё быстрее.

– Да погоди ты! – орёт он и идёт за ней.

Ей даже оборачиваться не нужно, чтобы понять, что он не отстаёт. И девочка идёт ещё быстрее, едва не переходя на бег.

«Ну, недоумок, догонишь?»

Она уже проскочила мягкое покрытие детской площадки и услышала, как бухают его огромные ноги сорок шестого размера по асфальту. Бежит за ней. Сейчас девочка просто ненавидела этого урода, она даже близко не хотела быть с ним, тем более идти рядом. Светлана легко переходит на бег.

– Фома… Стой! Ты чё, больная что ли? – орёт Пахом.

Света не останавливается. Она ещё прибавляет шагу, она ещё много может прибавить, если понадобится; девочка чуть оборачивается, Пахомов не отстаёт:

Но Света его не слушает, она уже выскочила на улицу Фрунзе и легко, как на разминке, побежала к Московскому проспекту. К площади Стругацких, на красный свет перебежав светофор. Урод отстал. Когда, пробежав метров двести, девочка повернулась, Пахома нигде не было. Она перешла на быстрый шаг. Ну, хоть так она ему ответила на сегодняшние оскорбления. Впрочем, Света была удивлена, Пахом до сих пор ни разу не предлагал ей идти в школу вместе. Да нет. Скорее всего он хотел отколоть ещё какой-то номер перед теми двумя мальчишками. Вот и кричал ей, а когда она пошла дальше, а не остановилась по его просьбе, это Пахома разозлило, поэтому он и побежал за ней. Но Света быстро о нём забыла, другие мысли, привычные и тяжёлые, сразу завладели ею.

Она думала, что пойдёт после школы в приход и там поест, и так сэкономит продукты, а братья поужинают в садике, папа поест на работе, он сегодня пойдёт в ночь на вторую работу, там можно подкормиться. В общем, ей только нужно будет поужинать и купить пару булок с молоком Кольке и Максу. И на завтра ещё останутся яйца и сосиски с хлебом. Папа же на обед не съест доширак, десяток яиц и пачку сосисок. В общем, всё хорошо, и сегодня денег больше тратить будет не нужно. Тысяча двести шестьдесят семь рублей переходят на завтрашний день. Можно считать, что ещё один день до папиной пенсии они прожили.

Она остановилась на светофоре на большом перекрёстке Московского проспекта и улицы Фрунзе. Светофор тут долгий, по проспекту катят и катят машины непрекращающимся потоком, а девочка всё думала, как растянуть на шесть дней оставшиеся деньги.

И тут адский топот огромных ног, зверский смех, такой дикий, что все стоящие на светофоре люди стали оборачиваться, и кто-то сильно дёргает Светлану за рюкзак.

– А-а…, – орёт Пахом радостно. – вот ты где! Гы-ы…

Света вжимает голову в плечи, она перепугалась от ора и рывка, а рюкзак слетает с её плеча. Она быстро поворачивается и видит Пахомова. Он держит её рюкзак в руке, смотрит на него чуть удивлённо. Некогда модный и любимый её рюкзачок «Вэнс» порван, у него оторвана одна лямка. Урод оторвал лямку её рюкзака, любимого рюкзака, который в модном магазине ей купили папа и мама. Света смотрела на порванную лямку, и на глазах у нее наворачивались слёзы. А Пахом, этот ублюдочный дебил, кинул ей рюкзак со словами:

– Да ты, овца, сама виновата. Тупая…

И побежал через дорогу вместе со всеми людьми, которые, наконец, дождались зелёного сигнала светофора. А Света так и осталась стоять на переходе, держа свой рюкзак и через слёзы разглядывая вырванную из ткани правую лямку. Большую такую, с «мясом» рваную дыру.

Теперь ей ещё больше не хотелось идти в школу, но папа сказал… вернее просил, и она пошла. Думая, что хорошо было бы взять камень и разбить уродливую и прыщавую харю этому уроду. Ударить с силой, а лучше несколько раз. Так она и шла, представляя себе в красках эту маленькую казнь. Что ни говори, а ей очень было жалко рюкзак. Очень. Так жалко, что слёзы текли всякий раз, когда она, забыв про эту неприятность, машинально пыталась рукой найти правую лямку, которая была уже скручена и спрятана в рюкзак.

Второго урока не было. Вообще, в школе было мало народа. Мелких не было вовсе, средние классы ходили на усмотрение родителей, старшие… на своё собственное усмотрение. Света вошла в класс, народа… и половина не пришла, зря её папа выпроваживал в школу.

Не так чтобы тихо, но и не так, чтобы всех напугать. Девочки, собравшиеся у стола учителя и о чём-то разговаривающие, не обратили на неё внимания. Пацаны тем более, смеются о своём, только Мурат Сабаев, лениво развалившийся сразу на двух стульях за последней партой, произнёс лениво:

– Привет, Фомина. Зря припёрлась, русского не будет. Тут все уже собираются линять. Может, совсем уроков не будет сегодня.

