Кто такой дед бог
Дедушка. Опыт домашней теологии
Такого родственного чувства, как к дедушке, я в своем детстве к родителям не испытывал. Они приходили издалека, со своими делами и заботами, с еще не прожитой и влекущей их от меня жизнью. Теперь-то я понимаю, что не было более преданных дому и сыну родителей, чем мои, – но все-таки у них было что-то еще: работа, сослуживцы, отношения между собой, а у дедушки – только я. Разница в возрасте нас не разделяла, а сплачивала – минуя родителей; за их спиной мы как будто обменивались всепонимающими взглядами. И вместе мы коротали то долгое, сладко-тягучее время детства и старости, внутри которого им, с их спешкой и наставлениями, не было места.
Куда нам было спешить, когда в летний день мы гуляли, взявшись за руки, по солнышку, в который раз осматривая все тот же повалившийся забор и ржавую бочку? Или когда в скучный зимний день мы растапливали печь, подбрасывая по щепочке, чтобы долго следить за огнем и не оставаться без дела; рассматривали в лупу какие-то картинки, которые прекрасно были видны и без нее; резали на мелкие лоскутки старую одежду и усыпали ими и разноцветными блестками вату между двойных рам, чтобы веселее было смотреть в окно? Наша жизнь, не спеша ни к какой цели, наполнялась смыслом сама по себе – высшее благо для тех, кто только начинает или уже заканчивает жить.
Особенно запомнился мне тот день, когда дедушка привел меня в квартиру, которую снимал неподалеку от нашего дома. Он подрабатывал тогда склеиванием коробочек для лекарств, стол у него был постоянно завален картонками, и вот он снял себе уголок, чтобы не загромождать нашего и без того тесного, однокомнатного жилья. Волшебство этого пребывания в чужой квартире состояло в том, что полновластным хозяином в ней был дедушка, а я был его любимым и единственным внуком. Царственнее не бывает царя, чем тот, чей дедушка – главный в мире. Конечно, я не мог здесь хозяйничать, переставлять, уносить вещи, но мне это и не было нужно – достаточно бесцеремонных отношений с вещами в собственном доме. В чужой квартире все было окутано дымкой и тайной, и я впервые, быть может, ощутил счастье «целомудренного» отношения к предметам, когда они достижимы, но неприкасаемы. Это как любовь, которая «не берет» не из страха, а из любви, то есть из желания сохранить все, как оно есть. Такой свободы – в отличие от вседозволенности, такого владычества – при нежелании распоряжаться, такого согласия с природой вещей, их доступностью-таинственностью, я не ощущал нигде, как в этой снятой квартире.
Мы с родителями тогда жили не у себя, на Таганке, а у дедушки, в Измайлово, чтобы родители могли вечерами заботиться о нем, а днем – он обо мне. Все это кочевье было оттого, что я еще только вселялся в мир, а дедушка – уже готовился к выселению, и все это удваивалось и знаменовалось смещением наших жилищ, что обостряло ощущение мира как съемного, сданного на время, причем от старшего – младшим. Мы жили у дедушки, а дедушка – у кого-то, неизвестного мне, но казавшегося еще более старым, передавшим ему на хранение свое имущество, как дедушка передал его нам. В принадлежавшей нам комнате, где мы жили, все было новое, покупное, без прошлого. У дедушки были старинные вещи – скрипка, столик из стекла и красного дерева, люстра из бронзы и фарфора, картина прошлого века с венецианской гондолой – они внушали почтение, осторожность, чувство истории, замкнувшейся в молчании. А на той квартире, которую снимал дедушка, вещи были еще более ветхие, чем у него, бедные и потертые до призрачности, отчего я, наверно, и заключил, что эта квартира принадлежит кому-то еще более древнему, – настолько уже невидимому, что остается только беречь все оставленное им.
