Кто такие семейники в тюрьме
Кто такие «семейницы» и «бычкососки»: жаргон российских женских тюрем
Жизнь заключенных в мужских и женских колониях серьезно отличается. И самые большие отличия заметны в отношениях между осужденными. Если среди мужчин пассивные гомосексуалисты — «опущенные» становятся изгоями, то в женской среде лесбиянки — «ковырялки» не вызывают ни у кого негативных эмоций. Есть различия и в жаргоне, которым пользуются в мужских и женских тюрьмах и колониях.
Сразу стоит сказать, что несмотря на наличие достаточно грубого жаргона и особой кастовой системы, жизнь в женских тюрьмах гораздо более комфортная, чем в мужских. Женщины не так агрессивны, менее склонны к дракам с нанесением телесных повреждений, меньше конфликтуют с начальством и тщательнее устраивают свой повседневный быт.
«Старушка» и «параша»
Так уж повелось, что отхожее место в тюрьмах как мужских, так и женских, никогда не называют туалетом. Унитаз, ведро, бадья для нечистот именуется «парашей», реже «старушкой». Так было заведено в тюрьмах до революции и после нее. Даже дамы из дворянских семей, оказавшиеся волей судьбы в советских лагерях, использовали эти тюремные термины.
«Рублевые»
В местах лишения свободы, где отбывают сроки женщины, есть категория зечек, оказывающих сексуальные услуги администрации («кумовьям») за плату или определенные поблажки. Это могут быть небольшие суммы денег, чай, сладости, сигареты или даже освобождение от работы. Таких заключенных называют «рублевыми».
Понятие это зародилось еще в сталинских ГУЛАГах. В 30–50‑х годах различали «полурублевых», «15-копеечных» (или «пятиалтынные») и «рублевых». Это были ранги, в зависимости от которых женщина могла рассчитывать на те или иные привилегии. Отказаться от притязаний «кума» было очень непросто — строптивую заключенную ожидали постоянные притеснения.
«Семейницы»
В женских колониях, в отличие от мужских, практикуется совместное ведение хозяйства, когда несколько зечек объединяются в семью. Участниц таких небольших сообществ называют «семейницами». Эти женщины поддерживают друг друга везде, где только можно и, что интересно, между ними далеко не всегда устанавливаются сексуальные отношения.
В семье может быть и две, и пять женщин. Их объединяет не только совместное решение бытовых проблем, но и защита своих интересов в неблагоприятной среде. «Семья» старается всегда держаться вместе и, чтобы влиться в нее, нужно завоевать полное доверие всех членов.
«Мамки»
Женщин, попавших в места заключения беременными или зачавших уже в тюрьме, называют «мамками». Беременность — один из наиболее популярных способов облегчить свою жизнь в неволе, поэтому оказаться «в положении» мечтают многие. Условия содержания для беременных в лагерях и тюрьмах особые — они могут не работать, получать особое питание и имеют множество других приятных бонусов.
«Старшие»
Все женщины, прибывшие в места лишения свободы, в первую очередь сталкиваются со «старшей». Это опытная зэчка, нередко с несколькими отбытыми сроками, которая отвечает за порядок в камере или отряде. От этой персоны в жизни узниц зависит очень многое — она может закрывать глаза на некоторые провинности, а может, наоборот, докладывать о них администрации.
Часто «старшие» при наведении порядка обходятся своими силами или полагаются на нескольких подручных. «Старшие» действуют с молчаливого согласия начальства тюрьмы или даже выполняют ее указания. Существование особой иерархии среди заключенных помогает держать их в повиновении и оказывать давление там, где законным способом это сделать не получается.
«Коблы» и «ковырялки»
Не следует считать, что однополые отношения — обычный для женских тюрем и лагерей уклад жизни. Как правило, пару себе заводят зечки с большими сроками и те, что имели лесбийские отношения на свободе.
«Бычкососки» и «колхозницы»
Самую низшую ступень иерархии в женских местах заключения занимают «колхозницы» — глупые, неопрятные и затюканные жизнью зечки. Недалеко от них расположились и «бычкососки» — опустившиеся заключенные, потерявшие чувство собственного достоинства. Для них попрошайничество, поедание объедков или собирание окурков — обычное дело. Конечно же, другие женщины стараются держаться от таких сиделиц подальше.
Остается также добавить, что в некоторых отрядах использование уголовного жаргона запрещено по инициативе самих женщин. За соблюдением правил, которые часто нарушают «новенькие», следит «старшая», которая может даже применить физическую силу к ослушницам, если обычные воспитательные беседы не дают результатов.