Классно было бы уйти. Светлана оглядывается:

– Не-е… Они с Митяем ушли в актовый зал, они там тянок из одиннадцатых классов клеят.

«Клеят». Света чуть улыбнулась. Дурацкое слово. Это слово резануло девочке слух, так никто, кроме Мурата, не говорит; кажется, никто другой таких слов не знает. Сабаев один из немногих, кто читает книги, он знает много разных слов, смешно издевается над тиктокерами, и у него, как и у Светы, нет инстаграма. Девочка села через парту от него.

– А зачем тебе Пахом? – всё так же лениво интересуется Сабаев. – Хочешь травы купить?

– Нет, не нужна… Он, этот урод, мне рюкзак порвал, – говорит Светлана.

– Только рюкзак? – Сабаев косится на девочку и добавляет многозначительно: – Тебе повезло.

Света не совсем поняла, что он имеет в виду, но спрашивать не стала, а Мурат и говорит ей:

– Фомина, давай сбежим, пошли ко мне, у меня мартини есть. Почилим.

Светлана сразу напряглась. А Мурат чуть оживился, смотрит на неё внимательно, глаза у него карие. Хитрые.

– Нет, не пойду, я не пью, – сразу отвечает она твёрдо, как отрубает.

– Да расслабься ты, я просто так предложил, – Сабаев снова разваливается на стульях. – Я забыл, что ты у нас спортивная. Просто так предложил. На «вдруг».

Тут как раз отворяется дверь, и в кабинет входит их классный, Данила Сергеевич. Все замолкают. Ждут.

– Ребята, не расходимся. Третий и четвёртый уроки, физика и алгебра, будут. Готовьтесь.

– Оо-ооо…, – недовольно и разочарованно загудел класс, вернее, полкласса. Особенно недовольны были девочки.

– Не «о», а готовьтесь, вас будут спрашивать, – говорит классный.

Глава 6

Церковь Рождества святого Иоанна Предтечи проще называлась Чесменской, и находилась она в десяти минутах ходьбы от дома Светланы. Церковь была небольшой, но очень красивой. Она была розовой, и говорят, что её неоднократно посещала императрица Екатерина Вторая по дороге в свою загородную резиденцию. А сейчас она была известна тем, что на маленьком кладбище, что находилось за собором, среди старых елей жили совы. Да, совы жили в городе. Светлана сама их видела по вечерам летом.

Но сейчас девочка шла не в храм, она остановилась у красивого, свежевыкрашенного здания прихода, что находился на другой стороне улицы, напротив храма. Остановилась и некоторое время оглядывалась по сторонам. Главное, чтобы никто из одноклассников не увидел, что она ходит в церковь. РПЦ – большой, как говорили пацаны из её класса, зашквар. Ей не нужны были насмешки ещё и по этому поводу. Девочке хватало насмешек по поводу драных кроссовок, старого телефона и того, что её считали «спортивной», то есть человеком, который так занимается спортом, что не имеет ни «телеграммов», ни «инстаграмов». В общем, она полминуты смотрела по сторонам, и лишь убедившись, что никого из её знакомых нет, быстро нырнула в распахнутые настежь двери прихода.

Даже тут пахнет церковью, это, наверное, от одежды священников.

Как и положено, Света со всеми здоровается. Даже с незнакомыми людьми. Сейчас день, святые отцы тоже тут, в трапезной. Длинный стол, покрытый клеёнкой с затейливым узором, на столе подносы с нарезанным хлебом, с белым и с чёрным. За столом, кроме священников, несколько прихожан. Одна знакомая Светлане бабка с распухшими ногами и ещё пара старушек. В трапезной вкусно пахнет. Среди священников настоятеля отца Александра нет. Он редко обедает со всеми. Но здесь его заместитель, отец Серафим. Это мамин духовник, он и Свету, и близнецов крестил. Светлану он любит, а она его не очень. Потому что отец Серафим… лох. У него на одежде пятна, Света видела у него в бороде яичную скорлупу и крошки желтка. Когда он её обнимает, он пахнет потом, ещё он носит бейсболку с эмблемой «СКА» вместе с рясой, у него нет машины, отец Серафим ездит на велосипеде, и что самое стрёмное, – это то, что он носит бежевые носки с чёрными сандалиями. Если Светлана видела его на улице, а он её ещё не увидал, она быстренько переходила на другую сторону. Не дай Бог, кто увидит, как он её обнимает при встрече. Увидят одноклассники – всё, школу можно будет бросать.

– Светланка! – Отец Серафим её увидел и махал рукой. – Иди сюда, ко мне, – и, видя, что девочка двинулась к нему, уже говорил кухарке Анне: – Матушка, дай тарелочку для девы.