Будь я взрослее, я бы подумал о том, какое духовное благо – снимать: не распоряжаться по-хозяйски и не ютиться гостем, а входить с домом в ту полусвободную-полуобязывающую связь, которая соответствует преходящему сроку человека на земле. Мы не видим хозяина этого мира – входим в оставленное для нас, заботливо приготовленное жилище с правом пользоваться им, пока не истечет срок нашей жизни. Мы не можем ничего присвоить и унести с собой, ничего изменить в расположении и устройстве, кроме мелких переделок, которые в свою очередь будут переделываться теми, кто придет после нас. Мы пользуемся тем, что хозяин оставил нам, но каждая вещь сохраняет в себе что-то неведомое, известное лишь ему. И мы рады не обременять себя лишним знанием о том, что предшествовало нашему появлению в жилище, и ответственностью за то, что будет потом. В каждой вещи есть тайна – мы не можем ни разгадать ее до конца, ни сотворить из ничего, а только передать потомкам. То, что я ощутил в этой снятой квартире: притягательность незнакомых вещей и их строгая отстраненность, безграничность освоения – в границах неприсвоения, – все это было предчувствием и угадкой, чем для человека является мир вообще.
Мне тогда уже думалось, что когда дедушка умрет, то почти вся моя жизнь будет в память о нем: я назову его именем – Самуил – своего сына, я буду вспоминать о нем ежечасно. Не так это вышло, и даже день его смерти, 13 марта, порой проходит в забвении. Горы тающего снега на востряковском кладбище и не протоптаны дорожки между оград – вот отчего мне приходилось навещать его в дни других смертей. Потусторонняя мгла, в которой рассеялась его душа, представляется мне похожей на небо над его могилой: все в кружевных петельках от бесчисленных ветвей – шрамов и отметин земного опыта.
Но ощущение горячего дедушкиного присутствия, невидимо охраняющего меня, остается во мне прочнее, чем родительского. Ведь отца и мать мы знаем и тогда, когда вырастаем, – уже как отдельных людей со своими недостатками, привычками; в их образах уже стерлась память детства, вытесненная более поздними и сознательными впечатлениями. Дедушка же остается всемогущим и всеблагим богом младенчества, когда еще магически воспринимаешь мир, не развенчивая знанием его таинственную одухотворенность.
Не случайно Саваоф представляется наивно верующим как седобородый старец: они, как дети, нуждаются в опеке непостижимо превосходящего опыта. Христос впервые почувствовал Бога как отца. С христианства, установившего более близкое отношение с Богом, и началось всестороннее, логически и научно оснащенное богопознание, которое проложило путь и научному же богоборчеству – скептическому знанию, каким повзрослевший сын снимает ореол таинственности и всемогущества с отца. В иудействе же отношение с Богом мыслится более опосредованно: Он сотворил Адама, значит, был отцом первого человека, а в отношении последующих поколений выступал как прапрапра. дедушка. Иудей не мог повзрослеть настолько, чтобы разгадывать тайну Отца – Бог был «дедушкой», Богом вечного младенчества.
Из христианского ощущения одновременности, сосуществования человека с Богом проистекает и небывалая прежде «взрослая» самостоятельность человека – и дальнейшая возможность приближать и «омолаживать» Творца, отождествляя Его уже не с Отцом, а с Самим Собой, что осуществляется в гуманизме и атеизме. И как важно именно теперь всем человечеством восстановить то чувство благоговения, которое внук испытывает к деду вследствие абсолютной несоизмеримости их опыта. Ведь дед был посвящен в начальную тайну бытия задолго до моего рождения, он создал по своему образу мою мать. Самое удивительное, что хотя при этом умаляется право «вечного внука» на взрослую самостоятельность, но ничуть не умаляется, а неизмеримо возрастает его право на самого Бога, его внимание, любовь, попечение. У кого больше прав на поблажку и обожание, чем у внука?
Дедушка умер, когда мне было 10 лет. Представая в дедушкином облике, божественное отодвигается от меня за грань знаемого и мыслимого, хотя остается самым близким по ощущению ласки, тепла. Когда дедушка был жив, я преувеличивал его могущество и всеведение; когда же я стал взрослеть, он умер, так и оставшись навсегда за той чертой, куда скрывается священное. Никогда не являлся мне дедушка в скучном, обыденном свете полудня – только в красках рассвета и в тенях сумерек, в ту пору, про которую сложена поговорка «заря с зарей целуются».