А вы знали, что у нас есть Instagram и Telegram?
Подписывайтесь, если вы ценитель красивых фото и интересных историй!
Тюрьма и жизнь за решеткой
Содержание
Новости
Поиск
Начнем с нормального хода. Встречаются, допустим, в неволе двое, трое или более осужденных. Им интересно общаться. Постепенно они становятся друзьями. Помимо общих интересов, общей становится еда. Не та, что дают в столовой учреждения, а которая приходит с воли в передачах и посылках. Снабжение из дома у всех примерно равное, потому ни у кого из хлебников не возникают черные мысли, будто его объедают.
У младшего семейника совсем другой статус. Обычно их подтягивают блатные или приблатненные, которые могут подвязать со «смотрящими» или начальством и поселить недостойного таких почестей в свой спальный проход. Младший семенник питается вместе со старшими. Кстати, он не всегда живет на положении «шныря». Бывает, что он просто делится передачами и общается со своим покровителем. Прислуживает им отдельный человек.
Звучит банально, но люди бывают разные. Встречались совсем странные семьи. Один крутой и богатый арестант подтянул к себе простых юнцов. Передач они не получали, блатными не были. Если бы не покровительство крутого блатаря, парни бы тусовались с «чертоватыми» мужичками. Но блатному нравилась роль покровителя. Он поселил юнцов в свой проход и делился с ними деликатесами. Одевал их, заставлял заниматься спортом. Короче, воспитывал, как своих детей. С возрастом некоторых тянет к отцовству. У меня тоже был такой младший семейник.
Сидел я в беспредельной колонии. С бандитами конфликтов не имел. Постепенно и с начальством общий язык нашел. Мог решать почти любые вопросы. Люди чуют силу. Как только я поднялся, ко мне начали подходить молодые, но забитые парни лет восемнадцати или чуть старше и стали проситься в «шныри». При этом они прямо говорили, что у них небедные родственники, которые будут слать нам передачи. Сейчас эти подгоны у пацанов просто отнимают, иногда прямо после получения. Бандиты часто кучковались у комнаты выдачи посылок и там грабили зеков на передачи. Если же я подтяну к себе «шныря» или младшего семейника, на него распространится ковбойский закон: «Обидевший лошадь оскорбил и хозяина». Или право Древнего Рима: «Раба может приговорить только господин, он же его защищает».
Но не нравились мне эти парни. Весят больше меня и не могут за себя постоять. Да и внешность у них голимая, этикету не обучены. Не нужны и их богатства, если такие рядом будут. Подтянул я совсем другого «пассажира». Отдал я как-то в прачечную постирать белье. Банщик взял его на особый контроль. Стирали мне не машиной, а вручную, в отдельной воде, а не в общей куче.
Жадность фраера сгубила
Вовка был смышленый парень, но имел всего два класса образования. На «малолетке» его заставляли посещать школу, только читать он так и не научился. Пришлось самому с ним заниматься, заставлять заглядывать в книги. Парень быстро освоился и начал пользоваться моими связями втайне от меня.
Даже зимой мне было лень заклеить окно, хотя холодом оттуда тянуло безбожно, и как раз в ухо. Когда стало совсем невмоготу, я разрешил Вовику отодвинуть кровать и заделать окно. И вот он распахивает занавеску и я вижу, что на подоконнике лежат необычные предметы. Беру их в руки и понимаю, что это револьвер в разобранном виде. Вовик мямлит, что нашел его неделю назад. Точили револьверы у нас на промке станочники. Но если такое найдут при шмоне, то статья обеспечена.
Бить его по-мужски рука не поднялась. Дал ему ремня по заднице и заставил револьвер выкинуть, а все «нажитое непосильным трудом» отнести обратно.
У нас в колонии не я один воспитывал таких Вовчиков. У многих бандюков были подтянуты 18-летние недомерки. Некоторые авторитеты их, типа, воспитывали. Другие использовали не по назначению.
Когда же тайное становится явным, пассива, однозначно, ждет «петушиный» угол. С имеющим его могут поступить по-разному. Раньше таких убивали, но сейчас за «мокруху» дают огромные довески к сроку. Плюс начальник закрутит гайки и лишит блатоту незаслуженных привилегий.
В беспредельной колонии вопросы «липняков» решаются неоднозначно. «Махновцы» тоже соблюдают некоторые понятия. Если пойманные затихаренные любовники принадлежат к низкой масти или к простым «мужикам», то их покалечат и переведут в «птичий» закуток.