Её усаживали рядом с отцом Серафимом, ставили перед ней тарелку, сам Серафим наливал ей рыбный суп с картошкой, с жареной заправкой, с разваренными кусками рыбы. Светлана взяла ложку, кусок белого хлеба и сразу начала есть. Суп был приправлен укропом. Этот привкус что-то тронул в глубине её души, что-то напомнил. Что-то смутное и неопределённое, но лишь на мгновение. Она тут же про всё это забыла. Девочка почти не завтракала, а суп был необыкновенно вкусным, но один из молодых попов сказал ей с усмешкой:

– Душа моя, ты бы хоть перекрестилась перед трапезой.

Света отложила ложку, чтобы перекреститься, она знала, что нужно прочитать молитву перед едой, но отец Серафим, погладив её по голове, сказал:

– Ешь, ешь, я за тебя помолюсь.

Он, конечно, был… лох. И Света его стеснялась, но она прекрасно помнила, что когда возник вопрос о лишении папы родительских прав из-за его инвалидности, папа сказал ей сходить к отцу Серафиму.

Сходить! Да она бежала к отцу Серафиму так, как на соревнованиях не бегала. Прибежала, оторвала его от службы и, рыдая, рассказала ему о том, что приходили злые тётки, которые сказали, что ей и Кольке с Максом будет лучше в приюте. В приюте! Её и братьев собирались отправить в приют. А отец Серафим её успокаивал:

– Тихо ты, тихо, рясу мне не намочи, не плачь, не плачь, я сейчас же пойду к настоятелю, к отцу Александру, и он придумает что-нибудь, не отправят вас в детдом. Не рыдай. Отец Александр всех, кого надо, знает, с кем надо поговорит, не волнуйся.

И вправду, всё разрешилось, папу не лишили родительских прав по недееспособности, и папа благодаря хорошему физиотерапевту стал ходить лучше. Теперь он даже на двух работах работал и выплачивал кредит за медицинское оборудование и возмещение ущерба по решению суда. Девочка не знала наверняка, может, и вправду настоятель храма устроил так, что злобные тётки из Комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав больше в их квартире не появлялись. И это хорошо, от этих суровых баб с каменными мордами у Светы мурашки по спине бежали, а близнецы так и вовсе каменели от ужаса.

– Отлично, с супом покончено, – заглядывал ей в тарелку отец Серафим, – давай-ка котлетку из щуки.

– Отец Серафим, я наелась, – отвечала девочка.

– Хорошо, тогда без риса, – говорит священник кухарке. – Матушка, положи деве одну котлетку.

Но Светлане нравится, как в приходе подают рис, он тут вперемешку с кукурузой. И она просит:

– Матушка, одну ложку риса, пожалуйста.

– Конечно, кушай, доченька, – говорит кухарка, накладывая ей еду.

Ещё её вынудили выпить компот с пряниками, и из прихода девочка вышла чуть живая.

Дома была куча дел, они с папой затеяли стирку, поменяли бельё у мамы и закинули его в стиральную машину. Потом папа прилёг, ему выходить в ночь. Помимо охраны, он ещё работал по ночам в частном предприятии Алиева. Шинковал овощи для салатов. Эти салаты продавались по всему Петербургу. У Алиева работало много инвалидов. Работали всегда в ночь, чтобы к открытию супермаркетов салаты были свежими. Папа не чувствовал себя там каким-то особенным. Там он был как все. Работа была непростой, но давала семье больше двадцати тысяч в месяц.

Отец ушёл в свою комнату и лёг, а Светлана села возле мамы, включила телевизор.

Нафиса. Папа называл её освобождённой женщиной востока. Она была откуда-то с юга. Света не знала точно, откуда, платков Нафиса не носила. Всегда была в юбке выше колена и лосинах. Волосы всегда у неё были чистыми и распущенными. Ей было меньше тридцати лет, и папа говорил, что она в поиске. Её можно было считать привлекательной, но вот ответственной вряд ли. Она приходила к восьми, здоровалась вежливо, справлялась о мамином состоянии, но Света всегда чувствовала, что эта вежливость и этот интерес её – показные. Нафиса совсем ничего не делала, она даже могла за всю ночь, за двенадцать часов, ни разу не поменять маме позу. Что ни говори, а неприятная Иванова была намного лучше Нафисы как сиделка. Ольга Александровна не болтала часами по телефону с мужчинами, пытаясь найти себе мужа, и главное, она чётко выполняла все медицинские предписания. В общем, если бы надо было кого-то уволить, Светлана оставила бы Иванову. Пусть даже она и противная.

Ещё до ухода папы на работу Света сходила забрала братьев из садика. Они там поужинали, и кормить их было не нужно, только молоко с пряниками на ночь дать. Теперь мальчишки уселись за компьютер, играли и непрестанно ругались. Света тоже хотела посидеть в соцсетях, пролистать ленты, но вынуждена была ждать, пока Колька и Макс лягут спать, вот тогда будет её время. А пока она пошла в ванную.