Дедушка в молодости
Дедушка играет на скрипке
Дедушка и моя мама Мария Самуиловна Лифшиц, 1930-е
Деды. Почитание Дедов в славянской культуре
Деды — это и духи родоначальников, которые часто посещают свои семьи, следят за порядком, дают советы, вмешиваются в жизнь по необходимости, разрешают внутрисемейные раздоры. Их почитали по особым дням: накрывали дедам на стол, приглашали их. Кто же такие Деды?
Деды — кто такие и каково происхождение?
Деды — духи предков, которые призваны хранить и защищать свой род. Круг предков-защитников был велик. Надо сказать, славяне, вне зависимости от их сословия и рода занятий, очень подробно знали свою родословную, могли назвать имена не только дедов и прадедов, но и очень далеких предков. Все это — благодаря особым поминальным дням и культу Дедов.
Периодически говорили, что Домовой, Банник, Овинник и другие домашние духи тоже являются предками. Но Деды — это отдельные духи. Строго говоря, они не живут в доме или на хозяйстве постоянно, посещают только по приглашениям и определенным дням. Считалось, что Предки-Деды обитают в Белой Нави — ближайшему к Яви слою мира мёртвых, Нави.
Деды, духи умерших родственников могли являться во сне и предупреждать об опасностях, звать к себе. Об этом есть очень много историй, например, такая:
Когда мы сгорели, мне приснились отец, мать и тетка. Они все давно уж померши были. Они пришли в черном во всем и легли на пол и зовут меня к ним лечь. А я говорю: «Да нет, я лягу здесь, с Сережей». Они три раза меня звали, а я не иду к ним. Сон-то этот сбылся. Все сгорело, а остались только я с Сережей. А если б и я пошла к ним, так и я сгорела б.
Как почитали Дедов славяне?
До принятия христианства в каждом славянском доме был алтарь, на котором размещались деревянные фигурки — стилизованные изображения Дедов. На алтаре оставляли и дань, чаще бескровную. Обычно он располагался в потайном месте, куда никто не мог случайно заглянуть.
Узнайте больше
о мифологии славян:
Верили, что любой умерший человек мог навестить свою родню, указать им на какие-либо ошибки при похоронах или поминании (надели не ту одежду, не приготовили нужное блюдо и др.), раскрыть тайну, иногда просто заниматься теми делами, какие не доделал при жизни:
Муж у меня фураж возил, ночевал в одной деревне. Вот приехал он в эту деревню, а в доме, где ночевал, давно уж он не был. Постучал. Женщина открыла, постелила постель. Старуха и дед спят. Стала ребенка кормить. Он думал, его сноха. Утром проснулись, дед и старуха спрашивают: «Кто тебе открыл дверь?» – «Сноха». «Она умерла!» — отвечают. «Она мне его сделала», постель то есть. Испугались, что задушит ребенка, еще сорок дней не было, вот и приходили. «Надо что-то делать», — забегали старшие. Так было.
Но часто такие случаи происходят, когда живые слишком печалятся и убиваются по покойнику, своими слезами не отпускают их от себя.
Верили, что на сороковой день после смерти души покойников окончательно уходят в другой мир и становятся Дедами.
Навные Дни
Деды приходят на землю в особые дни года: летом, накануне Купалы, когда цветут травы и деревья. Оттого и обычай приносить зеленые ветки в дом — полагали, что на них рассиживаются души предков-дедов. А после дней поминальных эти ветки выносили из дома. Ходили былички, когда нерадивая хозяйка случайно забыла выкинуть одну из них, и ее Дед находился дома до следующего поминального дня.
В Дедовы дни запрещалось заниматься тяжелой работой: верили, что дома и на подворье приходят Деды, незаметные глазу, и их можно обидеть, прогнать, активно выполняя домашние дела. По этой же причине за поминальным столом строго-настрого было запрещено качать ногами — верили, что деды садятся на перекладину. Также деды могли перевоплотиться в этот день в птиц и насекомых. Верили, кстати, что Дед появляется в виде птицы, отсюда и приметы, связанные с птицами, садящимися на окно, — так духи умерших предвещали какое-то важное событие в семье.