Сложнее, когда надо определить статус влиятельного бандита, особенно когда он не просто одиночка, а принадлежит к большой и сильной семье.
Порой семья контролировала пару отрядов. Ставила там своего завхоза, чтобы иметь два помещения, каптерку и баульную, а также ключ от кабинета отрядника. Особым успехом считалось поставить своего приятеля эавстоловой. Тогда всем было обеспечено отличное питание. Еще престижными считались должности завбаней, бригадира на производстве. Порой семьи выясняли отношения в кровавых побоищах. В ход шли ножи и самодельные бейсбольные биты.
В «махновских» же учреждениях «петухи» не могут отказать мало-мальски сильным физически или наглым «мужичкам», а уж тем более блатным. Были случаи, когда новых «опущенных», прибывших этапом, имели всю ночь до нескольких десятков партнеров. Юнцов затрахивали до обморока и выпадения прямой кишки.
Помня об этом, смазливый соблазненный отдавался только бандитам и хранил тайну. Имели его в отдельной комнате, но засиженные зеки очень сметливы. Один рецидивист заподозрил этого юнца и стал за ним наблюдать. Прежде всего в глаза бросился один нюанс. Идя к бандитам, пацан чистит зубы. Побудет у них в каптерке часа три, и снова за щетку. Полощет рот, отплевывается. Видно, что не привык еще к минету и глотанию спермы.
Есть еще ряд причин, когда люди в неволе объединяются. Верующие вместе тусуются. Творческие натуры в клубе самодеятельностью занимаются. Картежники «курочку» создают. Но это все не то. Семья более тесный коллектив, чем кружок по интересам.
Андрей Суворин
По материалам газеты
«За решеткой» (№11 2009 г.)
Семья
В следственной тюрьме хата — это не только отведенная для зэка клетка с номерком на двери, это люди, семьями ее обживающие. Если камера маленькая, на пять, на семь человек, то, как правило, они и составляют одну семью. В тюремной семье, точно так же как и в вольной, всякое может случиться — и ссоры, и нелады, но от этого общее между ними не исчезает. Не пользуются уважением у арестантов хаты, где каждый сам по себе. В большой камере, на несколько десятков человек, семей бывает несколько, в семье все поровну. Здесь появляется и «общак», что-то вроде фонда взаимопомощи. Трудно с куревом, чаем — создают «общаковый» (общий) запас чая, махорки, табака, каждый получивший посылку или отоварившийся в ларьке делает сюда свой добровольный взнос. А те, у кого ничего нет, этим общаком пользуются.
Общак — дело святое, и те, кто жадничает, уважением общества не пользуются, не помогут и ему в трудную минуту. Заходит, например, новичок в хату: «Привет, братва». Развязывает мешок не торопясь, достает пару сигарет, может быть, чай, кусок сала, кулек конфет: «Это на общак…». Сразу видно: путевый человек, арестант, бродяга. Другой закатывает в камеру с огромным «сидором» и начинает, что называется, «менжеваться» — к кому бы ему повыгоднее пристроиться. Все одно он свой «сидор» не убережет: в карты проиграет или прокладку ему какую сделают — арестанты в этом отношении народ ушлый…
На зоне общак — общий фонд денег, продуктов, вещей, в который зэки добровольно, кто сколько хочет, делают свои вклады. Считается, что если на зоне есть общак, зона правильная. В общаке могут участвовать все «мужики» и «блатные». «Козлы», «петухи» и прочие — нет. Но у тех свои общаки бывают.
Общак стараются держать в деньгах — так его легче прятать. Выбирают смотрящего за ним — честного, чистого по этой жизни зэка. Тот сам набирает себе помощников. Им каждый член общака отдает долю всего, что он получает сверх пайки и казенной одежды, — часть посылки, часть отоварки в ларьке, часть денег, которые они получат за левые заработки или от родственников. Средства общака, в свою очередь, используются как на общие нужды, так и на помощь отдельным людям. Приходит, например, человек этапом, еще не обжился, отовариться не успел, на свидании не был. Вот ему на первое время самое необходимое будет из общака. То же для тех, кого внезапно на этап отправляют, в «крытую» и т. д. Из средств общака помогают одеждой и деньгами тем, кто освобождается.