Там, в ванной, она взяла папину бритву. Посмотрела на неё, лезвие в ней старое, наверное, тупое. Света уже сбривала себе лишнюю растительность. И сейчас хотела сбрить немого. Подмышками, например. Перед соревнованиями все старшие девочки из её команды так делали. Они брили не только подмышки. И ноги брили, и вообще везде. Она вспомнила, что сегодня Мурат позвал её к себе домой. Отчего-то это воспоминание взволновало её. Хотя Мурат ей не очень нравился. Но всё равно, это его предложение… Что он вообще имел в виду? Зачем приглашал? Мартини. Очень красивое название. Наверно, это вино вкусное. Она никогда не пробовала мартини, она вообще никогда не выпивала, так… пиво пробовала разок. А вот её одноклассницы уже выпивали, ну, половина из них – это точно. Дуры, ещё выкладывали свои пьяные фотки в соцсети, неужели не боятся, что родители увидят? Нет, Светлана отложила папину бритву, решила помыться.

И уже разделась, уже открывала воду, как в дверь ванной стали яростно тарабанить. Это были мальчишки, они были возбуждены и орали при этом:

– Ну что, по лбу кто-то хочет? – разозлилась девочка.

– Он шебуршит…– добавлял Макс. – И он не робот, он жук.

– Идите, я помоюсь и просмотрю, – отвечала Светлана, – и сколько раз вам, глупым, нужно говорить, чтобы никогда не ломились ко мне в ванную?

– Света, Света…, – продолжал Колька, – робот страшный, мы не можем играть.

– Не играйте в эту игру, – советует Светлана. – Играйте в другую.

– Света, он не в игре, он на кровати на нашей, – говорил Максим. – Он ползает по кровати!

Светлана раздражённо надевает белье.

– Если я не найду вашего робота, вы оба получите.

Открывает дверь и, прикрывая грудь рукой, идёт за мальчишками в комнату.

– Это не робот, – поправляет Макс, – это жук.

– Это робот! – орёт Колька.

– Ты дурак, это жук! – говорит Максим.

– Это ты дурак, сейчас Света его поймает, и ты увидишь! – продолжает орать Коля. – Это просто такой робот в виде жука.

Света, злая, входит в комнату, останавливается у кровати братьев, губы поджала:

– Ну, где ваш жук, где ваш робот?

На кровати ничего подобного нет, Макс молчит, а быстрый Колька сразу соображает:

– Значит, сполз, – он опускается на пол. Заглядывает под кровать. И победно кричит: – Вон он, Света! Робот!

Светлана, прикрывая груди руками, тоже садится на колени рядом с братом, заглядывает под кровать. И сразу видит робота-жука. Он ползёт вдоль пыльного плинтуса. Ей и секунды не понадобилось, чтобы понять, кто это такой. Чёрный и блестящий, как кусочек угля длиной в указательный палец. Длинное брюхо на конус. Четыре крепких лапы. Жвала – острые клещи. Она узнала эту тварь. Вспомнила и узнала. Ей стало нехорошо, так как она вспомнила свой отвратительный сон. Кусаки. Ночные кусаки. Это один из них.

– Света, скажи Коле, что это не робот, а жук, – говорит Макс, с ней и с братом разглядывая существо.

А девочка не отвечает, смотрит на существо, смотрит, и её отчего-то вдруг захлестнула такая злость, что аж врезать кому-то захотелось, она лезет под кровать, уже забыв про неприкрытую грудь, и выметает ладонью из-под кровати кусаку вместе с пылью.

– А, Света! Осторожно… Он тебя укусит, вон какие у него рога! – радостно кричит Колька.

Но девочка не боится кусаку. Она, сжав свой небольшой кулачок, замахнулась, врезала по твари. Так врезала, что она хрустнула, и из неё что-то слегка брызнуло.

– Ой, Света! – тихо произнёс Макс.

А девочка брезгливо взяла раздавленную тварь за лапу и понесла её в туалет. Мальчишки бежали следом:

– Света-а… А это жук или робот? – спрашивал Колька.

Светлана швырнула кусаку в унитаз и смыла, и лишь убедившись, что вода унесла эту мерзость в канализацию, ответила с ненавистью:

– Тараканы не такие, – робко возразил ей Макс.

Но девочка его не слышала, она все ещё смотрела в чистую воду унитаза и думала, верее, вспоминала то, что ей снилось ночью. Теперь она вспомнила всё до мельчайших деталей, вспомнила свои эмоции и страхи.