За столом в день Дедов стояло молчание, тишина. Если и говорили, то только вспоминали предков, каковы они были. За столом клали несколько лишних столовых приборов. Старались готовить пищу, которая дает пар, ароматна, потому что Деды ее тоже пробуют. Обязательно зовут Дедов и домой, и к столу, и столь же обязательно их провожают. Иногда накрывали для дедов отдельный стол ночью, отдельно их звали. Можно было прислушаться, услыхать легкие звуки, разговор предков, а если через окошко в коридоре посмотреть на комнату или воспользоваться щепками от гроба, то можно было увидеть призраки дедов. Знающие люди не пугались, а слушали, о чем говорят Деды за столом — они часто упоминали, кто из домашних умрет в ближайшем году, кто родится, женится и т. д. Иногда могли высказать свое мнение о живых, о том, как их в этом году почитали:
Однажды в поминальный день пригласила к себе соседок. Мы втроем поужинали. А я думаю: «Я каждый раз в поминальные дни вареники варю. Испеку я пирожки». Поужинали. Одна соседка осталась у меня ночевать и говорит: «Я буду спать на печи». А я собрала на стол для дедов — поставила борщ, положила хлеб, полотенце, ложки. И в коливо ложку положила. И говорю сама себе: «Порежу я пирожки». А потом передумала: «Не буду резать, пускай целые берут». И не порезала. Легла я спать и сразу заснула. А та соседка, что легла на печи, не спала. И наутро мне рассказала, что она видела: открывается дверь и идут умершие родственники. Подходят к столу и говорят: «Все хорошо сделала, а пирожки не порезала».
Если проигнорировать день и не поставить стол Дедам или их как-то побеспокоить во время трапезы, они очень обидятся.
Деды — основные духи славянской мифологии, почитаемые и поныне, причем не только приверженцами Родной веры. Многие поминают умерших родственников по особым дням, подчас не зная о распространенных поверьях.
Как славянский злобный Корочун превратился в новогоднего добряка: История Деда Мороза
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
Славянский Морозко
Наши предки поклонялись богам, которые, как верили древние, помогали людям в земледелии, охоте, рыбалке. Многим прекрасно известно о древнегреческих, индийских, дальневосточных Богах. А какие же Боги были у славян? Как раз одним из них был наш любимый Дедушка Мороз.
Еще в древних славянских сказках встречается этот персонаж. Там его описывают, как Бога Зимы и Мороза. В произведениях ему в основном давали имя Морозко — дух-повелитель зимних холодов. Его представляли низкорослым седым стариком с бородой. Считалось, что он бегает по лесам, полям, селам и стучит. А от стука его наступают трескучие морозы, реки сковывает лед, на окнах появляются узоры. Считалось, будто с ноября по март он такой силы набирается, что в гневе может устроить лютую стужу, от которой даже ломалось железо. Однако, несмотря на суровый характер, наказывал он только провинившихся.
У восточных славян Бог Зимы и Мороза представлен, как богатырь, сковывающий воду «железными» морозами. В народе их называли калинниками от слова «калить». Все это пошло от обычаев, связанных с кузнецами.
Бог Корочун
Благодаря тому, что Русь всегда располагалась в полосе, где полгода длились холода, Боги Зимы были очень важны для людей. Славяне верили, что Бог Корочун помогает им выстоять в битвах, с помощью холодов и мороза. А ведь и правда, смогли бы мы пройти достойно Великую отечественную войну, Ледовое побоище, войну с Наполеоном, не будь у нас таких суровых зим?
Обряды и традиции
На Руси существовал обряд кормления Бога Мороза. Суть его заключалась в следующем — накануне Рождества старший сын должен был выйти на крыльцо или выглянуть в окно и предложить отведать ложку киселя или кутьи. При этом нужно приговаривать: «Мороз, Мороз, приходи кисель есть! Мороз, Мороз, не бей наш овес!». Затем перечисляли весь урожай, который Мороз не должен бить. Также задабривали его дарами и угощениями, которые выставляли на порог своего дома.