В лагере семья — это группа зэков, ведущих общее хозяйство, имеющая общий доход. То есть, помимо общелагерного, у них есть свой небольшой общак. Одна семья состоит из двух или более (до 15 — 20) человек. Посемейники заботятся друг о друге, в беспредельных зонах защищают своих членов. Хотя защита такая, конечно, нормальным явлением не считается. На правильных зонах арестанта защищает закон. И если он этот закон нарушил, семья заступаться за него не имеет права. Наоборот, посемейники связаны круговой порукой, т. е. коллективной ответственностью за поступки каждого члена своей семьи. Семья и штраф за своего посемейника заплатить должна, чтобы того не «опустили» или не убили, и наказать его как следует, если он будет признан на разборке преступником.
Есть еще такое слово — «кентовка». Во-первых, это синоним слова «семья». Но есть тут и второе значение слова. Если в семью обычно приходят самые разные люди — как правило, только из-за личных симпатий или из соображений выгоды совместной жизни, то кентовка состоит в основном из земляков. Площадь «земли», прежние обитатели которой могут собраться на зоне в одну кентовку, практически неограниченна. Может быть сибирская кентовка на какой-нибудь среднеазиатской зоне. А на зоне, расположенной в городе, может быть кентовка, состоящая только из жителей одной улицы этого города.
Существуют также национальные кентовки. Иногда между ними возникают напряженные отношения — соперничество, недоверие, злорадство. Но каких-то серьезных межнациональных стычек на зонах не бывает. Тюремный закон, как и его прародитель воровской закон, национальностей не признает. Для воровского закона национальный вопрос — вопрос, недостойный внимания нормального человека.
Голодовка на зоне является самым крайним средством сопротивления. Если все кругом начинают объявлять голодовки, они тем самым лишают последней защиты того человека, который действительно находится в очень тяжелом положении…
Родственником зэка быть очень тяжело. Это значит годами стоять в очередях, терпеть унижения и постоянные «нельзя», учиться давать взятки и искать деньги на них. Это значит осваивать «феню» и правила конспирации, чувствовать себя личным врагом власти, переполняться ненавистью к роду человеческому, вообще находить в себе много плохого, о чем раньше и не подозревал. Все это предстоит родственникам зэка. В обмен на лишения родственников зэк будет получать посылки, письма, свидания. Без этих знаков заботы, без ощущения того, что тебя помнят, без дозволенных к получению пряников на зоне прожить очень трудно, иногда невозможно. Чем теснее связь зэка с домом, тем менее испорченным он возвращается. Но испорченным он вернется обязательно — к этому родственники тоже должны быть готовы. (Совершенно секретно. 1992. № 4, 5, 7)
Читайте также
Семья
Семья Американские политики-консерваторы очень любят рассуждать о семейных ценностях. Беда в том, что ни один американец не знает в точности, что это такое.Американцы вовсю разводятся, размножаются вне брака, гомосексуальные пары рожают и усыновляют детей, а треть
Семья
Семья Немцы стремятся к созданию семьи, но не больше, чем их европейские соседи. Семья для них – идеал, средоточие верности (Treue), но процент разводов в Германии высокий, поскольку семейные пары постоянно испытывают на себе стрессы современной жизни.Немецкое общество в
Семья
Семья Французы очень привязаны к своим семьям – родная кровь для них определенно не минеральная водица. Они чрезвычайно гордятся своими детьми – отчасти потому, что уже многие годы во Франции постоянно наблюдается прогрессирующее снижение рождаемости. Разумеется, свое
Семья
Семья Отличие австралийской семьи от ее европейской предшественницы сразу бросается в глаза, поскольку в силу исторических причин больших семейных кланов здесь просто не существуют.За последние сорок лет население страны более чем удвоилось. Несмотря на усилия,
Семья
Семья В следственной тюрьме хата — это не только отведенная для зэка клетка с номерком на двери, это люди, семьями ее обживающие. Если камера маленькая, на пять, на семь человек, то, как правило, они и составляют одну семью. В тюремной семье, точно так же как и в вольной,
Семья
Семья Другой удачный тип экипажа — семейная группа. Роли уже распределены и остаётся только перенести их в новую обстановку. Конечно в том случае, если все согласны!Возраст детей очень критичен. Маленькие требуют много внимания, но более управляемы. Новорожденных держат
5.2 Семья
Семья
Семья Семья — группа совместно проживающих родственников.По общепринятой версии, слово «семья» означает сочетание Цифры 7 и «Я» — то есть «личность», «индивидуальность». Звучит весьма привлекательно, но едва ли может найти воплощение в реальной действительности, где
«А вот и вся семья»
«А вот и вся семья» Вот дедушка, Вот бабушка, Вот папочка, Вот мамочка, Вот деточка моя, А вот и вся семья! Взрослый по очереди пригибает каждый пальчик ребенка к клдошке, а при словах «а вот и вся семья» обхватывает своей рукой
СЕМЬЯ
II. Дом и семья
II. Дом и семья Семья и родня Чтобы оценить семейное счастье, необходимо терпение; нетерпеливые натуры предпочитают несчастье. (Джордж Сантаяна)* * *Чего стоит хорошая новость, если нельзя поделиться ею с сестрой? (Дженни Де Врайз)* * *Всему, что действительно нужно знать, меня
Семья
Семья Семейный этикет не менее важен, чем правила вежливости в деловой обстановке или общественном месте, но на практике ему нечасто уделяется достаточно внимания.Сегодня началом семейной жизни все чаще становится не официальная регистрация отношений, а совместное
Кто такие семейники в тюрьме
Вячеслав Андреевич Майер
Очерки тюремных нравов
Предисловие. Символ для российского герба
У этой книги своя история. Она два раза выходила в Сибири. Стала там бестселлером. Два раза выходила и за границей: в Венгрии и Японии. Теперь выходит в Москве.