Близнецы настроения своей сестры различали по её лицу, оба притихли, знали, что сейчас её лучше не доставать вопросами, и даже нагловатый Колька, и тот потихонечку ушел вслед за братом, так и не поняв до конца, почему старшая сестра вдруг стала такой злой. Она прошла в ванную, стала быстро одеваться, всё желание поплескаться в теплой воде, а тем более что-нибудь сбрить себе папиной бритвой сразу пропало. Девочка уже не вспоминала ни о Мурате, ни о мартини. Всё это вдруг стало каким-то далёким и нереальным, не то что сон, который ей снился этой ночью. В этот вечер она так и не посидела за компьютером. Сидела на кровати, смотрела, как близнецы, попивая молоко и поедая шоколадные пряники, ругаются из-за того, кому проходить следующий уровень. Девочка даже не дождалась положенных десяти часов, отправила их спать раньше. Они немножко попротестовали, но не сильно, уж больно зла была их сестра в этот вечер. Светлана пошла перебросилась парой слов с Нафисой. Как всегда, та говорила, чтобы Света не волновалась, что она будет следить за мамой и не будет спать. Но девочка знала, что она врёт. Однако за те деньги, что папа мог платить, других сиделок с медицинским образованием было не найти. Светлана пошла и легла в свою кровать. А за окном ещё светло, она подумала, что братья уже спят, а у неё состояние такое, что и не заснуть. Едва не трясётся, как вспомнит, что под камнем очнулась. Какой тут сон. Проклятый, проклятый кусака, появись он ещё раз, опять бы раздавила его кулаком. Ещё и ногой топтала бы.

Глава 7

Это был всё тот же камень. Всё тот же густой туман. Она была на том же месте. И странное дело, у девочки не было желания плакать. Вдыхая полной грудью туман со знакомым едким привкусом, она присела и стала шарить по земле руками. Это как-то само собой произошло, она как будто включилась. Светлана не причитала и не плакала, она присела на корточки и искала свою палку. Она должна была быть тут. Не мог же тот мерзкий дедок с глазами без зрачков её забрать. О! Палка оказалась там, где и должна была быть. Девочка обрадовалась. Сразу взяла свою палку покрепче. Так ей было спокойнее. Теперь она огляделась. Ну, тут гляди-не гляди, но если вытянуть руку с палкой, там, где она кончится, уже ничего не видно. Туман. За камнем кто-то закричал. Кажется, она слышала этот крик, похожий на крик обиженной птицы. Хорошо, что далеко, – или это туман так приглушает звуки? Она вспомнила, что из-под камня может вылезти тот страшный червяк с лапками, ей очень не хотелось, чтобы его жёлтые жвала впились ей в лодыжку. А в этом проклятом тумане разве его разглядишь? Подползёт незаметно, червяк-то на самом деле был весьма проворен.

Она, медленно ступая, чтобы не шуметь, подошла к камню поближе, наклонилась и увидела чёрную дыру, из которой сама в прошлый раз вылезла. Там, у входа, была пара кусак, но их-то Света уже не боялась. Она выпрямилась и замерла, взяв палку покрепче. Ей нужно было пересидеть тут какое-то время. Это же сон. Вот она и подождёт, пока проснётся. Её камень вполне бы её устроил. Если не придёт тот дедок, то можно остаться и тут. Она на всякий случай огляделась, стараясь рассмотреть всё, что не скрывал от неё туман.

На том деревце или кусте, которое почти не имело листьев и что рос рядом с камнем, сидело существо. Оно сильно походило на… кошку-сфинкса. Только раза в три крупнее. Да, на нём не было шерсти, и величиной оно было с огромного кота, но это был не кот, совсем не кот. Кожа его была того же цвета, что и у Светланы. Но вот головы как таковой у существа не было: огромный рот, огромные уши торчком, длинные ноздри – всё это помещалось на конце туловища. Уши и нос, ноздри, всё ярко выраженное, пасть большая, чуть приоткрытая, хоть и зубов в ней не было видно, тем не менее, она была очень неприятна. Особенно неприятны были его совсем не кошачьи ручки-лапки, с пальцами и чёрными крупными когтями на них.