По славянским языческим традициям новый год наступал не в январе, как мы привыкли, а в марте. Связано это было с тем, что люди жили в единении с природой и начинали отсчет нового года весной, когда земля просыпалась от зимней спячки, начинались новые сельскохозяйственные работы. Однако, с принятием христианства на Руси новый год начали отмечать осенью, так как, согласно Библии Бог создал наш мир в сентябре.
Жертвоприношения славянскому Богу
Из Бога в фольклорного персонажа
В ХIХ веке Дед Мороз был больше фольклорным персонажем. Детям родители говорили, что подарки им приносит Иисус или же признавались, что подарки от них. Церковь не одобряла языческого Морозко, а дети после жутких историй боялись этого старика. После революции в 1917 году большевики решили убрать народные зимние гуляния. В 1929 году Рождество стало обычным рабочим днем.
Советский Дед Мороз
В 1935 году приняли решение устроить для детей праздничные новогодние елки, заменив всю религиозную атрибутику на советскую. Звезду Вифлеема заменили на красную советскую, традиционные ряженья — на карнавал, а Рождество стало тихим семейным праздником. Единственной проблемой была боязнь детей Деда Мороза. Для смягчения образа, ему придумали внучку Снегурочку. Чтобы усилить эффект их часто сопровождали лесные зверюшки. А, чтобы совсем реабилитировать Деда Мороза, придумали его противостояние со злыми персонажами, такими, как Кощей, Леший, Баба-Яга и другие. Со временем Дед Мороз стал положительным персонажем, как Санта-Клаус на западе. Единственное, что было неизменным, так это цвет шубы нашего Советского Дедушки Мороза. Она все так же была под цвет снега в сумерках — белая и синяя. Однако сейчас и тут произошли изменения, все чаще Дед Мороз является в красном наряде.
В итоге все, что осталось неизменным в нашей культуре и традициях, это новогодние елки — символ бессмертия (вечнозеленое дерево), вождение хороводов (обрядовый танец, символизирующий солнце) и, конечно, разыгрывание борьбы между добром и злом (как наши предки боролись с холодом за право пережить еще одну зиму).
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Бог Дид — его отличие от Дедов, Чура и Домового
Бог Дид описывается в трудах культурологов, историков и мифологов. Например, можно встретить информацию в работе Рыбакова Б.А. «Язычество древних славян», Трубачёва О.Н. «История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя» или Фаминцына А.С. «Божества древних славян». В народном фольклоре это Бог крепких и счастливых семейных уз, продолжительности любви и лада в доме.
Кто есть Бог Дид у славян?
Дид – это третий сын Богородицы Лады, пришедший для Миров после близнецов – Леля и Полеля. Дид очень похож на свою мать стремлением помогать людям добрым советом, вдыхать в их сердца благостный солнечный поток. А на отца он похож своей творческой жилкой – любит играть на музыкальном инструменте своей свирели (флейте), любоваться земными красотами.
Имя Бога Дида целиком созвучно с названием духов «Диды» (или «Деды»). Поэтому очень часто путают эти имена, полагая, что это одно и то же. Диды (Деды) – это родовой эгрегор. В его понятие входят все умершие пращуры, главы рода, дух-предок и т.д. Также, если говорить о созвучии и путанице, то следует отметить сразу еще несколько несоответствий.
Бога Дида путают с самим Сварогом, которого иногда в народе именуют – «Дид божий». Могут перепутать с Богом Ладом, Ладоадом – «Ладо-Дид». Смешивают с Триглавом явским – «Дид-Дуб-Сноп», который и есть Сварог-Перун-Велес (Книга Велеса). А также путают с Домовым – эгрегором дома, которого могут называть просто «Дед».
Дид – Бог долгих семейных отношений («жили они долго и счастливо и умерли в один день»). В его обязанности входит зорко следить за тем, чтобы семейные узы не распадались, наделять сердца супругов любовью, уважением и согласием до самой смерти.
Наши предки славяне отмечают, что даже если с годами любовь или страсть затухнет, то взамен может оставаться трепетное уважение друг ко другу у супругов и старая добрая дружба. Так мыслилось под руководством Бога Дида – романтика среди славянских богов, Бога вечной любви.