С автором ее, Некрасом Рыжим, случай свел меня в редакции газеты «Криминальная хроника». Он и вправду оказался рыжим до огненности. «В миру» зовут его Вячеславом Майером. Он – сибирский немец. В прошлом, да и в настоящем – диссидент. Философ и социолог с университетским образованием. Конечно, он сидел. Три с половиной года. За антисоветскую агитацию. Время в тюрьме и зонах не терял. Уж если бросила жизнь в вертеп, то почему бы этот вертеп не рассмотреть изнутри, с научной точки зрения. Вышел. Написал «Чешежопицу». Научного труда не получилось. И слава Богу. Получилось странное. Необычайно увлекательное. Пугающее. Смешное. Мерзкое. Всякое. Потому как Россия. Потому как тюрьма. Плюс неубывный сибирский колорит.
В общем-то все понятно. В России тюрьма и преступность одни из главных форм существования и общества, и государства. Вот «Чешежопица» (название, может, и неприличное, но невероятно точное) и повествует о том, что нам дано наряду с воздухом, солнцем, лесом, детством, любовью, смертью. Можно сказать и проще: «Чешежопица» – путеводитель по родной стране. Вроде многое о ней знаешь, о чем-то догадываешься, но оказывается: в ней существует немалое число территорий, доселе нам неведомых, а потому неожиданных.
Хотя что значит – неожиданных? Давно мы знаем, что живем в стране, где тюрьма, отринув примитивное свое предназначение, превратилась в символ. Хоть на гербе ее рисуй.
Впрочем, прочтите сами и убедитесь.
Леонид ШАРОВ, главный редактор газеты «Криминальная хроника».
«Это, знаете, довольно отвратительный рассказ, красиво, хорошо написанный о прогрессе отчеловечивания человека».
Моим друзьям, погибшим в схватке с жизнью
Сложилось так в жизни, что попадал я в разные экстремальные ситуации.
Стропы подъемного крана, зацепив за фуфайку, подбросили меня в воздух по невнимательности крановщика. Заметили «старика Хоттабыча» с противоположной стройки дома – выбили форточку, так как дело было зимой, и закричали истошно. Внизу на улице уже стояла толпа, ожидая конца трагической развязки. Я не кричал, провисев с четверть часа в воздухе, зная, что еще больше продержусь, так как удачно ухватился, и в этом захвате была опора.
В сплавном завале Братского водохранилища я провалился, но тонул, ощущая, что выживу, потому что видел черное дно и пробивающуюся через воду молочность солнца. Вылезал потом я несколько часов, просовывая голову между сплетениями бревен. Парашют собирал небрежно, зная, что с ним прыгать не буду, но неожиданно приказали подняться в воздух, и, кувыркаясь на тысячеметровой высоте при все же раскрывшемся куполе, освобождая ноги от строп, я не испытывал страха, потому что со мной был запасной парашют.
Возвращаясь домой из школы, мы, пацаны, не любили ходить пешком, да и расстояние было приличное, а незаметно подцеплялись к бортам проезжавших машин. Мне не повезло, и у грузовика, везшего прессованное в тюках сено, развязалась одна из стягивающих веревок, на которой я держался. Она обмотала меня вокруг талии, и машина волоком потащила меня по зимней дороге. Все же я умудрился под себя просунуть портфель и так проехал несколько километров. Заметили со встречной машины, вернулись, догнали, шоферы развязали, матерились, но бить не стали, видно, из-за моего глупо-веселого вида. Они понимали, как и я, что со мной ничего не случилось бы смертельного, так как подо мной была опора – стертый по дороге портфель.