Зато глаза у существа были очень малы, это были прорези, которые сделали в коже, как будто впопыхах. Маленькие дыры на всякий случай. Помимо всего этого, существо имело длинный хвост, который замотался пружиной вокруг крупной ветки. Девочка подумала, что существо ещё похоже на хамелеона, она видела таких в передвижном зоопарке. Сидит такой и держится так же лапами, как хамелеон. И тут неожиданно – Светлана даже чуть не вскрикнула – это существо легко перепрыгнуло с ветки на камень, ловко и весьма быстро пробежало пару метров и что-то схватило своею лапой с цепкими пальчиками. Света поняла, оно схватило кусаку. И поступило с жуком очень ловко. Существо быстро отгрызло жуку длинное коническое брюшко, а грудь, лапы и голову со жвалами просто выбросило, и эти останки скатились по камню вниз. А зверь, разинув свою страшную пасть и собравшись с силами, издал резкий и пронзительный звук. Звук был высокий и неприятный, это был почти визг, от которого девочка поморщилась. И тут же откуда-то донёсся ответ. Такой же писк, только чуть сглаженный, ослабленный туманом. А потом ещё один, но уже с другого места. И ещё один, и ещё. А противный крикун тем временем нашёл ещё одного кусаку и расправился с ним так же, как и с первым. Сожрал, собрался с духом, и опять мерзко проорал в туман. Крикун не показался ей уж очень страшным, но когда из тумана на камень к первому выскочил ещё один, а через несколько секунд вылез третий, а потом и ещё один, Светлана захотела отсюда уйти. Кажется, зря голос говорил ей, что это место безопасное. Один крикун, может, ещё и не страшен, но когда этих ловких животных… уже пять! Света потихонечку начала отходить. Спиной, спиной вперёд, держа палку наготове и стараясь не выпускать крикунов из поля зрения. Но в поле зрения она держала их недолго, пять-шесть шагов и всё – туман. Она остановилась и присела. Не издавать звуков и не источать запахов. Кажется, так говорил ей голос. Напротив её камня в прошлый раз, когда жгучее солнце растопило туман, она видела высокую стену с окнами, остатки бывшего дома. Развалины.

Девочка подумала, что там ей будет безопаснее, вот только сейчас, в тумане, да ещё и отойдя уже от «своего» камня, она не могла точно найти нужное направление. Хорошо, что крикуны всё ещё кричали за спиной. Хоть какой-то ориентир. Их даже через туман было слышно. Всё-таки оставаться тут, на открытом месте, она не хотела, ей нужно было какое-то укрытие. Светлана, аккуратно и глядя себе под ноги – обуви-то у неё не было – пошла туда, где, по её мнению, должны быть развалины дома и ещё не рухнувшая стена. Она видела осколки разбитой пивной бутылки, валяющиеся на коричневой, глинистой земле, видела ржавый и погнутый самокат без колёс. А ещё увидела ржавые, вмятые в грунт прутья маленького заборчика, которым обычно огораживают газоны. Они что-то напомнили ей, сначала она даже не поняла, что. Но, как выяснилось, шла девочка в правильном направлении. Уже вскоре, чуть наколов ногу, она разглядела через туман тёмное пятно. Стена. Тут нужно было идти ещё аккуратнее – кучи битого кирпича, гнилые доски с большими коричневыми гвоздями, осколки стекла.

Ей пришлось выбирать место для каждого следующего шага, чтобы не поранить ногу. Но останавливаться она не хотела, ей почему-то казалось, что у этой стены, в этих развалинах, ей будет безопасно, почему она так думала, девочка ответить бы не смогла. Просто ей так казалось. Оказавшись у стены, она остановилась. Да, жёлтая стена, пустые окна, даже без рам, выше второго этажа уже ничего не видно, туман. Тут ей стало не по себе. По стене весьма бодро пробежал такой же червяк с лапками, как тот, что напугал её в прошлый раз, когда вылез из-под камня. Только этот был раз в сто меньше. Всего с её палец. Светлана уже не была так уверена в безопасности этих развалин. Она стала осматривать стену, и увидела… табличку. Такие тёмно-синие эмалированные таблички с названиями улиц и номерами домов она видела на многих зданиях. А эта табличка была облупившаяся, но Светлана без труда могла прочесть надпись на ней: «ул. Гастелло д. 28». Света раскрыла рот от удивления. Она знала этот дом. Она жила совсем рядом, в трёх сотнях метров отсюда, это был её район. Гагарина – Фрунзе – Гастелло – Ленсовета, это квадрат, в котором она родилась и выросла. Голос говорил ей, что это её сон. Теперь Светлана была в этом уверена, вокруг всё разбито, всё разрушено, но ещё некоторое время назад она ложилась спать в свою постель в своём доме. В целом доме, не в разрушенном, а до этого шла домой из Чесменского прихода как раз по улице Гастелло. И все дома вокруг были целы. И двадцать восьмой тоже. Нет-нет, это точно сон, и ничего другого быть не может. И тут раздался рёв у неё за спиной, настоящий, гортанный, с хрипом. И ревел кто-то немаленький. Она быстро обернулась, выставив вперёд свою спасительную палку. Но кричали не так близко, чтобы можно было достать палкой. И сразу на рёв отозвались крикуны, дружно, зло и громко загалдели. Там, у её камня, от которого она ушла, явно что-то происходило. Какая-то возня, и снова рёв. Крикуны как с ума посходили, орали так, что Светлане захотелось заткнуть уши, она даже присела. И сразу раздался визг, заливной и обиженный, и она даже разглядела, как в клубах тумана мимо неё пронеслось что-то темное и большое. Пронеслось так быстро, что туман, кажется, за ним завихрялся. Крикуны ещё поорали немного, а потом вверху, в воздухе, несколько раз крякнула птица, как бы завершая кутерьму. И снова стало тихо. Нет, ей точно нужно было какое-то укрытие. Девочка встала и, снова выбирая место для каждого следующего шага, пошла вдоль стены, надеясь найти или проём от двери, или окончание стены.