Что известно о таком Боге, как Дид?
Бога Дида представляют взрослым красивым и статным мужчиной. Его душа всегда молода, потому он любит веселье, но не разгульное, а здравое.
В его лице всегда читается отпечаток вечной моложавости, бесконечного потока любви и радости. На голове венок из васильков, а в руках у него либо свирель, либо две горлицы – символы нежного отношения влюбленных супругов друг к другу. Именно статуя Дида с двумя горлинками была в дохристианские времена установлена в Храме в Киеве.
Обращаясь к Диду и к Матушке Ладе, славянам верилось, что с их благословения можно построить истинную супружескую любовь – на всю жизнь. Если постоянно с радением идти к этим божествам, то супругам не придется переживать угасание своих чувств друг ко другу.
Вот, что пишет про Дида Глинка Г. в своем исследовании «Древняя религия славян», описывая его функции в пантеоне славянских богов:
Основные даты и символика почитания Дида
Даты почитания Бога Дида славянами – 23 и 24 февраля (у некоторых славян – 22 февраля). Два дня, в которые особо почитаются все мужчины славянских родов, а также семьи приходят на поклон с благодарностью к Богу Диду – сыну Матери-Рожаницы Лады. Нельзя путать такой светлый и солнечный день с ночным периодом празднования дня Дидов (Дедов), который славяне почитают с 31 октября по 1 ноября.
Среди символов при почитании Дида очень важную роль играли птицы, олицетворяющие светлые вышние силы. Символом Дида среди птиц являются две горлицы (или, как их еще называют в других славянских народах – горлинки). Цветы, которые Дид особо предпочтет другим, – это васильки. Требу этому Богу наши предки приносили из ягод, цветов и веселых песенных сложений. Подношение творили всей семьей, приходили к Богу все.
Среди мифологов некоторые считают, что постановка слов «Дид-Ладо» (рефрен) часто звучат в песнях славления, где одновременно чтят и Дида, и его Матушку – Ладу, Небесную Царицу, Богородицу. Близкие по духу их силы, родственная связь – все это дает славянам повод объединять в единое целое Ладу и Дида. Все приставки «дед» не имеют связи с рассматриваемым Богом, если только они напрямую не связаны с ним.
Вот каким образом такие рефрены могли употребляться:
Ой-дид-Ладо… (исконная форма)
Ой дид со Ладою…
Ай де младо…
Ай же младо…
Ой диди Ладо…
Диди Лада…
Та в ладу ладом…
Процесс подсечного (или любого другого) земледелия у славян проходил всегда на позитиве – со всякими песнями-радовками (радующими, ободряющими словами):
А мы сечу чистили, чистили,
Ой-диди-ладу чистили, чистили!
А мы просо сеяли, сеяли,
Ой-диди-ладу сеяли, сеяли!
А мы пашню пахали, пахали,
Диди-Лада пахали!
А мы нивку орали, орали,
Та в ладу ладом орали.
Или вот еще припевка-приговорка во время земледельческого труда:
А мы чищобу чистили, чистили,
Диди-Лада чистили!
А мы пашню пахали, пахали,
Диди-Лада пахали!
А мы просу сеяли, сеяли,
Диди-Лада сеяли!
А мы просу пололи, пололи,
Диди-Лада пололи!
А мы просу жинали, жинали,
Диди-Лада жинали!
А мы снопы, вязали, вязали,
Диди-Лада вязали!
А были еще приговорные песни для удачных походов в лес:
Благослови, троица богородица,
Нам в лес пойти,
Нам венки завивать!
Ай, Дидо, ай, Ладо!
Любили древние славяне призывать ладную силу, прилаживать, да силу любви и крепости созывать, коею можно смело назвать силу Дида. Такой процесс у славян назывался – ладование. То есть это такое время, когда все приводится в лад. Да не просто делами, но еще и «присаливалось» словами. Исследователи славянской мифологии полагают, что это вообще отличительная черта славянских народов – стараться всегда быть в ладу с Природой и со своими близкими и дальними.