Эти ситуации почти не отложились в моей памяти. Но однажды я проваливался в трясину и не кричал, хотя и шли группой. Ощущал почву под ногами, мягкую, как опухоль. Казалось вот-вот встану основательно. Когда дошло почти до плеч, стал звать на помощь. Чудом вытащили. Никто не смеялся, никто не стал помогать снимать скользкую одежду. Все молчали.
Когда я читаю, что на городской свалке Хабаровска ушел в глубину водитель бульдозера вместе с машиной, узнаю, что люди исчезают в нефти, смоле, асфальте, зыбучих песках, снегу, меня охватывает страх: под ними не было опоры. Падение тогда падение, когда не видно конца – нет основания, никакой опоры. Тогда пишут: «Пересказывать дальше не решаюсь».
Возрождение гражданского общества и его систем в Советском Союзе возможно при условии измерения глубины, на которую мы опустились. Только это поможет осознать всю трагичность падения. В 20-е годы, а потом в хрущевско-брежневские в СССР издавалось много пособий на темы: как надо работать, как надо участвовать в социалистическом соревновании, проявлять бдительность, ловить шпионов, поступать в техникумы и вузы. Как стать физиком, лириком, хорошим папой и такой же мамой, пропагандистом и агитатором и т.д. и т.п. Однако странно, что не было пособий в литературе (даже самиздата) на животрепещущую для миллионов тему: как вору, бандиту, насильнику, разбойнику, взяточнику стать примерным заключенным страны Советов. Правда, издано много воспоминаний политических заключенных, своих и зарубежных, но это обычно бытовое, фольклорно-мемуарное освещение жизни зэков. Политзэк в своих описаниях остается, как правило, в стороне от мерзкого уголовного мира. Обычно наш зэковский мир ученые мемуаристы сравнивают с описанным Ф. М. Достоевским в «Записках из мертвого дома», А. И. Солженицыным в «Архипелаге ГУЛАГ», доходят до того, что сравнивают ленинградские тюрьмы и зоны с родовым и первобытно-общинным строем (Л. Самойлов. «Этнография лагеря», Советская этнография N 1. 1990, с. 96-108; В. Р. Кабо. «Структура лагеря и архетипы сознания», Советская этнография. N 1. 1990, с. 108-113). Многие пишут и говорят, что воля в стране Советов мало чем отличается от тюрьмы и зоны. А сами, попадая туда, вопят на весь шар Земной: «Спасите меня, помогите. »
В период гласности пошла мода меняться делегациями – советские тюремщики желанные гости в западных тюрьмах, западные посещают советские ИТУ. Представим такую ситуацию: страны в знак дружбы и взаимодоверия начали обмен заключенными (политические не в счет – они везде составляют небольшой процент). Исправились бы советские зэки в тюрьмах Америки, Западной Европы, Австралии, а иностранцы, к примеру, американцы, в советских? Вернулись бы наши зэки к себе домой, на волю, в родной СССР, а западные, полюбив лагерную систему страны Советов, стали бы гражданами Советского Союза? Скажем определенно: янки резко сократили бы у себя преступность, если бы их потенциальные арестанты предвидели отправку в Советский Союз. В Союзе же преступность резко возросла бы и появилась единственно отсутствующая ныне очередь в стране – в тюрьмы и зоны, укоротив очередь к чиновникам ОВИРОв и западных посольств. Такие дела.
В уголовном мире СССР произошли качественные изменения. Хотя у создателей советской власти лагерная система появилась «в мозгах» задолго до ее воплощения в явь, эту систему они смогли создать, перемолов миллионы, только к концу пятидесятых годов. До этого был заключенный, у которого, даже у последнего мерзавца, сохранялось где-то в подсознании что-то из нравственно-религиозного воспитания: христианского, исламского, буддистского, иудаистского, зороастрийского. Он, зэк, не был еще в полной мере советским: родился в начале века, в 20-х годах при звоне колоколов, при бабушках и дедушках, папах и мамах; он жил в семьях, хозяйствах, дворах, и этого зэка можно сравнивать, даже правомочно, с дореволюционным, «царским» зэком, а также с зарубежным собратом.