Вообще-то Светлана, как и большинство её сверстниц, любила животных, котиков всяких, собачек. Особенно ей нравились бордер-колли, посмотрев в интернете, что вытворяют эти умные псы, она в шутку говорила, что такие собачки могли бы учиться в их классе на твёрдые тройки. Но вся её любовь к животным никак не распространялась на здешних существ. Света думала, что прячется она здесь, может быть, не в последний раз, и соседствовать с такой мерзкой тварью, что плюётся неизвестно чем, ей вовсе не хотелось. Девочка поставила к стене свою палку, подняла из кучи мусора кусок стены из слепленых цементом двух кирпичей. Не без труда подняла, поднесла их к краю площадки, прицелилась, тяжело дыша, и отпустила. Хорошо, что она не стала бить жабу палкой. Огромный камень лёг точно на спину животного, но оно не сдохло сразу от страшного удара, а стало быстро, даже судорожно, раскидывая задними лапами мусор и крошево, прыгать в сторону.

Свалилось куда-то за куски переломанного лестничного пролёта, а оттуда заползло в какую-то щель, в темноту. Девочка была удивлена, очень удивлена живучестью этого неприятного животного. Она надеялась, что жаба всё-таки сдохнет там, под камнями, уж очень Свете не хотелось делить с ней своё убежище.

Глава 8

Девочка огляделась. Да, место удобное, но его нужно было почистить. Слишком много тут битого камня и мусора. Но сейчас, после схватки с жабой, ей хотелось чуть передохнуть, оглядеться.

– Это вы? – раздалось… кажется, прямо над её головой. Она даже голову задрала, но, кроме тумана, ничего не увидела. – Вы вчера выбирались из-под земли?

А-а-а-а… Как девочка была рада этому голосу. Она чуть не закричала от радости, чуть не запрыгала на месте.

– Да, да! Это я, я. – быстро говорила Светлана. – Вы меня видите?

– Вижу, – отвечал ей голос чуть погодя. – Но я могу видеть вас только в том случае, если вы находитесь на одном месте не менее десяти секунд, или я вижу ваши движения, но с задержкой. Но я хорошо вас слышу. Я просто узнаю вас по тембру голоса. Звуки я разбираю даже в тумане, но и они от вас доходят до меня через десять секунд.

– Что? – не поняла Светлана. Почему? Почему десять секунд? Впрочем, её это сейчас не сильно заботило. Девочку интересовал другой вопрос. – Почему я опять вижу этот сон, вы говорили, что я больше об этом месте и не вспомню. А я опять тут… Ну, это… В смысле мне опять это снится…

– Боюсь, что моя оценка ситуации с вами не была взвешенной, – спокойно и с задержкой отвечал ей голос.

– Не была взвешенной? – падающим голосом переспросила девочка.

– Да, я думал, что вы тут случайно. Многие люди ищут, как сюда попасть, мне же, в прошлую нашу встречу, показалось, что вы тут оказались случайно. Вот я и подумал, что больше вам тут бывать не придётся. Судя по всему, я ошибался.

Светлана опешила. Замерла, задумалась. Даже рот раскрыла. Она ничего не понимала. Какие ещё люди, да ещё и многие, которые хотят попасть в её сны. Но, едва подумав об этом, она снова вернулась к вопросу, который её волновал больше всего:

– А вы не скажете, как мне проснуться?

– К сожалению, я не знаю ответа на этот вопрос, – донеслось до неё с задержкой, к которой она уже начинала привыкать.

– Может, мне будильник ставить? – робко предложила она.

– Я не уверен, что это вам поможет. Боюсь… ну, если вы сюда проникаете не по своей воле, то вас сюда призывают.

– Что значит призывают? – удивилась Света. – Кто это меня призывает в мои же сны? Как такое может быть?

И тут в глубине ее сознания, далеко-далеко, в самом потаённом уголке ее души, сам собой всплыл вопрос: может быть, это… мама?

На сей раз задержка была намного длиннее, чем обычно, видимо, голос размышлял над ответом. И наконец ответил:

– Вам нужно выслушать меня внимательно, и уж если вам придётся иметь дело с этим местом, вам просто необходимо это знать. Дело в том, что это не ваш сон. Это место я называю Истоки.

– Истоки…, – тихо, почти шёпотом, и удивлённо произнесла она, продолжая слушать, что говорит голос.

– Это всего лишь точка в потоке времени, точка, в которой начинается и ваше личное, ваше персональное время. Но эта точка не только ваша, так как она напрямую привязана к точке вашего пространства, того, в котором вы непосредственно обитаете, то есть это ещё Исток для миллионов подобных вам существ, что сейчас живут с вами в вашем времени и в вашей локации, в вашем трёхмере.

Светлана молчала. Всё то, что произнёс сейчас голос, просто не укладывалась в её голове. Да и не могло это уложиться в голове девочки, которой ещё не исполнилось и шестнадцати. Которая училась-то на тройки, потому что до беды, что приключилась с их семьёй, ничем, кроме бега, любимого спорта, и аниме почти и не интересовалась. А тут тебе потоки времени, точки, локации всякие, непонятные трёхмеры, глупости, глупости неприятные и непонятные. Не о том она хотела слышать. Нет… Скорее всего, это точно какой-то забубённый и глупый сон. Но среди этого всего непонятного сна неожиданно появилась одна вещь, которая Светлану заинтересовала. Папа смеялся над ней частенько, ну, в те времена, когда он ещё умел смеяться. Смеялся, когда она, вытаращив глаза, прибегла к нему обсудить какую-либо дикую новость, прочитанную в интернете. Как было с новостью, что с какого-то там года обучение в десятых и в одиннадцатых классах будет платным. С этой новостью она прибежала к папе. А он, выслушав её, улыбался и говорил:

– Светка, в военной науке есть незыблемое правило, а именно: любая информация должна быть осмыслена, проанализирована, – он поднимал палец вверх, повторяя: – Любая информация. И первым пунктом анализа значится источник информации. Источник! Кто тебе эту дурь сказал?

– Одна тётка… Блогерша.

– Я так и думал, а на сайте министерства образования такая информация есть?

– Да откуда я знаю, я ту тётку послушала и к тебе пришла, – отвечала девочка.

– То есть, достаточно какой-то шаболде что-то там пробубнить в интернете, и ты всё, что она скажет, готова принять на веру?

– Ну, не знаю, па… У неё полтора миллиона подписчиков.

Он покачал головой:

– Ничего ровным счётом это не значит. Полтора миллиона слабоумных, не будь такой, как они. Всё всегда проверяй, ничего не бери на вру. Особенно источник информации, ищи подтверждения из других источников, иначе будут потери в личном составе, – назидательно говорил отец. – Проверь данную информацию на официальном сайте и, если не найдёшь там подтверждения, отписывайся от этой тётки.

Папа был умным… Ну, так мама говорила. Света всегда запоминала то, что он говорит, вот и сейчас она захотела кое-что выяснить. И поэтому она не стала спрашивать ни про локации, ни про потоки времени, ни ещё про что-то там, а спросила лишь:

– А можно на вас взглянуть? – и, чуть помолчав, добавила: – А то мы всё говорим, а я вас так и не видела.

– Боюсь, что сейчас это не представляется возможным, – отвечал голос. – Дело в том, что я в своём физическом состоянии тут пока появиться не могу. Мы находимся в разных рукавах времени, вы ведь слышите, что мои слова доходят до вас с запозданием, по сути, вы говорите не со мной лично, а с моей проекцией.

«Ну да, ну да…». Светлана так почему-то и думала. Рукава времени, проекции… Ещё чего-нибудь умного скажи… Она даже улыбнулась незаметно. И продолжила:

– А как же ваша проекция меня видит, как же она со мной говорит, что это такое – проекция?

– Это очень сложно объяснить, но сейчас я нахожусь почти в таком же состоянии, что и вы, я тут существую на тех же физических принципах, только в отличие от вас, я это свое состояние перемещаю сюда сам, хотя это мне даётся так же нелегко, как вам нырнуть в воду на глубину в двести ваших шагов без какого-либо оборудования. Только своё физическое естество я оставляю там, в своём трёхмере, точно так же, как и вы свое.

Светлана едва не фыркнула. Едва сдержалась. Ничего из того, что говорил голос, она не понимала. Только лишь убеждалась, что это всё какой-то дурной и неприятный сон. В этом теперь она не сомневалась. И почему-то доверие к голосу, ещё вчера такое крепкое, сегодня таяло прямо на глазах. Может, потому, что она сидит в развалинах дома, который

Источник

Магия и сновидения

Во сне и наяву читать конофальский

Во сне и наяву читать конофальский

Во сне и наяву читать конофальский

Во сне и наяву

Сортировать по

Во сне и наяву читать конофальский

Читать онлайн Во сне и наяву бесплатно

Борис Конофальский
Во сне и наяву

Во сне и наяву

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Добавить комментарий Отменить ответ

Во сне и наяву читать конофальский

Во сне и наяву читать конофальский

Во сне и наяву

Сортировать по

Во сне и наяву читать конофальский

Читать онлайн Во сне и наяву бесплатно

Борис КонофальскийВо сне и наяву

Во сне и наяву

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Вам также понравится

Божественная комедия данте переводы чем отличаются

Сайкл тренировка для похудения что это

Следил за старушкой и узнал что она ведьма

Добавить комментарий Отменить ответ

Борис Конофальский
Во сне и наяву